Шестого февраля на территории Турции и Сирии произошло сильнейшее землетрясение, унесшее жизни более тридцати семи тысяч человек!
Мои самые искренние соболезнования всем гражданам Сирии и Турции.
У меня есть друзья в Турции, наши музыканты, которые давно уехали из Грузии и работают в турецких оркестрах и в музыкальных школах. Чувствуют они себя там сравнительно неплохо, имеют более или менее нормальный доход и возвращаться пока не собираются, так как у нас в Грузии хороших условий для классических музыкантов нет. Сейчас, после той ужасной трагедии, кое-кто из них начал подумывать, а не пора ли, мол, собираться домой? Страшное землетрясение послужило, как сейчас говорится, определенным «триггером», дабы задуматься о своем будущем. Хотя, думаю, когда первая волна стресса, а затем и вторая схлынут, они пересмотрят свое решения о возвращении. Не знаю, как в Сирии, но я уверен: в Турции постепенно жизнь наладится – оплачут погибших, разберут жуткие завалы и потихоньку, шаг за шагом, все вернется на круги своя и снова нужны будут и оркестры, и педагоги, и музыкальные школы. Вернее, они снова начнут функционировать в прежнем режиме.
Возвращаться же нашим музыкантом назад и искать в Грузии работу по специальности будет очень хлопотно. Нашу ситуацию я бы оценил строчками их любимого Высоцкого:
«Мишка – врач, он вдруг затих:
В Израиле бездна их.
Гинекологов одних –
Как собак нерезаных;
Нет зубным врачам пути, –
Слишком много просится.
Где ж на всех зубов найти?
Значит, безработица».
Вы поняли, о чем я, и разговор сейчас не про Израиль и тем паче не про врачей. Как раз врачи у нас намного более востребованы, чем музыканты, так как болеть люди не перестали, а скорее, наоборот.
А вот музыкантам найти достойную работу в Грузии очень сложно. Даже если они ее найдут, оплачивается музыкантская деятельность весьма скудно. Наверное, когда-нибудь, в далеком будущем, такая безрадостная ситуация у нас изменится и наши музыканты станут хорошо зарабатывать, а не считать копейки до получки. Но пока что служители скрипичных и басовых ключей у нас живут весьма скромно и экономно. И поэтому все, кто смог, уехал в разные страны, начиная от Турции и Греции и кончая Аргентиной и Австралией. Очень далеко они сейчас от родных пенатов, но что им делать? Живешь всего раз, и хочется прожить так, чтобы не было мучительно больно. Мучительно больно за то, что родился не в той стране и не в то время. Многие уехавшие музыканты думают по истечении лет вернуться обратно. Планируют получать нормальную зарубежную пенсию, а жить у себя на родине. С зарубежной пенсией в Грузии живется неплохо.
Вот такой безрадостный быт у наших музыкантов.
Почему же сложилась такая ситуация? А потому, что в свое время грузинская госконсерватория выпускала большое количество музыкантов, многие из которых после перестроечных лет остались без работы. И до перестройки, в советские времена, музыканты, если они не были исполнителями первой или хотя бы второй величины, зарабатывали не особенно много. Но тогда все получали по минимуму – и скрипачи, и инженеры, и врачи, и прочие физики и лирики.
Тбилисская государственная консерватория славилась своими педагогами и выпускниками. У нас была очень хорошая исполнительская школа, особенно струнная и вокальная. И им, струнникам и певцам, устроиться на работу было значительно легче в оркестр или в хор. Вот с пианистами было сложнее. Концертирующими пианистами стали считанные единицы. Подавляющее же большинство клавишников пошли в учителя музыки или, в лучшем случае, аккомпаниаторы. Конечно, важны и педагоги, и аккомпаниаторы, но для нашей немногочисленной страны, наверное, не нужно было в свое время ежегодно выпускать столько музыкантов. Скорее, их не надо было в первую очередь впускать в стены консерватории. Когда я поступил в консерваторию, на мой курс набрали 62 пианиста! Ну, пианистами, может, нас называть было слишком смело; скажу по-другому – на фортепьянное отделение набрали 62 человека. И в те годы это считалось нормальным количеством. Но даже тогда я своим юным разумом подумывал, а зачем пятимиллионной Грузии каждый год такое количество клавишников? То есть через пять лет мы, 62 человека, должны были получить дипломы педагога-исполнителя фортепианного отделения и начать работу по специальности. Кстати, ни один из нашего курса, из шестидесяти двух выпускников, не стал концертирующим пианистом. Фактически педагоги выпускали педагогов.
В 70-х годах прошлого века учиться в консерватории считалось очень престижным, особенно для представительниц наипрекраснейшего пола. Музыкальную же семилетку окончила добрая половина моих друзей и знакомых. Надо сказать, мало кто об этих семи годах занятий музыкой вспоминает с удовольствием – все учились из-под палки. Но тогда отдавать родное чадо на музыку было делом житейским. В редкой тбилисской семье не было пианино, а в более зажиточных домах стояли величавые рояли. Думаю, что в процентном отношении Грузия по количеству клавишно-струнных музыкальных инструментов с ударным (молоточковым) способом звукоизвлечения (оно же пианино) в Союзе занимала первое место. Интересно, а как сегодня обстоит у нас дело в этом направлении? Во всяком случае, сегодня дети и внуки моих знакомым и друзей редко кто ходит на музыку. Время другое, теперь больше в моде другие дисциплины – в первую очередь иностранные языки и информатика. А еще, наверное, спорт и танцы.
В консерваторию же в нынешнее время из отпрысков моих многочисленных знакомых поступили только две девушки, кстати, обе весьма талантливые в музыкальном плане. Было бы и правда грешно им идти в другие вузы. Но это скорее исключение из сегодняшней нормы.
В наше время мы, учившиеся в консерватории, считали себя чуть-чуть небожителями. Поступить в наш вуз было очень сложно, ведь кроме (к слову) блата и знакомства, надо было еще иметь музыкальный слух и сносно владеть тем или иным инструментом. Если, к примеру, какого-нибудь подающего надежды спортсмена могли «впихнуть» в престижный в то время медицинский вуз или в институт иностранных языков, то в консерваторию это не получалось.
Господи, как это все было давно… и было ли?
Основной кузницей для Тбилисской консерватории была Центральная музыкальная школа им. Захария Палиашвили – так называемая Десятилетка для одаренных детей. В тот далекий 1978 год практически весь наш выпускной класс попал в консерваторию – и мы были страшно этим горды. Попасть-то мы попали, но, наверное, не думали, а чем же мы будем заниматься, когда закончим? Я уже не помню свои ощущения в тот первый год, – ощущения о том, чем же я собирался заниматься дальше, после окончания высшего музыкального заведения. Неужели я думал, что из меня выйдет пианист? Видимо, все-таки нет, так как, закрыв второй курс, я вовремя опомнился и перевелся на музыковедческое отделение. И тихо мирно закончил учебу музыкальным историком-середнячком.
Сегодня в нашу консерваторию поступают довольно редко; народ понял, что педагогикой и аккомпаниаторством много не заработаешь. Во всяком случае, в нашей стране. Преподавание в музыкальных школах и в консерватории оплачивается очень плохо, это я знаю не понаслышке. Не знаю, как обстоят дела в других творческих вузах – в театральном институте и в Академии художеств. Не думаю, что там ситуация лучше. В театральный в моей молодости тоже многие рвались: запах кулис, съемки в фильмах, работа на телевидении, узнавание на улице и автографы – все это манило молодых людей, и они пытались попасть к Мельпомене в объятия, думая, что каждый из них станет звездой.
Несколько лет тому назад я имел разговор с одним молодым человеком, который мечтал поступать в театральный и стать голливудской кинозвездой. Я, хорошо знакомый с кухней театрально-закулисной жизни, так долго и страстно отговаривал его от подобного шага, что он, не поверите, поверил мне и пошел заниматься гораздо менее хлопотливым делом – политикой. Теперь я его вижу в подтанцовке очень несимпатичного мне политического крикуна, и думается мне, что лучше бы он шел в артисты. Здоровее был бы.
Так вот, к чему я все это говорю? А к тому, что партия и правительство должны, наверное, более активно помогать музыкальным учебным заведениям, начиная со школ и кончая консерваторией. Не знаю как и где, но надо выискивать внутренние и внешние финансовые резервы, дабы педагоги и оркестранты не чувствовали себя отщепенцами, по сравнению с менеджерами, мерчендайзерами и охранниками. Профессия музыканта должна снова стать престижной и, соответственно, хорошо оплачиваемой. Да, конечно, не надо принимать на фортепьянное отделение 60 человек. 4-5, наверное, будет достаточно. Но эти четыре-пять должны знать, что потом, если из них не выйдет концертирующих пианистов, они смогут преподавать и не перебиваться с хлеба на квас, а иметь достойный заработок.
Я в очередной раз говорю банальности, но, честное слово, я так много слышу от своих бывших коллег по музыкальному цеху, мол, ничего в их отрасли не меняется, а цены растут, что душа моя начинает болеть.
В главном законодательном органе Грузии есть комитет по культуре, которым, кстати, руководит Элисо Болквадзе, пианистка, многократная победительница разных международных фестивалей. Более двух лет она работает в парламенте, но, честно говоря, я ничего не слышал о ее новаторских идеях и законопроектах для улучшения быта наших музыкантов. Может быть, там творятся какие-то судьбоносные дела, но мне о них неизвестно. Во всяком случае, на благосостоянии моих бывших сокурсников эти дела никак не отражаются.
Хотя, наверное, зарплаты и финансы должны разрабатывать Министерство культуры и городской комитет по культуре, в чьем ведомстве находятся музыкальные школы.
В общем, все очень хило в этом направлении.
И поэтому, когда мои друзья из далекого и ближнего зарубежья меня спрашивают совета, возвращаться им или нет, я молчу и отворачиваюсь.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
