Запад отверг притязания Кремля; НАТО не откажется от политики открытых дверей. В Грузии много пишут о вариантах развития событий и угрозе вторжения российских сил в Украину и лишь изредка касаются вероятных мотивов московских руководителей. Чтобы распутать клубок, возможно, следует начать издалека, обратившись к историческим архивам.
14 января 1921 года, выступая в Учредительном собрании, глава правительства Ной Жордания сказал: «Если большевики хватаются за Восток, это потому, что Запад отказал им в союзе и в признании». Современные грузинские авторы, памятуя о согласованных действиях Москвы и Анкары в первой половине 1921-го, обычно связывают слова Жордания о поиске «новых союзников на Востоке» исключительно со сближением советской России и кемалистской Турции. Но этот подтекст, скорее всего, не был единственным. Дело в том, что в начале сентября 1920 года в захваченном большевиками Баку прошел т. н. 1-й Съезд народов Востока. На нем рассматривались вопросы борьбы народов Азии против колониальных империй и делались попытки сгладить противоречия между коммунистической доктриной и нормами ислама. Кульминационным моментом съезда стало провозглашение священной войны британскому империализму – после призыва Григория Зиновьева делегаты, потрясая оружием, принесли соответствующую клятву.
Лидер азербайджанских коммунистов Нариман Нариманов писал: «Ллойд Джордж [в тот период – премьер Великобритании], получив фотографическую карточку, где представители народов Востока, держа в руках обнаженные кинжалы, револьверы, шашки, ножи угрожают европейскому капиталу, вероятно, улыбнулся и написал тов. Чичерину [наркому иностранных дел РСФСР]: «Мы согласны вести переговоры с Советской Россией по поводу торговых сношений»». 16 марта 1921 года в Лондоне было подписано жизненно необходимое для находившихся в изоляции большевиков англо-советское торговое соглашение, содержавшее убийственную (в том числе и) для Грузии формулировку: «Советское правительство воздержится от всякой попытки к поощрению военным, дипломатическим или каким-либо иным способом воздействия или пропаганды какого-либо из народов Азии к враждебным британским интересам или Британской империи действиям в какой бы то ни было форме, в особенности в Индии и в Независимом Государстве Афганистан. Британское правительство дает тождественное особое обязательство Российскому Советскому правительству в отношении стран, которые составляли часть бывшей Российской империи и которые ныне стали независимыми». Сферы влияния были четко разграничены на первой же странице соглашения.
Возбужденные люди с кинжалами (среди них, к слову, было немало грузинских большевиков), поклявшиеся сокрушить британские позиции в Азии, обозначили угрозу, которая стала дополнительным фактором, побудившим Лондон заключить соглашение с Москвой. Главной же причиной, вероятно, являлась политическая и военная несостоятельность белогвардейских и национальных правительств и их неумение договариваться, в чем Лондон окончательно убедился в апреле 1920-го, тщетно призывая южнокавказские делегации согласовать позиции перед конференцией в Сан-Ремо. После Первой мировой британцы едва справлялись с многочисленными угрозами глобальной безопасности и физически не могли заниматься микроменеджментом во всей Евразии. К тому же большевики пообещали вести себя хорошо.
Нариманов вспоминал: «…получаю от тов. Чичерина второе письмо, в котором он пишет, что необходимо прекратить всякое содействие персидским революционерам, так как это нам мешает связываться с Англией. Я утверждал, что мы своими руками убили освободительное движение в Персии, так как нужно было Ллойд Джорджу, потому что так понимали восточную политику некоторые из товарищей. Собственно говоря, цель у тов. Чичерина и у меня была одна и та же, т.е. как можно скорее вызвать социальную революцию в Европе и тем спасти наше положение. Я утверждал, что необходимо это начать с Востока и тем лишить лакомого куска европейский капитализм, быстро создать безработицу, углубить, усилить кризис в торгово-промышленной жизни Европы. Он же, наоборот, думал без восточного вопроса, путем пропаганды и сближения с европейским капиталом воспламенить революционным огнем Запад».
Может показаться, что Москва рассматривала «людей с кинжалами» исключительно как разменную монету, некий специально созданный фантом, пугало, которое будет отброшено после соглашения с европейцами. Интересно, что грузинские меньшевики после съезда в Баку не только порицали стремление Москвы опереться на «восточных фанатиков» (формулировка Жордания в той же речи), но и подчеркивали театрализованный характер произошедшего. Так, сатирическое издание «Эшмакис матрахи» («Чертова плеть»; №44, 10.10.1920) посвятило серию карикатур тому, как костюмеры бакинского театра наряжали всевозможных проходимцев, превращая их в опереточных представителей народов Востока – один из рисунков высмеивал вооруженных делегатов, приносящих клятву, на другом они целовали руки Энверу-паше и т. д. Возможно, Жордания пришел в те дни к выводу, что «восточный шантаж» подтверждает отход большевиков от тактики нормализации отношений с Западом при посредничестве лидеров Второго Интернационала (в этом варианте у грузинских меньшевиков появлялась и функция, и призрачный шанс уцелеть).
Вернувшись после съезда в Москву, Николай Бухарин якобы сказал Ленину: «Владимир Ильич, мы разбудили чудовище». Ресурс был слишком реальным, слишком соблазнительным для того, чтобы использовать его лишь как пугало для заключения конкретного договора. Большевики создали Коминтерн и тратили огромные, столь необходимые разрушенной стране средства на попытки переворотов в странах Восточной Европы. И в то же время активно действовали в Азии – советско-британская конфронтация приняла опасные формы в 1927 году из-за событий в Китае. Лондон требовал прекратить подрывную деятельность и, получив документы, которые убедительно подтверждали ее, разорвал торговые и дипломатические отношения. Угроза вооруженного столкновения между СССР и Британской империей и/или ее партнерами на континенте казалась вполне реальной – эти события вошли в историю под названием «Военная тревога 1927 года». Именно она предоставила Кремлю повод для начала коллективизации и ускоренной индустриализации, разгрома внутрипартийной оппозиции и резкого расширения военного производства.
В последнее время Кремль постоянно указывает на угрозу с Запада, когда речь заходит об уничтожении оппозиционных и правозащитных организаций, давлении на СМИ, ухудшении социально-экономической ситуации или неудачах «Газпрома». Но, помимо этой очевидной параллели, события столетней давности содержат в себе и другие прообразы, а манипуляции в треугольнике «Россия – Пугало – Запад» давным-давно превратились в стандартный прием российской внешней политики. Можно вспомнить, как Николай I стращал европейских монархов, указывая на призрак революции и предлагая помощь, (но они косились на него с опаской; 13 марта 1848 года великий князь Константин Николаевич записал в дневнике: «Все кончилось в Европе, и мы совершенно одни»), и о том, как потрясали в 1920-м кинжалами и револьверами перед камерой возбужденные делегаты бакинского съезда». Множество книг и статей посвящено тому, как СССР осторожно, но целенаправленно подпитывал германский реваншизм в 20-х и, возможно, стремился сконструировать еще одно пугало для Франции и Великобритании, само существование которого вынудило бы их считаться с мнением Кремля и сотрудничать с ним. Украинский исследователь Георгий Почепцов утверждает, что в промежутке между двумя войнами в Чечне Специальная информационно-аналитическая комиссия правительства России создала документ «Мифология чеченского кризиса как индикатор проблем национальной безопасности России», в котором рекомендовала изображать конфликт как столкновение в зоне взаимодействия двух цивилизаций, чтобы «подключить» его к популярной в тот период парадигме Сэмюэла Хантингтона и побудить лидеров и общественных деятелей Запада подсознательно идентифицировать российскую сторону как «свою», «западную» – в конечном счете, как меньшее зло. В данном контексте можно рассмотреть и советский опыт работы на Ближнем Востоке – радикальные организации использовались не только как инструмент непосредственного воздействия, но и как «цивилизационное пугало». Тогда, как и сейчас, в Кремле надеялись, что определенные группы на Западе, исходя из своих целей, начнут подыгрывать. Они нередко делали это в прошлом; некоторые «могут повторить» и сейчас.
Владимир Путин не становится моложе, и борьба за власть в Москве обостряется. Речь не только о распределении портфелей – представители элитных группировок, которые в период крушения СССР «поднялись» благодаря удачному для них стечению обстоятельств, стремятся сохранить и улучшить свое положение, окончательно утвердиться в качестве хозяев страны и ее богатств. Россия не является демократическим государством, и вопрос о власти в ней всегда решается через кризис. Он, как правило, усиливает взаимную зависимость внутренней и внешней политики и подчиняет их своей динамике. Здесь можно упомянуть и попытку разрешить накопившиеся противоречия через «маленькую победоносную войну» с Японией и многочисленные заговоры (великокняжеский, думский, генеральский и т. д.) периода Первой мировой. Эта связь прослеживается даже в романе Тома Клэнси «Красный шторм поднимается» (1986) – в нем начатая из-за экономических проблем агрессивная война приводит к смене руководства в Кремле. Логика нынешнего возможного вторжения в Украину буквально прикована к внутренней борьбе в Москве.
Концепт «энергетической сверхдержавы» подвергся серьезным испытаниям. Сверхдоходы «нулевых» будто бы усыпили Кремль и госкомпании – они, по сути, проспали «сланцевую революцию», быстрое расширение рынка СПГ, развитие энергетических технологий и вызванное ими и климатическими угрозами изменение энергополитики развитых стран. Можно долго спорить о том, были ли идеи/мечтания об «энергетической сверхдержаве» изначально жизнеспособными, а попытки «газового шантажа» разумными, но сейчас важен результат: если не «подтянуть» технологии (что весьма сложно в условиях санкций), не разрешив параллельно проблемы элиты, то дальнейший дрейф в русле существующей парадигмы неизбежно закончится крахом. На это нужно время, а его как всегда нет.
Не все в Москве помнят, что происходило в 1916-м, но многие не забыли атмосферу 1990-го, когда конкурирующие группировки стремились опереться на помощь США и европейских стран, обещая реформировать Россию. Сегодня Кремль создал ситуацию, когда они вынуждены постоянно, наперебой клясться в ненависти к Западу, и вынес фронт идейного и информационного противостояния за пределы страны – в первую очередь в Украину. Часто ли мы задумывались, читали или писали о ситуации внутри России после того, как началась «Военная тревога 2021-22 годов»?
Несмотря на воинственную риторику, мало кто в Москве мечтает о реальных, полномасштабных санкциях. Дело не только в будущем злополучного «Северного потока – 2», гипотетическом отключении от SWIFT или в том, что ожидание эскалации буквально убивает рубль и московскую биржу. Согласно опубликованной недавно аналитической записке Банка России, «результаты опроса показали высокую зависимость от импортных составляющих: в 2020 году более 80% предприятий использовали их в разной степени в производственном процессе… Зависимость от импорта выросла у экспортеров с 75% до 88%, а у неэкспортеров – с 48 до 76%». Во многих случаях российских аналогов ввозимого оборудования и запчастей попросту не существует, либо их качество является очень низким. И далеко не все оно поступает из Китая.
Российская дипломатия пережила один из самых неприятных моментов в своей истории, когда часть ее предложений (о гарантиях нерасширения НАТО) демонстративно выбросили в корзину без обсуждения. После этого бывший премьер Медведев и многие депутаты заговорили о грядущих консультациях с Пекином, о переходе в расчетах на юань и т. д. Призрак стратегического альянса, в рамках которого Китай получил бы льготный доступ к богатствам Сибири (и опосредованно – к советской ядерной дубине), безусловно, мог бы произвести впечатление на Западе. Однако Пекин избегает биполярных противопоставлений и прямой зависимости между сближением с одной стороной и обострением отношений с другой. К тому же китайская дипломатия памятлива – в середине XIX века Россия, выждав, навязала Айгунский договор ослабленной восстанием тайпинов и опиумными войнами Империи Цин, позже участвовала в интервенции 1900 года, вынашивала планы создания «Желтороссии» и стремилась воспользоваться неурядицами после Синьхайской революции. Пекин вряд ли ринется на передовую чужого конфликта и, скорее всего, дождется момента, когда (и если) в отношениях России и Запада произойдет нечто непоправимое, неподдающееся стандартной «перезагрузке», а возрастающая слабость северного соседа позволит продиктовать ему новый план обустройства Евразии. Пекин в любом случае не станет играть для Москвы роль возбужденного ниспровергателя устоев с револьвером и кинжалом, который, вращая глазами, поклянется на камеру покончить с Западом. Это нерационально и не соответствует его высокому статусу на мировой арене.
Время идет, и роли меняются. На слабость позиций Кремля косвенно указывает и то обстоятельство, что ему самому приходится изображать «человека с кинжалом», символизирующего угрозу неконвенциональной с точки зрения европейской и глобальной безопасности атаки, что входит в шокирующее противоречие с претензией на статус великой державы и самой сутью «Большой игры». Никто другой не захотел исполнить эту роль, выкрикивая что-то вроде «Выполните все требования, иначе нападу на Украину (или на кого-то еще)!»
Многие искренние, но неискушенные комментаторы в Киеве и Тбилиси критикуют Вашингтон и «староевропейские» столицы за сдержанную реакцию на беспрецедентные притязания Москвы, несмотря на то, что они были отвергнуты. Их эмоции можно понять, так как их города – потенциальные цели российских бомбардировок. Однако западные политики обычно понимают, как работает уловка с пугалом: чем больше внимания ему уделяют, тем страшнее оно кажется и, воздействуя на общественное мнение, побуждает народы давить на правительства, чтобы те сделали хоть что-нибудь для деэскалации – например, сняли претензии по «Северному потоку» или, наоборот, удвоили военные усилия, преумножая риски. Грань достаточно тонка, и ее непросто нащупать – реагировать необходимо, но без лишних слов и избыточных эмоций, которые превращаются в ресурс Кремля.
14 января 1921 года за месяц до вторжения большевиков Ной Жордания сказал депутатам: «Мы должны крикнуть Советской России: вернитесь назад к Европе, освойте демократию, станьте европейской нацией». В тот период он неоднократно развивал эту мысль так, словно видел за ней высшую миссию грузинской социал-демократии, – она могла показаться навязчивой, как и в случае Андрея Лучникова из романа Василия Аксенова «Остров Крым» с его самоубийственным стремлением превратить свою страну «в электронное зажигание для русского мотора». Студенты и публицисты обычно испытывают раздражение, прикасаясь к этой теме, и будто бы хотят посоветовать неудачливому правителю: «Оставь Россию в покое и займись своим несчастным отечеством!» Первая республика приближалась к гибели – авторы мемуаров (особенно военные) подчеркивали, что в те дни правительство впало в ступор несмотря на десятки тревожных сигналов.
В воспоминаниях Елены Стасовой, которая осенью 1920-го работала в Кавказском бюро ЦК РКП(б), есть одна характерная фраза: «В Баку постоянно приезжали грузины-меньшевики и яростно спорили с Серго [Орджоникидзе] и с другими нашими товарищами, причем последние, ничуть не стесняясь, говорили меньшевикам, что судьба их недолговечна, а те не возражали против этого, только не соглашались со сроками». Сложно сказать, соглашались они или нет на самом деле, но сам факт многочисленных встреч и дебатов подтверждают и другие источники. Это выглядит странно, если не ужасно – угроза вторжения требовала национальной мобилизации, однако грузинские меньшевики упорно продолжали что-то доказывать большевикам, будто бы поддерживая дискуссию в расколовшейся еще в 1903 году партии.
По трезвом размышлении нужно было рыть окопы, а не кричать, буревестником кружа над Советской Россией. Но есть один малозаметный нюанс. Сегодня миллионы людей думают о том, как защитить Украину на поле боя, в информационном пространстве или на дипломатической арене. А линия противостояния, проходившая когда-то по центру Москвы (на регионы обращали куда меньше внимания, что, вероятно, было ошибкой), по сути, брошена – интерес к демократическому движению в России и положению в области прав человека значительно снизился. В свое время постоянная борьба на этом «московском фронте» вынуждала власти Российской Федерации действовать осторожнее, чем сегодня, с оглядкой на позицию других стран и международных организаций и создавала рычаги влияния на развитие ситуации. Сегодня мало кто пытается крикнуть «Вернитесь к Европе!» Шахматисты назвали бы это утратой инициативы. И, возможно, добавили бы, что глухая оборона пагубна.
«Военная тревога 2021-22 годов» усиливает оборонческий национализм и отодвигает на задний план демократическую солидарность. Многие молодые люди в России, подобно своим предкам в 20-х и 30-х, начинают воспринимать страну как осажденный лагерь. Ввиду того, что информационные и смысловые пространства бывших советских республик по-прежнему соприкасаются, они все чаще видят, что сверстники в соседних странах считают их агрессорами, врагами и значительно реже проводят отчетливую в прежние годы грань между режимом и народом. А пропаганда постоянно убеждает их, что Запад хочет что-то отнять, захватить, украсть, поработить Россию, что также способствует изоляции коллективного сознания от внешнего влияния и образцов развития, которыми вдохновлялись предыдущие поколения. Люди, сосредоточившие танки близ Харькова и Мариуполя, исподволь укрепляют свою власть в Москве и Петербурге, Екатеринбурге и Казани, подчиняя волю миллионов барабанной дроби «военной тревоги». Большинство из этих руководителей опирается на групповые и личные интересы, порой инстинкты, а отнюдь не на мечты о великой империи или о торжестве коммунизма, что, безусловно, усложняет ситуацию и делает ее менее предсказуемой. Данный аспект зачастую выпадает из поля зрения комментаторов, но от этого борьба за Украину не перестает быть борьбой за Россию.
– Владимир Ильич, кто, когда и как усыпит разбуженное чудовище?
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
