«Там, на этой лестнице, я раз и навсегда понял, что означает фраза «загнать в угол». В подъезде жили крысы. И мы с друзьями все время гоняли их палками. Один раз я увидел огромную крысу и начал преследование, пока не загнал ее в угол. Бежать ей было некуда. Тогда она развернулась и бросилась на меня. Это было неожиданно и очень страшно. Теперь уже крыса гналась за мной. Она перепрыгивала через ступеньки, соскакивала в пролеты. Правда, я все равно был быстрее и захлопнул дверь перед ее носом». Это цитата из книги «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным», написанной на скорую руку близкими к Кремлю журналистами в 2000 году после стремительного возвышения фигуранта. Эпизод с крысой сегодня может показаться искаженным, макабрическим отражением бессмертного рассказа Хулио Кортасара, в котором человек и аксолотль сверхъестественным образом меняются телами. В точке, где их миры соприкасаются, начинает расширяться пространство свободного выбора – экзистенциального, культурного, философского, в питерском же подъезде оно съежилось до единственного варианта: «Спасайся любой ценой!» Подросток смотрел на крысу, крыса смотрела на подростка, шли секунды, месяцы, годы, и шесть десятилетий спустя невыносимая, смертная тоска растеклась чернильным росчерком под указом о мобилизации в России, объявленной 21 сентября в Международный день мира.
Она вкупе с проведением «референдумов» о присоединении к РФ областей, оккупированных ею в Украине, стала попыткой ответа на военно-политический кризис. В недавнем прошлом сценарий мобилизации сотен тысяч людей и ведения боевых действий крупными сухопутными соединениями не рассматривался российскими политиками и экспертами как реалистичный. Остатки несовершенной, но работоспособной советской мобилизационной системы демонтировались, новые программы в основном оставались на бумаге – количество граждан, прошедших хоть какую-то переподготовку после завершения военной службы, сегодня на порядок ниже, чем в СССР. Одни пополнят потрепанные подразделения, и это будет похоже на переливание крови раненому, других объединят в новые, которым понадобится компетентный командный состав, подготовка, вооружение, всевозможное снаряжение, средства связи (что-то устарело, чего-то мало – порой критически), и, наконец, стабильное тыловое обеспечение, а оно исторически, и особенно сейчас, является ахиллесовой пятой российской армии. Если количество войск на фронте возрастет примерно в полтора-два раза, а склады, хранилища горючего и транспортные артерии будут подвергаться интенсивному воздействию высокоточного оружия ВСУ, положение войск РФ ухудшится и стратегия сузится до «затыкания мясом» дыр во фронте в худших традициях российской военной мысли.
Из регионов России постоянно приходят новости о гримасах мобилизации, например, о том, как повестку вручили 60-летнему сержанту. Чтобы разобраться в подобных делах и исправить наиболее вопиющие ошибки, военкоматам потребуется какое-то время – используя известную метафору, можно сказать, что в работающий кое-как механизм попадут песчинки. Одну или несколько он перемелет без труда, но таких песчинок тысячи, и к ним добавятся новые на стадии подготовки, снабжения и т. д., и шестеренкам будет все труднее вращаться. Меры, которые принимает российское руководство сейчас, не являются неожиданными – это реакция на углубляющийся кризис, похожая на бросок отчаявшейся крысы из питерского подъезда, и ее можно было просчитать заранее. К тому времени, когда в лучшем для Кремля случае система со скрипом, вопреки недовольству населения справится с поставленными задачами, украинская сторона после консультаций с союзниками создаст вызовы нового типа. Они почти наверняка будут ассиметричны по отношению к нынешним шагам Кремля. Мобилизация сотен тысяч плохо обученных, едва управляемых и немотивированных граждан или т. н. референдумы не смогут стать адекватными военными и политическими ответами на них. И многие аналитики, предугадывая новый «бросок крысы», указывают на угрозу применения ядерного оружия.
О ней часто пишут так, словно гадают на кофейной гуще, поэтому, помимо доктринальных документов, стоит обратиться к некоторым публикациям, раскрывающим взгляды военно-политического руководства РФ на проблему. Среди них можно выделить вышедшую в прошлом году брошюру «Вопросы эскалации и деэскалации кризисных ситуаций, вооруженных конфликтов и войн». Ее авторы – бывший секретарь Совбеза Андрей Кокошин, бывший глава Генштаба Юрий Балуевский, бывший начальник ГРУ Александр Шляхтуров и ключевой российский эксперт в сфере стратегических вооружений, бывший начглавштаба РВСН Виктор Есин. В ней представлена 17-ступенчатая лестница эскалации (адаптированный или, если угодно, кастрированный вариант 44-ступенчатой американской лестницы Германа Кана), но она примечательна, прежде всего, повышенным вниманием к психологической составляющей проблемы, правдоподобности угрозы применения ядерного оружия, вынуждающей противника идти на уступки. Еще в 1999-м менее титулованные офицеры (Левшин, Неделин, Сосновский), отталкиваясь от плачевного состояния буксовавшей в Чечне российской армии и, возможно, под впечатлением от воздушной кампании НАТО в Югославии, опубликовали в «Военной мысли» статью «О применении ядерного оружия для деэскалации военных действий». В ней был следующий абзац: «Реализация функции деэскалации подразумевает реальное применение ЯО как для демонстрации решимости, так и для непосредственного нанесения ядерных ударов по противнику. Эту задачу целесообразно решать с использованием нестратегического ядерного оружия, в первую очередь ОТЯО [оперативно-тактического ядерного оружия], что может исключить «обвальную» эскалацию применения ЯО – вплоть до обмена массированными ядерными ударами, наносимыми стратегическими средствами. В этом случае, как нам представляется, наиболее приемлемым для противника станет прекращение военных действий».
Проблема правдоподобности является для российских авторов важнейшей, они возвращаются к ней вновь и вновь, отдавая себе отчет в том, что «убедительность такой угрозы находится в зависимости от рисков и издержек, которые могут присутствовать у сдерживающей стороны при демонстрации такой угрозы» (из статьи, опубликованной авторами брошюры в «Независимом военном обозрении»). Советский Союз, как бы мы к нему ни относились, выступал в другой весовой категории, его слова и поступке воспринимались в Вашингтоне и во всем мире иначе. Исходя из этого, военно-политическое руководство России изо всех сил старается не выглядеть «легковесом», чему отнюдь не способствуют его провалы в Украине. Намеки на применение ТЯО зачастую расценивают как блеф слабого, зарвавшегося игрока. Тем не менее посол США в Украине Бриджит Бринк сообщила на днях, что Соединенные Штаты вместе с партнерами обсуждают ответные действия на возможный ядерный удар со стороны России или использование в таких целях Запорожской АЭС. Бывший главком армии США в Европе Бен Ходжес назвал риск применения ЯО Россией маловероятным и добавил, что Вашингтону придется непременно ответить, но ответ необязательно будет ядерным. Директор Центра стратегии и безопасности при Атлантическом Совете Мэтью Кронинг сказал, что «лучшим ответом США на применение ядерного оружия может стать усиление поддержки Украины и нанесение ограниченного удара обычными средствами по российским силам или базам, начавшим атаку» (Washington Post). Газета сообщила, что администрация Байдена предупредила Кремль о серьезных последствиях, но намеренно не уточнила, какие формы они примут.
В 2020-м эксперт Венского центра по разоружению и нераспространению, участник советско-американских переговоров по контролю над вооружениями в 80-90-х годах Николай Соков рассказал российскому «Коммерсанту», что еще «в 1996 году министр атомной промышленности Виктор Михайлов [официальное название органа в тот период – Министерство по атомной энергии] предлагал для целей, которые задним числом можно назвать деэскалацией, произвести значительное число боеприпасов сверхмалой мощности». Соков также заявил, что в 1999 году, когда в «Военной мысли» появилась упомянутая выше знаковая статья, Академия РВСН опубликовала исследование об «эскалации для деэскалации», и в нем «речь шла о том, что в широкомасштабном неядерном конфликте с высокими ставками Россия может пересечь ядерный порог, если окажется на грани поражения. Насколько ограниченным было бы применение, осталось неясным. Есть основания считать, что очень ограниченным».
Натужный энтузиазм кремлевской пропаганды пока не позволяет многим гражданам России увидеть, что «грань поражения», возможно, ближе, чем кажется. Но и владеющие объективной информацией российские стратеги рискуют столкнуться с принципиальным противоречием. Лестница эскалации в их восприятии подразумевает быстрое восхождение на следующую ступень с нарастающей интенсивностью обмена ударами либо деэскалацию с политическими уступками. Но силы неравны, и в арсенале США есть и другие инструменты, помимо ядерных и обычных вооружений, – тотальные санкции, блокада, воздействие в сфере программного обеспечения в «узких местах» российской инфраструктуры и т. д. Они создадут бесчисленные вызовы основам функционирования и выживания российского государства в очень короткий период времени, и с ними системы управления и жизнеобеспечения, которые, обрабатывая информационные потоки, еле дышат сегодня в относительно щадящих условиях, по всей видимости, не справятся. С точки зрения движения вверх и вниз по лестнице эскалации такая стратегия будет выглядеть «неправильной», «горизонтальной» и парадоксальной, однако Вашингтон вряд ли прибегнет к шаблонным, предсказуемым мерам. Помощник президента США по национальной безопасности Джейк Салливан в интервью CBS высказался прямо и недвусмысленно: «Любое применение ядерного оружия будет иметь катастрофические последствия для России».
Вернувшись к образу загнанной в угол питерской крысы, важно понять, что она не анализирует большинство сигналов и не видит мир во всей сложности. Ее зрение становится туннельным, а сознание стремится интерпретировать любое явление как сигнал к действию «Нападать» или «Бежать». Поэтому надежда на то, что напуганная холодной зимой, ядерной угрозой или реальным, демонстративным применением ЯО «Старая Европа» вынудит Украину и ее ближайших союзников дать Путину «какую-то победу» (недавнее выражение Сергея Караганова – бывшего советника Ельцина и затем Путина), выглядит в рамках этой упрощенной картины мира куда более реалистичной и осязаемой, чем расчет на несколько ходов вперед, подтверждающий бесперспективность шантажа, который, скорее всего, приведет не только руководство, но и народ России к страшным результатам. В Москве есть серьезные аналитики, и они могут оценить и описать эту перспективу, но Путин вряд ли услышит их, даже если каким-то чудом выслушает. «В системе нет никого, кто мог бы эффективно сказать Путину, что он поступает неправильно», – заявил вчера в эфире CBS госсекретарь США Энтони Блинкен. Вероятность того, что за угрозами признания сепаратистских образований, аннексии территорий, вторжения в сопредельные страны, отключения Европы от газа и т. д. последует ядерный шантаж, весьма высока и выглядит вполне органично в контексте предыдущих событий.
Примерно в получасе ходьбы от Баскова переулка, где в доме №12 Владимир Путин и его приятели гоняли крыс, находится знаменитый Мариинский театр. За 60 лет до рождения нынешнего президента РФ на его сцене состоялась премьера балета Чайковского «Щелкунчик». Либретто для него создал Мариус Петипа на основе «Истории Щелкунчика» Александра Дюма, которая представляла собой крайне вольный, изменивший суть и смысл оригинального произведения, перевод сказки Гофмана. Она называлась «Щелкунчик и Мышиный король» и была более многослойной в символическом и философском плане. Второй персонаж в ходе неоднократных переделок не только выпал из названия, но и опустился до уровня злобного антагониста из дешевого комикса. А ведь мышиный (или крысиный) король хоть и малоприятный, отталкивающий, но интереснейший феномен. Изредка люди находят мышей или крыс, хвосты которых спутались или срослись так, что они не могут отделиться друг от друга. В Средневековье многоголовым «крысиным королям» (у гофмановского было семь) приписывали власть над другими грызунами и связывали их с грядущими бедствиями. Составные части такого «короля», конечно же, не обладают единым разумом или волей, но создавшееся положение вынуждает их сосуществовать ради выживания и в то же время конкурировать за лучшие куски пищи. Этот образ нередко встречается в литературе; в данном случае его можно использовать как метафору для описания правящей элиты, в частности – современной российской. То, что комментаторы, упрощая, называют «Путин», далеко не всегда является единым целым – зеркальная синекдоха раз за разом создает образ крысиного короля и вновь дробит его на части.
В наши дни такие клубки грызунов находят очень редко, в последний раз это случилось в Эстонии 21 октября 2021 года. В тот день на заседании Валдайского клуба Владимир Путин говорил о ядерной войне в весьма зловещем контексте. Перед этим он в очередной раз признался в любви к наследию Ивана Ильина: «Читаю до сих пор. У меня книжка лежит на полочке, и время от времени снимаю, читаю», что, вероятно, было демонстративным ответом критикам (книга Тимоти Снайдера «Дорога к несвободе» и др.), утверждающим, что распространение идей Ильина в Кремле способствует фашизации России. К теме ядерной войны Путина подвел Дмитрий Суслов из Высшей школы экономики (начал работать в ВШЭ в 2006-м, когда упомянутый выше Караганов стал там деканом факультета мировой экономики и политики): «Вы сегодня отметили в своем выступлении, что противоречия в мире, как международные, так и внутригосударственные, достигли такого уровня, при котором в предыдущей эпохе вообще возникали мировые войны. Пока мы мировой войны не наблюдаем, по крайней мере, горячей… наверное, мы ее не наблюдаем, потому что есть ядерное оружие в мире, – но означает ли это, что ее и в принципе произойти не может? И ведь если ее произойти не может, то тогда получается, как по Достоевскому: если нет Бога, то все возможно. То есть если нет угрозы мировой войны, то это полная безответственность: можно сделать все что угодно, потому что мировой войны не будет, какие [тогда] преграды для агрессивной политики?» Далее последовал пропагандистский пассаж о борьбе России за мир, но он менее интересен, чем попытка вывернуть слова Достоевского наизнанку.
Цитаты «Если Бога нет, все позволено» (а не «возможно» – это тоже характерное передергивание), которую приписывали Достоевскому многие замечательные мыслители от Лакана до Жижека, на самом деле не существует. Это квинтэссенция нескольких мыслей Ивана Карамазова и его собеседников. Ее основой послужил следующий отрывок из «Братьев Карамазовых»: «…если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие. Иван Федорович прибавил при этом в скобках, что в этом-то и состоит весь закон естественный, так что уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, все будет позволено, даже антропофагия». Подлинная, «разархивированная» цитата позволяет лучше понять суть манипуляции Суслова, который поместил ядерную войну, перечеркивающую веру в бессмертие человечества, на место Бога героев Достоевского, искавших в любви точку опоры.
Путин ответил в привычной манере: «Мы очень много говорим позитивного, важного, но многие вещи наши партнеры предпочитают просто не замечать. Поэтому просто так говорить бессмысленно, надо добиваться того, о чем мы говорим. Это непростая работа, непростая задача, мы будем над этим работать, безусловно. Вы сказали по поводу ядерного оружия. Это огромная ответственность ядерных держав. И вы также сказали о том, что в этих условиях о третьей мировой войне говорить бессмысленно: но существует все-таки угроза полного взаимного уничтожения, не будем об этом забывать». Здесь вновь проклюнулась «проблема правдоподобия» – Путин посетовал, что его не замечают, не прислушиваются к тому, как он (к примеру) пересказывает идеи Ильина или брежневскую «доктрину ограниченного суверенитета», и тут же упомянул угрозу взаимного ядерного уничтожения после того, как Дмитрий Суслов придал ему черты карающего божества. Ключевую эсхатологическую идею этого квазирелигиозного культа, адепты которого, кажется, верят, что благодаря ядерному оружию все же получат карт-бланш на внешнеполитическое людоедство, Путин сформулировал тремя годами ранее там же в Сочи, на Валдайском форуме, рассуждая о ядерной войне: «Мы, как жертва агрессии, мы, как мученики, попадем в рай, а они просто сдохнут, потому что даже раскаяться не успеют». Комментаторы тогда гадали, в какой степени отражают эти слова внутреннее состояние Путина, верит ли он в то, что говорит, или просто стремится выглядеть опасным, не вполне адекватным, а значит – более правдоподобным в контексте ядерного апокалипсиса.
«Все законы, доктрины, концепции, стратегии Российской Федерации распространяются на всю ее территорию», – заявил министр иностранных дел РФ Сергей Лавров позавчера на пресс-конференции в ООН, отвечая на вопрос о том, распространится ли ядерная доктрина на регионы Украины, аннексию которых Россия может законодательно закрепить в ближайшие дни. Ядерный шантаж почти наверняка будет становиться все более грубым параллельно ухудшению положения российской группировки в Украине и ситуации в России. Вероятно, Кремль, манипулируя ядерной угрозой, попытается быстро зафиксировать, «заморозить» новый статус-кво. И если шантаж сработает хотя бы отчасти, к нему вне всяких сомнений прибегнут и в будущем, вместо того, чтобы, как говорили в прошлом веке, «остановиться на Судетах». Возникнет экзистенциальная угроза не только для Украины или стран Евросоюза, но и для всего человечества.
Когда люди в наши дни находят мышиного или крысиного «короля», они иногда не убивают грызунов, а пытаются отделить их друг от друга, давая им шанс спастись. Часть представителей региональных элит РФ, прежде всего в национальных автономиях, предчувствуя коллапс государственной машины или по каким-то другим причинам, уже размышляет о том, что, своевременно дистанцировавшись от центральной власти в той или иной форме, сумеет дистанцироваться и от ответственности за военные преступления, ядерный шантаж или, боже упаси, ядерные удары. Об этом свидетельствуют осторожные, но постоянные «сигналы с мест» и попытки наладить связи за рубежом. Но часть столичных элитных группировок и большое количество силовиков по-прежнему остается частью гигантского «крысиного короля», не представляет иной перспективы и вряд ли увидит возможность выпутаться, если какая-то авторитетная сила не укажет на нее. В конечном счете, проблема ядерного шантажа упирается в психологию («Бежать ей было некуда…»). Когда-то давным-давно на лестничной клетке в Басковом переулке, в бывшем особняке баронессы фон Таубе, индукция страха объединила подростка и крысу в желании оказаться как можно дальше друг от друга. Не исключено, что разгадка ядерного ребуса будет найдена именно там, благодаря эпизоду из забытой книги. И тогда дверь на пятом этаже старого питерского дома захлопнется навсегда.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
