В эти дни в Абхазии вспоминают одно из ключевых событий грузино-абхазской войны – состоявшуюся тридцать лет назад в Москве встречу лидеров Абхазии, Грузии и России. «Эхо Кавказа» побеседовало с тележурналистом Русланом Хашигом, который освещал ту встречу.
В середине прошлого месяца председатель Союза журналистов Абхазии Руслан Хашиг рассказывал «Эху Кавказа» о том, как он 25 лет назад в качестве телекорреспондента сопровождал первого президента Абхазии Владислава Ардзинба во время его единственного визита в Тбилиси. И тогда же у нас с Русланом Мкановичем возникла договоренность, что он поделится с нашей аудиторией и воспоминаниями о том, как тридцать лет назад (снова круглая дата) освещал другую и гораздо более известную и упоминаемую международную встречу. Тогда, 3 сентября 1992 года, в московском «Президент-отеле» была предпринята попытка остановить все более и более разгоравшуюся грузино-абхазскую войну. Официально это называлось встречей между президентом России Борисом Ельциным и президентом Грузии Эдуардом Шеварднадзе, на которую были приглашены руководители Абхазии и республик Северного Кавказа РФ.
Прежде всего, Руслан Хашиг упомянул о двух моментах, которые формировали умонастроения многих в абхазском обществе в канун встречи в Москве. Хотя 18 августа, на четвертый день после рокового ввода войск Госсовета Грузии в Абхазию, президент Борис Ельцин заявил, что Россия не будет вмешиваться в этот вооруженный конфликт, многие вспоминали, как всего три года назад Москва остановила в Абхазии кровопролитие, но по инерции забывали: то был еще СССР, и тогда между противоборствующими сторонами встали его внутренние войска. И все же жила иллюзия: соберутся в Москве, примут какое-то решение – и все закончится примерно как в 89-м. Второй момент – перед назначенным днем московской встречи грузинские войска предприняли попытку прорвать рубеж обороны абхазского ополчения на Гумисте, чтобы подойти к встрече с большей возможностью диктовать свои условия. Но эта попытка провалилась, иллюстрацией чего стало несколько сожженных танков под нижним гумистинским мостом.
Съемочная группа АТ вылетела вместе с абхазской делегацией на присланном российском правительственном самолете с Гудаутского военного аэродрома. Хашиг вспоминает:
«У меня был оператор Темур Кучуберия, потом был еще журналист Георгий Гулиа, который работал на Абхазском телевидении… Амиран Гамгия находился в Москве. Мне дали телефон, связался с аппаратом пресс-секретаря президента России Костикова, и мы сказали: вот у нас еще есть оператор, надо его тоже аккредитовать. Хорошо, что мы это сделали, – там была тяжелая атмосфера съемок, и он страховал очень серьезно. Было очень много камер, впервые в жизни я видел такое их огромное количество. Мы снимали начальные кадры встречи в овальном конференц-зале, протокольные. Все остальное время находились в холле на втором этаже в надежде на то, что что-то услышим, узнаем. Поздно вечером уже, к девяти часам, участники переговоров вышли на брифинг. Они должны были выйти в большой холл, но журналисты хлынули им навстречу, их не смогли даже остановить. Мы застали руководителей делегаций прямо на выходе из зала переговоров. В предбаннике таком, небольшом помещении было очень сложно снимать. Я помню, мы с оператором Темуром Кучуберия приподняли штатив камеры, чтобы в кадре находились первые лица… Журналисты просто кричали: «Дайте слово Ардзинба, пусть он прокомментирует». Потому что сначала говорили только Ельцин и Шеварднадзе. Очень долго говорил Ельцин. Говорил общие слова, и было сложно понять, что происходит. Единственное, что сразу мы узнали, – Ардзинба отказывался подписывать соглашение, и только в последний момент он пошел на подписание».
Что же происходило до и во время переговоров? Накануне вечером представители абхазской и грузинской сторон (Анри Джергения, Игорь Ахба и другие) пытались найти какой-то консенсус по проекту соглашения, явно подготовленного под диктовку Тбилиси. В нем не было главного, чего добивались абхазы, – полного вывода войск Госсовета Грузии из Абхазии, зато содержалось кощунственно звучавшее для них осуждение добровольцев, пришедших на их защиту. В итоге вниманию участников переговоров был предложен наутро тот самый проект без всяких изменений… В переговорах помимо Владислава Ардзинба участвовали Важа Зарандия, Юрий Воронов, Константин Озган… О беспрецедентном давлении на абхазскую делегацию свидетельствует стенограмма встречи. Вот пара цитат из нее:
«Президент России Б.Н. Ельцин: Отработан окончательный итоговый документ московской встречи сегодняшней. Мы с председателем Госсовета Грузии Эдуардом Амвросиевичем Шеварднадзе подписываем этот итоговый документ… Дело совести и политической интуиции каждого из вас – как поступить. У меня все. Эдуард Амвросиевич, мы согласны подписать?
Э.А. Шеварднадзе: Да.
Б.Н. Ельцин: Я подписываю.
В.Г. Ардзинба: Борис Николаевич, может быть, не торопиться, одну минуточку, и все же нас выслушаете. Насколько я понимаю, конфликт происходит в Абхазии. Коль скоро решается судьба Абхазии, наверное, хотя бы надо элементарно выслушать и наше мнение тоже.
Б.Н. Ельцин: Вы его высказали. И не один раз. Мы вас заслушали и не один раз… И, я думаю, кто не подпишет, очень серьезно будет со своей совестью долгие годы бороться, как же все-таки он поступил: «за» свой народ или «против» своего народа. Больше дискуссий сегодня не будет. Кто не хочет подписывать, это дело лично каждого. Я просил бы дать сразу на подпись Эдуарду Амвросиевичу этот документ.
В.Г. Ардзинба: Я думаю, это политика силового давления, которая ни в коей мере не учитывает интересы Абхазии... Я, Борис Николаевич, удивлен, все же это важный документ, и мы могли продолжить его обсуждение с тем, чтобы... Есть здесь и другие моменты, которые следовало бы учесть.
Б.Н. Ельцин: Не может президент Российской Федерации позволить себе каждую строчку выискивать, где, что и как... Я прекращаю на этом дискуссию, прошу больше не высказываться. Прошу подписываться тем, кто согласен. Эдуард Амвросиевич, вы подписали?
Э.А. Шеварднадзе: Я подписал.
В.Г. Ардзинба: Я бы просил, Борис Николаевич, рискуя вызвать ваш гнев, обратить внимание на то, что в этом документе даже не ставится вопрос о конституционных органах власти Абхазии…
Б.Н. Ельцин: Нет, мы не вмешиваемся во внутренние дела. Это дело Грузии…
В.Г. Ардзинба: ... Борис Николаевич, ей-богу, это несправедливо. Я перед Богом это говорю, что несправедливо...».
Руководители северокавказских республик в разной тональности начали уговаривать Ардзинба подписать документ. И далее:
«В.Г. Ардзинба: Могу ли я к вам обратиться с одной-единственной последней просьбой? Действительно, момент исторический и подписание - чрезвычайно важное обстоятельство. Я бы просил это в порядке любезности особой, если это можно, дать мне полчаса на то, чтобы я с делегацией еще раз посоветовался и вернулся в этот зал...
Б. Н. Ельцин: Вам 30 минут многовато, может, вы за 15 минут договоритесь?
В. Г. Ардзинба: Можно и за 15, столько времени, сколько вам потребуется на чашку кофе.
Б. Н. Ельцин: Для того чтобы разлить шампанское – 15 минут.
В. Г. Ардзинба: Хорошо».
После перерыва.
«Б.Н. Ельцин: Итак, заключительное заседание. Владислав Григорьевич, пожалуйста.
В.Г. Ардзинба: Во-первых, Документ мы подпишем. Есть только два момента, которые я хотел, один в качестве вопроса, другой в качестве предложения. Я бы просил, чтобы Вы это учли.
Первое. Здесь есть в этой статье, которая касается статьи первой, относительно согласованного уровня. Нельзя ли этот согласованный уровень определить сейчас с тем, чтобы было это известно.
Второе. По статье 11. «Органы власти и управления республик, краев и областей Северного Кавказа в составе Российской Федерации осуждают (добровольцев) и примут эффективные меры по пресечению и недопущению любых действий с их территории, расходящихся с положениями настоящего соглашения», – я запишу свое особое мнение, потому что я не могу с точки зрения ни нравственной, ни правовой осуждать людей, которые пришли в Абхазию жертвовать своей жизнью ради абхазского народа, ради всех народов Абхазии, поэтому такую формулу, тогда либо 11-ю статью надо снять, либо я тогда просто, Вы позволите мне, я запишу свое особое мнение, подписав документ, по поводу 11-й статьи. Я надеюсь, это не нарушит. Самое главное: я документ подписываю».
В итоге Владислав Ардзинба добился-таки изъятия этой формулировки из документа. А во время брифинга он коротко, но емко, при полном молчании зала сказал об «осуществляемом в эти дни геноциде абхазского народа». СМИ разнесли его слова по всему миру. Но после окончания всего, рассказывает Хашиг, из Абхазии начали поступать телефонные звонки людей, обескураженных услышанным в телепрограмме «Время»:
«Следующий звонок был из Гудауты. Я уже это точно помню. Это был Сергей Шамба, и он говорил о том, что в Гудауте очень сильно возмущены: что там произошло, неужели это правда, как мог Владислав Григорьевич осудить добровольцев? Я сказал: «Сергей, не может быть такое, откуда такая информация?» Он говорит: программа «Время». В комнату вошел Владислав Ардзинба, спросил, что происходит, и я передал ему трубку и рассказал, о чем люди сообщают. И он объяснил Сергею Мироновичу, что, да, была такая попытка осудить добровольцев, но ему удалось изъять это осуждение из документа. Положив трубку, Владислав Григорьевич сказал: «Слушай, неужели нам надо будет вот так каждому объяснять, что мы такое решение не подписывали? Ельцин часто в своем выступлении говорил, что это все стенографируется, мы через месяц можем встретиться и посмотреть, как соглашение работает».
И он попросил Руслана спуститься вниз на второй этаж и попытаться найти стенограмму встречи. Хашиг продолжил:
«Проходя вокруг конференц-зала, читая все вывески на кабинетах, я прочитал на одной – «Стенографическое бюро». Одна из сотрудниц почти уже выходила. Я подошел к ней, представился, что я от руководителя абхазской делегации Владислава Григорьевича Ардзинба с просьбой получить стенограмму встречу. Открывает портфель, достает оттуда два экземпляра… И она мне даже сказала: «Видите, что наверху написано?» А там было написано: «Для служебного пользования». И добавляет: «Я вам ничего не передавала». По ее словам, на нее очень большое впечатление произвело выступление на переговорах Владислава Григорьевича. Я такой счастливый побежал наверх…»
На следующий день Ардзинба попросил Георгия Колбая отвезти ксерокопию стенограммы большому другу и брату абхазского народа черкесу Юрию Калмыкову. Перед этим ему пришлось объяснять и некоторым абхазским представителям:
«Не подписать невозможно. Там такая атмосфера, что обвинят во всех грехах нас». В том, прежде всего, что абхазы за продолжение войны, против мира. И Калмыков тоже сказал: «Ну, как он мог подписать такой документ!» А в ответ Колбая сказал: «Я тоже так думал. Но вот он меня прислал специально, чтобы вы ознакомились с этой стенограммой». Когда Калмыков ознакомился со стенограммой, он сказал: «Слава богу, что он это подписал. Он нас всех спас тем самым»».
А я рассказал Руслану, как на следующий день после московской встречи на пустынном пляже гудаутской турбазы «Черноморец», где жили тогда абхазские ополченцы и беженцы, журналисты, рассуждал о ее итогах с одним местным поэтом. И тот, явно повторяя то, что слышал в своем окружении, утверждал, что не должен был Ардзинба подписывать такое «капитулянтское» соглашение. Ах, как много раз и после этого приходилось слышать от разного рода диванных экспертов, которые абсолютно ни за что и ни за кого не отвечали, подобные вердикты, позволявшие им, наверное, считать себя в собственных глазах большими католиками, чем Папа Римский, и большими абхазскими патриотами, чем Владислав Ардзинба…
Сейчас, по окончании войны, которая длилась еще более года, а тем более по прошествии трех десятилетий предельно ясно, что московская встреча и не могла закончиться завершением боевых действий. В соглашении говорилось о выводе грузинских войск из Абхазии, но очень расплывчато, с упоминанием, что определенная их часть останется для пресловутой охраны железной дороги… Как и во все века народу пришлось решать свою судьбу железом и кровью. Но без того соглашения Абхазия была бы просто загнана в угол, лишена элементарной гуманитарной поддержки.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
