Иногда о войне говорят, чтобы не думать о ней. Бурный, нескончаемый поток слов, которые сплетаются в лозунги и чуть ли не в ритуальные заклинания, влечет нас вниз по течению, туда, где так много символов и мало смыслов. Если мы сравним публикации разных лет, посвященные годовщине войны 2008 года, то увидим, как эмоции постепенно вытесняют неудобные вопросы: «Почему не эвакуировали мирных жителей?», «Почему на оставленных базах бросили десятки единиц исправной техники?», «Почему в 2008-м российский контингент в зоне конфликта сохранял статус миротворческого, хотя парламент еще в июле 2006-го поручил правительству начать необходимые процедуры для «скорейшего прекращения т. н. миротворческих операций и немедленного вывода войск РФ с территории Грузии»?» Таких вопросов десятки, и важно понять, почему мы слышим их все реже.
Седативный эффект времени одинаков для всех событий прошлого, но есть и другие факторы. В эпоху постправды люди предпочитают поискам истины душевный комфорт и тянутся к той информации, которая ему не грозит. Он кажется несовместимым с феноменом войны, однако на помощь хитроумному сознанию приходит т.н. демонстрация добродетели (Virtue Signaling) с присоединением к мнениям, одобряемым обществом. Люди пишут в соцсетях несколько эмоциональных фраз о погибших, делятся парой знаковых фотографий, собирающих сотни «лайков», и бóльшая часть СМИ действует в том же духе. Это нормально, однако сопутствующая «иллюзия поступка» сводит к минимуму соприкосновение с болезненной темой. Исследователи, рассуждая о Virtue Signaling, обычно акцентируют внимание на неискренности подобного поведения, хотя она может и не осознаваться. Кто-то действует расчетливо, но кто-то просто плывет по течению и не тратит время и душевные силы, выясняя 14 лет спустя, как и почему 42-й батальон оказался у Дубовой рощи, где потерял свыше двух десятков бойцов. В конце концов, тема августовской войны давно заляпана политической пропагандой, к которой приличные люди испытывают стойкое отвращение.
Суть предъявляемых Саакашвили и его партии претензий никогда не менялась, но в 2008-11-х годах каждая оппозиционная группа импровизировала по-своему, а после прихода в политику Бидзины Иванишвили произошла своеобразная унификация акцентов и аргументов. Условным водоразделом стала пресс-конференция 1 ноября 2011 года. Корреспондент IPN и Palitra TV спросил: «Значит ли ваше заявление о том, что непродуманное поведение Грузии вызвало еще более непродуманное поведение России, что вы в данной ситуации возлагаете ответственность на грузинскую сторону и рассматриваете ее как инициатора войны?» Иванишвили ответил: «Я сошлюсь на заключение Тальявини [Швейцарский дипломат Хайди Тальявини возглавляла созданную ЕС Международную комиссию по расследованию обстоятельств войны]. Во-вторых, я принес резолюцию ПАСЕ об итогах российско-грузинской войны, за которую проголосовала и грузинская делегация. И в заявлении Тальявини, и в этой резолюции зафиксировано, что грузинская сторона начала боевые действия. Я могу уточнить для тех грузин, кто считает это обидным, и напомнить, как развивался процесс. Вы знаете, что непонятные формирования с осетинской стороны бомбили лиахвские села. Я думаю, что Саакашвили должен был защитить это село, можно было вывезти каждого жителя, пригласить международные организации и зафиксировать положение. Саакашвили совершил абсолютно необдуманное действие и начал бомбить Цхинвали».
Упомянутая резолюция ПАСЕ №1633 – один из самых неудобных для «Нацдвижения» документов, поскольку его представители проголосовали, в том числе, и за формулировку «артиллерийский обстрел Цхинвали, проведенный без предупреждения вооруженными силами Грузии 7 августа 2008 года, перевел эскалацию на новый уровень открытых и полномасштабных боевых действий». Там же было сказано, что использование тяжелой артиллерии и кассетных боеприпасов создало серьезную угрозу гражданскому населению и являлось непропорциональным применением военной силы грузинской стороной. «Националы» оправдывали это тем, что в резолюции содержалось и осуждение действий России, и призыв не признавать сепаратистские образования. А в рамках предвыборной кампании 2012 года они увидели свой шанс в том, чтобы свести проблему своей ответственности в связи с десятками ошибочных решений (проблемы эвакуации, плохого управления войсками и т. д.) к единственному вопросу «Кто начал войну?»
В тот период не только противники «Нацдвижения», но и многие нейтралы считали, что Саакашвили должен быть как минимум допрошен в связи с его действиями в августе 2008-го. А он, в свою очередь, заявлял: «Ни секунды не буду сотрудничать с этим антигосударственным следствием, конечной целью которого является расшатывание грузинской государственности» (11.04.13). Тогда он отказывался сотрудничать и по другим эпизодам – например, сказал о следствии по делу ТВ «Имеди»: «Все это очень несерьезно и постыдно». Новые власти, в свою очередь, пытались расщепить вопрос ответственности на отдельные составляющие. Тогдашний министр юстиции Тея Цулукиани, чтобы отвести обвинения в политизации правосудия, говорила (08.04.13), что расследование проистекает из международных обязательств Грузии: «Моя цель и цель главного прокурора заключается в том, чтобы мы сами расследовали августовскую войну. Если мы этого не сможем и не окажемся профессионалами в достаточной степени или нам не хватит политической воли, тогда мы будем вынуждены подчиниться гаагскому процессу и дело перейдет на уровень международного рассмотрения». А Иванишвили, занимавший тогда пост премьер-министра, заявил: «Нужно ответить на множество вопросов, которые в связи с войной обращены к прежним властям. Почему Саакашвили не смог избегнуть очевидной провокации, как действовали главнокомандующий и правительство, почему высокопоставленные представители власти вмешивались в управление военными операциями, что привело к хаосу и сумятице, чем были вызваны столь большие потери гражданского населения, почему правительство не сумело эвакуировать мирных жителей, как остались без командиров наши резервисты?»
Однако вскоре «Грузинская мечта» пересмотрела приоритеты. Другие обвинения в адрес Саакашвили, вероятно, показались ей более перспективными. В связи с делами Гиргвлиани, Гелашвили или растратой бюджетных средств он не мог апеллировать к патриотическим чувствам аудитории, тогда как расследование событий августа 2008-го давало ему такую возможность. Поэтому власти как бы «посторонились», пропустив вперед прокуроров из Гааги, несмотря на то, что ряд вопросов (например, дурного управления, эвакуации и т. д.) не входит в сферу их интересов, и принялись разрабатывать более надежные с точки зрения общественной поддержки эпизоды. С тех пор они лишь изредка, ради красного словца вспоминали о брошенных на произвол судьбы мирных жителях и резервистах. Возможно, избирателям «Грузинской мечты» следует назвать это предательством идеалов, но тут важнее другой интересный и парадоксальный вопрос. А что произошло бы, если бы Саакашвили вместо того, чтобы отстраняться от угрозы судебного разбирательства, двинулся ей навстречу? Как прореагировало бы общественное мнение, если бы рассмотрение событий августа 2008-го предшествовало бы крайне неприятным для фигуранта судебным заседаниям, посвященным растратами или помилованию убийц Сандро Гиргвлиани?
Оппоненты Саакашвили всегда считали созданную после войны парламентскую комиссию сервильной. Большинство ее членов действительно избегало острых вопросов и конфликтовало с единственным свидетелем, который шел против «генеральной линии» – бывшим послом Грузии в РФ Эроси Кицмаришвили. Он говорил, что руководители страны неоднократно обсуждали применение силы в Цхинвальском регионе (например, на описанном им совещании 19 августа 2004 года) и что «мы сделали именно то, что хотели русские». Но даже в том составе комиссия не могла обойти стороной злободневные темы. В связи с проблемой мирных жителей командовавший грузинским миротворческим контингентом Мамука Курашвили заявил, что план их эвакуации существовал, но «было очень трудно представить, что против нас выступит такая сила». Секретарь Совбеза Александр Ломая сказал, что «полномасштабная агрессия и оккупация не рассматривалась ни нами, ни каким-либо другим государством как реалистичный сценарий». По словам Саакашвили, когда он заинтересовался эвакуацией жителей Цхинвали, в МВД Грузии ему ответили, что это может быть «немного пропагандистским трюком», и лишь позже все убедились, что ее масштабы велики. Тем не менее момент для эвакуации грузинского населения, по словам Саакашвили, «был упущен, наверное, потому, что эскалация, повторяю, носила настолько хронический характер в течение стольких дней и месяцев, что было трудно уловить этот момент». Начальник Объединенного штаба Заза Гогава сказал: «Мы не ждали того, что случилось 9 августа, что началось 7-го… на основании информации, поступавшей из департаментов военной, внешней разведки и контрразведки, ни одно действие не указывало на агрессию такого уровня». Судя по всему, власти не обратили внимания ни на масштабные маневры российских войск, ни на их перемещения непосредственно перед войной, ни на работу российских военных железнодорожников в Абхазии, ни на заявления политиков и дипломатов, ни на эвакуацию жителей Цхинвали, так, словно их лишила зрения и слуха сказанная Михаилом Саакашвили фраза: «Русские проговорились несколько раз, что Южная Осетия их не интересует. Они проговорились» (04.12.2007, встреча со студентами).
Гогава также сказал, что «сначала» атака на Цхинвали не планировалась, она началась позже исходя из развернувшихся событий, причем прямого приказа атаковать город не было. Тем не менее в рамках описанной им импровизации в Цхинвали ввели не только собранные у Никози силы. Туда спешно направили и других военнослужащих, в том числе, и упомянутого выше 42-го батальона, хотя по первоначальному плану, который зарубежные эксперты позже сочли вполне логичным, он должны был продвигаться в другом направлении. «Командование IV бригады было настолько уверено в легком успехе, что средства противовоздушной обороны бригады оставили в районе сосредоточения», – писал генерал Гия Каркарашвили в книге, посвященной августовской войне. В конце концов, бойцы оказались у злополучной Дубовой рощи и попали под авиаудар.
Тема импровизации не исчерпывается боями в Цхинвали. В 2013-м Саакашвили утверждал в интервью ОВГ, что 8 августа утром спецслужбы одной из дружественных европейских стран передали ему «сценарий», который описывал вторжение 20-тысячной российской колонны со стороны Ларса с последующим окружением грузинских сил в Цхинвальском регионе, и это заставило его все изменить: «Народ должен понять, почему я принял решение о выводе войск из Цхинвали…» Допустим, что Саакашвили действительно испугался стремительного (?) броска 20-тысячной армады с техникой через горные теснины, где толковые взрывники могли заблокировать движение на долгое время, и даже небольшие подразделения в ключевых местах нанесли бы противнику ощутимый урон. Что же он предпринял на угрожаемом направлении? Год назад Георгий Кулумбеков, который в 2008-м руководил пограничниками в Дарьяльском ущелье, рассказал изданию Timer.ge, что из-за угрозы вторжения он «9 августа без всякого разрешения» решил перекрыть выход из тоннеля и русло реки. Он по собственной инициативе добыл грузовик в дорожной службе района, а горючее – в близлежащем монастыре, привлек к работам тракториста. Пограничники также говорили проходившим по мосту в сторону России людям, что он заминирован (а он не был), рассчитывая ввести русских в заблуждение, и позже убедили начальство прислать инженеров. «Мы должны были создать т. н. группу обреченных. Все знали, что у нас не было шансов уцелеть в этом столкновении», – сказал Кулумбегов, назвавший отчаянные импровизации горстки пограничников «нашей авантюрой». Местные жители подтверждают отдельные детали и вспоминают, что пограничники действовали энергично, но важно установить, какие меры приняло военно-политическое руководство страны, если оно действительно ожидало вторжения со стороны Дарьяльского ущелья и не уповало исключительно на добрую волю монахов и трактористов? (Точнее, не ожидало, но его якобы убедили некие анонимные европейские разведчики 8-го утром. К слову, работа «под чужим флагом» – любимая практика российских спецслужб; вероятно, их же представители «проговорились» при Саакашвили, что Южная Осетия не интересует Кремль).
Поведение некоторых высокопоставленных чиновников дополняет общую картину. Губернатор Шида Картли Ладо Вардзелашвили при приближении российских войск оставил население, испытывавшее очевидные трудности со снабжением, и исчез из Гори. По словам местного журналиста и правозащитника Сабы Цицикашвили, «центральные власти долго не могли найти губернатора и его заместителя, поэтому временно исполняющим обязанности руководителя краевой администрации назначили Александра Майсурадзе. После назначения Майсурадзе губернатор и его заместители были вынуждены появиться». Исчезновение Вардзелашвили подтверждается множеством грузинских и российских источников, как и возвращение в момент, когда над его карьерой сгустились тучи. После войны Саакашвили сделал его министром по делам спорта и молодежи, а значит, и ее патриотического воспитания. Он «отличился» и на этом поприще. 2 апреля 2011 года в эфире ТВ «Имеди» шел КВН, и одна из команд в ответ на предложение назвать «главное достоинство Адольфа Гитлера» заявила: «Бесплатный газ в каждой еврейской семье». Министр смеялся вместе с другими зрителями и как член жюри высоко оценил выступление команды; извинения за антисемитский выпад последовали лишь 11 дней спустя, после протеста правозащитников. Саакашвили оставил его на посту.
Десятки эпизодов буквально излучают ложь, глупость, трусость, некомпетентность, но общественность обычно видит в словосочетании «преступная ошибка» усиливающую впечатление метафору, а не причину для расследования. Можно вспомнить о бывшем президенте Аргентины Леопольдо Галтьери, осужденном за преступные ошибки периода Фолклендской войны на основании выводов, содержавшихся в подготовленном аргентинскими военными т. н. Отчете Раттенбаха (назван по фамилии возглавлявшего комиссию генерала; текст доступен в сети). В нем нет самобичевания на тему «Мы начали войну», поскольку ее ведение рассматривается как суверенное право нации, а водружение аргентинского флага над спорными островами названо восстановлением попранной Великобританией исторической справедливости. Но там же сказано: «Чтобы победить в международном противостоянии, нужно иметь не только права, но и власть, надлежащее управление, организованность, хорошо обученные, оснащенные и снабженные силы. Сила, примененная неправильно и несвоевременно, не является идеальным средством отстаивания своих прав в борьбе с противником и перед всем мировым сообществом». Затем авторы отчета описали те военные и политические действия, за которые должны были нести ответственность руководители страны. Вместо того чтобы сравнивать драматургию двух конфликтов (а она сильно различается, хотя аргентинцы тоже «не ожидали», что противник начнет масштабную операцию), следует задуматься о разнице подходов – грузинская парламентская комиссия по определению не могла прийти к тем же выводам, что и аргентинская военная, не только потому, что большинство ее членов хотело обелить Саакашвили и его министров.
Суд, где одна сторона обвиняет, а другая защищается, не рассматривается грузинскими политиками, да и многими гражданами как нормальная, органичная часть общественной жизни и политической культуры. В нем видят исключительно репрессивный инструмент, дубинку правящей партии, придаток прокуратуры, а глаголы «судить» и «наказывать», по сути, не различают. Саакашвили не смог сказать в 2013-м: «Давайте, допрашивайте меня, судите, я докажу, что вы преследуете невиновного». Вероятно, так же, как он, повели бы себя ключевые фигуры войн 90-х и государственного переворота 1992 года и так же поступят нынешние руководители, когда обвинения предъявят им. Аргентина 80-х, даже после передачи власти гражданским, не являлась идеальным демократическим государством, но там все же существовали определенные традиции и отношение к суду было иным. В том числе, и по этой причине хунта предпочитала внесудебные расправы. Если в соседнем Чили в годы правления Пиночета на 100 тысяч жителей в среднем приходился 461 заключенный, то в Аргентине в период правления Виделы и Галтьери – всего 93 (чтобы оценить порядок цифр: в современной Грузии – 264, согласно прошлогодней статистике Европейского совета в 2010-20 годах их численность сократилась на 54%). При этом в Аргентине исчезло и, предположительно, было убито в 7-8 раз больше граждан, чем в Чили. В любом случае, в Южной Америке никто не протестует против самой идеи судебного разбирательства, наоборот, в нем обычно видят возможность нанести обвинителям сокрушительное поражение, если их аргументы слабы.
Парламентская комиссия не выискивала ошибки и тем более должностные преступления грузинских руководителей, а скорее пыталась свести воедино все сюжеты, формирующие официальную версию событий. Основной вектор ее деятельности отразился и в названии «Временная следственная комиссия парламента по изучению военной агрессии и других действий, осуществленных Российской Федерацией с целью нарушения территориальной целостности Грузии». Не касаясь целого ряда внутриполитических аспектов, она, тем не менее, создавала иллюзию всеобъемлющего, исчерпывающего расследования. Бóльшая часть ее членов откровенно подыгрывала исполнительной власти, но ее материалы все же содержат множество интересных, порой противоречащих друг другу и здравому смыслу ответов. В какой-то момент они исчезли с сайта парламента. Официальные версии о кибератаке и каком-то непонятном «механическом переносе» прозвучали не очень убедительно. Разумеется, дотошные исследователи, как всегда, копировали файлы, но многие пользователи (студенты и др.) столкнулись с определенными сложностями, разыскивая их.
Российская агрессия – не индульгенция, которая полностью оправдывает грузинское руководство. Оптимистичные, имевшие мало общего с реальностью реляции Саакашвили после начала боевых действий (то ли он лгал, то ли ему лгали, то ли это был «немного пропагандистский трюк») вдохновили некоторых жителей, собиравшихся уехать из зоны конфликта, и они остались. Часть из них вскоре убили в ходе этнических чисток. 21 января 2021 года ЕСПЧ возложил на Российскую Федерацию ответственность за нарушение Европейской конвенции по правам человека – убийства, пытки, уничтожение имущества граждан Грузии на оккупированных территориях. Но такие, безусловно, очень важные вердикты не снимают ответственности с грузинского правительства за фактический отказ от эвакуации множества мирных жителей, или за упомянутые выше пропагандистские манипуляции, или за крайне сомнительные решения, которые привели к потере Кодорского ущелья, Ахалгорского района и т. д.
В своем выдающемся труде «Вопрос о виновности» Карл Ясперс призывал различать уголовную, политическую, моральную и метафизическую виновность, несмотря на то, что им свойственно взаимопроникновение. Оставив в стороне метафизику, о которой грузинские лидеры размышляют мало и разве что на больничной койке, мы увидим, что они постоянно смешивают различные аспекты, прежде всего, уголовный и политический. В первом случае речь идет «об объективно доказуемых действиях, нарушающих недвусмысленные законы – инстанцией является суд». Во втором – виновность проистекает из действий государственных деятелей, распространяясь и на граждан, поскольку «каждый человек отвечает вместе с другими за то, как им правит; инстанцией является власть и воля победителя». Но в современной Грузии все сводится к дикой гибридной формуле: «Кто властвует, тот и наказывает».
Судя по рассказам приближенных Саакашвили, он никогда не связывал с гипотетическим расследованием событий 2008 года и последующим судом возможность улучшить свое положение и, скорее всего, видел в них лишь орудие своих противников. А «Грузинская мечта», руководствуясь политической конъюнктурой, предпочла более выгодные с точки зрения общественной поддержки дела, в рамках которых он не смог бы постоянно использовать патриотическую риторику и указывать на российскую агрессию. Она старается действовать осторожно – если мы перечитаем реплику Иванишвили 2013 года, то увидим, что в нем, в отличие от более ранних заявлений, уже не упоминается «артиллерийский обстрел Цхинвали» из резолюции №1633. В 2008-11-х годах оппозиция указывала на него неоднократно, доказывая, что Саакашвили, во-первых, поддался на провокацию, а во-вторых, нанес огромный урон грузино-осетинским отношениям. Однако после того, как «Мечта» пришла к власти, этот мотив начал постепенно исчезать из выступлений ее лидеров, поскольку раздражал часть избирателей. В последний раз он вернулся в повестку дня перед президентскими выборами 2018-го, когда поддержанная «Грузинской мечтой» Саломе Зурабишвили заявила в эфире ТВ «Пирвели»: «Мы бомбили наше население, права на это нет ни у одного президента. Как мы можем говорить на следующий день, что хотим единства этой страны? Я хочу ее единства и не хочу, чтобы какой-либо президент бомбил свою территорию и города». Зурабишвили заверила зрителей, что не ставит под сомнение факт российской агрессии: «Я ведь не говорю, что Россия нас не бомбила. Обещаю, что это [заявление] никто не сможет использовать против меня и против Грузии, поскольку я хорошо разбираюсь в дипломатии…» Бидзина Иванишвили и другие лидеры «Мечты» поддержали Зурабишвили, но позже тему, по сути, «изъяли из обращения» не только (и не столько) из-за того, что пропаганда «Нацдвижения» связывала ее с интересами Кремля, но и потому, что этноцентризм и этноэгоизм многих избирателей мешает им увидеть в жителях Цхинвали «наше население». Они могут признавать их согражданами формально, на словах, но не чувствовать связи с ними. А правящая партия стремится не раздражать какую бы то ни было часть электората, если только не рассчитывает на ощутимые бонусы (в рассматриваемом случае она их явно не видит). Следствие и суд не сумели бы проигнорировать тот злополучный обстрел, военный и политический смысл которого отнюдь не очевиден, что, в конечном счете, не устраивало ни «Грузинскую мечту», ни «Нацдвижение».
А как же забытые властями мирные жители и резервисты? И кто ответит за глупые, если не безумные распоряжения? Элите, зависящей от политической конъюнктуры, как от героина, да и широким массам, по всей видимости, не нужен грузинский «Отчет Раттенбаха», поскольку он стал бы гигантским зеркалом, которое отразило бы удручающее, постыдное состояние государства и общества. Намного проще демонстрировать добродетель в СМИ и соцсетях, делясь сентиментальными фотографиями и звонкими лозунгами, и не задумываться о том, что если трагические события не будут расследованы, то они, скорее всего, повторятся. Но истина, по крайней мере поначалу, причиняет боль, и к ней стремятся далеко не все.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
