ПРАГА---Вчера в Украине в боях под Бахмутом погиб еще один грузинский боец – Джаба Хоперия. Об этом через социальные сети сообщил его отец. Число грузин, погибших с 24 февраля в боях на стороне Вооруженных сил Украины, таким образом, приблизилось к 30-ти. Вместе с Джабой Хоперия, так же, как и с другими грузинами, ушедшими сражаться в Украину, воевал Алексей Бобровников – украинский журналист, наш Гость недели.
– Алексей, у вас сегодня был печальный пост о гибели Джабы Хоперия…
Джаба был удивительно юморной, живой, потрясающе добрый и, конечно, очень сильный – такой грузинский Голиаф, который был тяжеловесом, – вот такой был парень
– Джаба воевал в «Карпатской сечи» (сводная штурмовая рота в составе 93-й отдельной механизированной бригады – Э.К.). Джаба приехал в Украину в те же дни, когда приехало наше маленькое подразделение. Тогда, когда мы приехали с Гигой Робакидзе, Дато Кацарава и Давидом Ратиани, который погиб в Ирпене. Примерно в те же дни Джаба приехал в Киев, и он воевал за Киев, а затем он воевал по харьковскому направлению и по херсонскому, – он был на всех фронтах этой войны. Но именно киевские бои я помню очень хорошо, потому что это были бои, где мы потеряли наших лучших ребят, и это были бои, которые были также сопряжены с каким-то очень фронтовым, очень черным, но очень бытовым, наверное, каким-то житейским юмором войны. Один из эпизодов с Джабой, который я никогда не забуду, – это тот момент, когда он получил неправильную установку, неправильное предупреждение о том, что вражеская диверсионная группа будет выходить на его позицию вечером и днем 15 марта. И нас спасло то, что мы были знакомы, потому что он потом долго подшучивал надо мной, говорил: «Я твои толстые очки узнал бы и без оптического прицела». Он увидел меня – своего приятеля, которого он знал по Тбилиси, – в оптический прицел, и он был единственным человеком в их подразделении, у кого была оптика и кто должен был открывать огонь в день первым. И это был Джаба, который все проверял до последней минуты, до последнего какого-то движения пальца – вот такой был человек. Он был удивительно юморной, живой, потрясающе добрый и, конечно, очень сильный – такой грузинский Голиаф, который был тяжеловесом, – вот такой был парень.
– Как погиб Джаба?
– Я не знаю пока деталей. Я думаю, завтра я буду видеть его друзей по последнему подразделению, где он воевал – на тот момент он был в «Карпатской сечи». Мы в последний раз с ним созванивались недели две-три назад, но без подробностей, – он был где-то по донецко-луганскому направлению, но детали я, наверное, буду знать только завтра.
– Несколько месяцев назад вы потеряли еще одного друга, Давида Ратиани…
– Да. Давид погиб в те же дни в боях за Ирпень, и это были как раз те дни, когда этот эпизод с Джабой произошел.
– Как я поняла, вы воюете рядом с грузинами. Как это получилось?
– Сейчас я не на фронте, я не на фронте последние полгода. Я был в составе грузинского взвода, в составе интернационального легиона первые два месяца.
– Вы попросились в их батальон намеренно или это случайность?
Дато сказал мне: «Я знаю, что у тебя здесь все не очень хорошо, но мы едем в Украину. Ты с нами?» И это было такое решение, какое ты принимаешь за считанные доли секунды, конечно, и было понятно, что мы едем вместе
– Я был в Тбилиси, когда началась война, и мы буквально через несколько часов встретились тогда с Давидом Кацарава и с ребятами из его «Антиоккупационного движения», которое старается мониторить линию разграничения с врагом – там, где они ведут всякие дестабилизационные действия, похищают людей, иногда их убивают и пытают, а Кацарава и его ребята стараются как-то этому препятствовать и мониторить эту ситуацию. Мы договорились тогда, что если война перекинется на Грузию – мы еще не знали планов (Владимира) Путина, – то будем воевать вместе. Но так получилось, что основной его удар пришелся на Украину, и мы через несколько дней созвонились с Дато, он сказал: «Я знаю, у тебя не очень сладкое положение в Украине…» Он знал, что у меня были неприятности с нашими службами в связи с расследованиями некоторых криминальных дел здесь, на нашем фронте, еще времен гибридной войны. И вот Дато сказал мне: «Я знаю, что у тебя здесь все не очень хорошо, но мы едем в Украину. Ты с нами?» И это было такое решение, какое ты принимаешь за считанные доли секунды, конечно, и было понятно, что мы едем вместе. И вот так мы отправились на фронт.
Тогда «Грузинская мечта» не выпустила два чартера с грузинскими добровольцами, правящая партия Грузии не дала грузинским добровольцам примкнуть к сопротивлению против московской агрессии. И мы выезжали маленькими группами – очень крохотными компактными группировками, в первой из которых была группа в составе Давида Кацарава и Давида Ратиани, Гиги Робакидзе, меня и Надима Хмаладзе. Затем к нам примкнул Гия Бериашвили, который тоже погиб через две недели в Ирпене. И вот так произошло первое такое маленькое подразделение, часть которого сейчас продолжает воевать на фронте, и некоторые из ребят продолжают держать бахмутское направление.
– Алексей, вы так тесно общаетесь с грузинами, которые ушли на войну в Украину, наверняка вы знаете, какова вообще основная мотивация у этих ребят?
Грузины, как никто, знают, что такое любое перемирие с Россией, любая попытка якобы умиротворения монстра, а на самом деле, просто возможности получить для него паузу, перегруппироваться, собраться с силами, но подмять под себя страну и уничтожить ее
– Я думаю, что первая и самая главная – это ощущение того, что империя не остановится нигде и никогда, и нужно сделать все возможные действия для того, чтобы ударить на упреждение, ответить на удары, принять удар там, где это не несет еще опасности непосредственно для их семей – их жен и детей, их матерей и отцов. И грузины, как никто, знают, что такое любое перемирие с Россией, любая попытка якобы умиротворения монстра, а на самом деле, просто возможности получить для него паузу, перегруппироваться, собраться с силами и новыми – или милитарными, или гибридными, или коррупционными методами, методами «серой зоны», – но подмять под себя страну и уничтожить ее. И это понимают грузинские добровольцы и грузинские солдаты как никто другой. Это прекрасно знал Давид Ратиани, который потерял свой дом в Сухуми, местийский сван, выросший в Сухуми. Это как никто понимает Мамука Мамулашвили – командир «Грузинского легиона», у которого вся семья, – а он из семьи Бакрадзе, из такой, очень известной и старинной фамилии, – воевала с Россией много лет. Это же понимал и Джаба Хоперия, чей отец воевал в абхазской войне и сейчас в Украине, насколько я знаю, помогает фронту, и был свидетелем жизни своего сына и того, как сын пошел по его стопам.
– Алексей, а вас не шокирует отношение в Грузии к грузинским солдатам в Украине? Я не имею в виду общество, я имею в виду власти.
Когда добровольцы едут на фронт, когда они – не символ, и когда это не прах, возвращающийся домой, а когда это боец, едущий на линию фронта и едущий воевать, – такой оппозиции, сопротивления со стороны вот этой как бы правящей элиты в Тбилиси, конечно, я не ожидал
– Я помню случай с одним из грузинских бойцов-добровольцев, погибших в Луганской области на фронте с Россией, в 2014-м или 2015-м году, – тогда менее кровавом и таком, гибридном, но тем не менее где происходили снайперские и артиллерийские дуэли, – так вот, его тело или не удалось, или с трудом удалось доставить на родину, и это, конечно, было каким-то поразительным и страшным моментом, зная грузинскую традицию и зная приверженность грузин к той идее, что их солдат должен покоиться на родной земле. И вот особенное отношение к этому ритуалу, особенное отношение к семье, к ее воссоединению, даже в таких, самых трагических обстоятельствах, – это один из моментов. Но в эти месяцы, наверное, боясь какого-то общественного мнения, боясь просто гнева общества, грузинское правительство уже не вело себя так цинично по отношению к погибшим. Президент Грузии Саломе Зурабишвили была среди тех, кто встречал тела Давида Ратиани и Гии Бериашвили, которые были с почестями похоронены… Но это речь о ритуале, а когда речь идет о реальной войне в той еще фазе, когда добровольцы едут на фронт, когда они – не символ, и когда это не прах, возвращающийся домой, а когда это боец, едущий на линию фронта и едущий воевать, – такой оппозиции, сопротивления со стороны вот этой как бы правящей элиты в Тбилиси, конечно, я не ожидал. Даже будучи в какой-то степени политическим обозревателем и журналистом, я подобного не ожидал. И два чартера помню, которые не были выпущены тогда из Грузии, – это был, в общем, целый батальон, который тогда уже мог изменить ход войны. Поэтому я считаю, что это прямой саботаж, это фактически работа на противника, это фактически коллаборация с противником, и, конечно, «Грузинская мечта» действовала здесь в интересах Кремля и делала это осознанно и цинично.
– Вы какое-то время жили в Грузии. Как это получилось?
– 11 лет назад, когда в Украине к власти пришел Виктор Янукович, – абсолютно прокремлевская фигура, – я посчитал абсолютно бессмысленным оставаться в новостях и работать в новостийной журналистике в Киеве. Я уехал написать книгу про традиции смеси христианства и язычества, очень любопытного такого религиозного микса, который в Грузии очень интересен, – это такое, что-то смешанное христианство с дохристианскими верованиями, с культом Диониса, вот об этой всей истории, которую я тогда исследовал как журналист и этнограф. Я делал это 10 лет назад, тогда вышла книга под названием «Крайности Грузии», я, в общем, писал ее тогда, и с тех пор у меня огромное количество друзей и как бы союзников на всех уровнях в Тбилиси и по всей Грузии, начиная от Сванетии и заканчивая Кутаиси или Батуми в Западной Грузии. А затем, уже вернувшись в Украину и расследуя несколько фронтовых преступлений с участием и нашей стороны, и ФСБшников, которые разлагали наши силовые структуры, я на несколько лет вынужден был покинуть Украину, и последние месяцы перед войной жил в Грузии, делая то, что я привык делать, – это журналистика. И в тот самый момент, перед началом этой войны, так получилось, что мы сдружились с группой «Антиоккупационного движения» Давида Кацарава, и понимали, что если война начнется и вспыхнет по всем территориям, на которые открывает свой рот последняя империя Европы, то наша роль будет важна и в Грузии. Но случилось так, что именно в этот момент мы были нужнее всего в Украине, и здесь мы и оказались.
– А сейчас вы свободный журналист или работаете на какое-нибудь издание?
Мы делаем такую независимую картинку того, как Украина влияет на мир и как мир влияет на Украину – не то, что хочется видеть в розовых очках, а то, как мир смотрит на Украину и она на него глазами инсайдеров и людей из этих мест
– Нет, не свободный, я с этой недели работаю на англоязычное издание, мы с коллегами делаем проект, который называется UMN — Ukrainian Media Network. Это такое независимое абсолютно СМИ, потому что мы живем за счет донатов, а не за счет государственного или олигархического, или какого-то грантового финансирования. И делаем мы такую независимую картинку того, как Украина влияет на мир и как мир влияет на Украину, расширяем нашу сеть корреспондентов по всему миру и стараемся как бы щупать такую реальную реальность – не то, что хочется видеть в розовых очках, а то, как мир смотрит на Украину и она на него глазами инсайдеров и людей из этих мест. И людей, которые так или иначе не заангажированы и не являются частью политической игры, но дают нам реальную картину происходящего вокруг нас, и того, как это все влияет на нас, поскольку Украина, конечно, сейчас на острие всех возможных событий.
– Вы не вернетесь на фронт?
– Это будет зависеть от того, как будут развиваться события на фронте. Я не профессиональный военный, поэтому моя роль на фронте необходима, как и многих добровольцев, которые не имеют профессиональной и всеобъемлющей подготовки, – в момент наиболее жесткого обострения, когда нужна масса, количество, когда оно просто жизненно необходимо, как это было в марте, в апреле и в начале мая этого года. Вот при таком сценарии я, конечно, буду снова на фронте.
Форум