Подводя итоги года, можно заметить, что разграничительные линии между 2020-м, 2021-м и 2022-м весьма условны. Уходящий год передает наступающему то же самое, что принял от предыдущего, – пандемию и политический кризис. Из-за этого они кажутся похожими друг на друга и на династию клонированных императоров из сериала «Основание» по циклу романов А. Азимова.
В январе «Нацдвижение» и его партнеры продолжали бойкот парламента, избранного 31 октября 2020 года, требовали назначить внеочередные выборы и утверждали, что результаты голосования грубо сфальсифицированы несмотря на то, что международные наблюдатели, указав на ряд нарушений, признали выборы состоявшимися. Правящей партии удалось вывести из оборота словосочетание «однопартийный парламент» после того, как в него вошли отпочковавшиеся от «Альянса патриотов» «Европейские социалисты», а затем и «Граждане» (Алеко Элисашвили и Леван Иоселиани – последнему неожиданно для многих достался пост вице-спикера). Однако бóльшая часть оппозиционных депутатов не отказалась от бойкота, и, несмотря на призывы западных партнеров к компромиссу, ситуацию не удавалось стабилизировать. Внутренняя политика излучала безысходность, и первые обнадеживающие известия нового года пришли извне, из Страсбурга. ЕСПЧ вынес свой вердикт в связи с событиями 2008 года и возложил на Российскую Федерацию ответственность за нарушение Европейской конвенции по правам человека – убийства, пытки, уничтожение имущества граждан Грузии на оккупированных территориях. Это укрепило позиции официального Тбилиси, а также аргументы тех политиков и экспертов, которые считают, что в вопросе восстановления целостности нужно опираться прежде всего на защиту прав человека, а не исторические изыскания или давно нарушенные соглашения.
Больше всего в январе обсуждали заявление председателя «Грузинской мечты» олигарха Бидзины Иванишвили об «окончательном уходе из политики» и его сопутствующие интервью. Одна из реплик создала главную политическую интригу года: «Обязательно появится добросовестная политическая сила, которая превзойдет «Грузинскую мечту» по образованности, навыку, позволяющему вести страну за собой, и интеллектуальному потенциалу, и ей [ГМ] придется перейти в оппозицию. Вы удивитесь, но это моя самая важная мечта о будущем». Иванишвили также передал 90% активов своему фонду «Карту», но эта новость не стала сенсационной, поскольку его приближенные обсуждали идею еще в 2013 году, а многие комментаторы плохо разбирались в экономических манипуляциях. Пост председателя «Мечты» после его ухода занял бывший спикер парламента Ираклий Кобахидзе, наименее рейтинговый лидер в политсовете партии, который олицетворял конфронтационный стиль в ее политике. Это указывало как на окончательную победу т. н. молодой гвардии во внутрипартийной борьбе, так и на стремление еще раз использовать поляризацию как основной политтехнологический инструмент перед выборами в органы местного самоуправления. Некоторые наблюдатели подчеркивали, что, в отличие от мэра Тбилиси Кахи Каладзе и тогдашнего премьера Георгия Гахария (согласно данным NDI, у них тогда был наиболее высокий рейтинг), Кобахидзе в принципе не может пойти против Иванишвили, что, разумеется, не исключало постоянных попыток подтолкнуть шефа к выгодным для «молодогвардейцев» решениям.
В начале февраля после возобновления работ и шумных стычек в центре внимания вновь оказалась Намахванская ГЭС. Раскол между сторонниками и противниками ее строительства быстро превратился в пропасть, поскольку от обсуждения сомнительного контракта они тотчас перешли к противопоставлению гипотетических интересов зарубежных держав, либерального и консервативного, универсального и локального и к взаимным оскорблениям. Их спор терзал коллективное сознание, как орел печень Прометея, но во второй половине месяца все переключались на другой кризис.
Новый председатель «Нацдвижения» Ника Мелия нарушил условия освобождения под залог (он обвинялся в организации группового насилия и участии в нем в т. н. гавриловскую ночь – 20.06.19 по 225 ст. УК), и суд увеличил его сумму, а после того, как Мелия отказался платить, изменил меру пресечения на заключение. Мелия заявил, что не подчинится, и в офис «Нацдвижения» пришли его сторонники и лидеры других партий, чтобы воспрепятствовать аресту. Ситуация обострилась, угрозу столкновения обсудили лидеры «Грузинской мечты», после чего премьер-министр Георгий Гахария подал в отставку, так как, по его словам, не сумел убедить соратников в своей правоте. Уходя, он подчеркнул, что, несмотря на отрицательное отношение к Мелия, считает, что его арест может создать угрозу здоровью и жизни граждан и спровоцировать политическую эскалацию. Отставке Гахария сопутствовали рассуждения о том, что он скоро вернется – мало кто верил, что его значительный, выросший в начальный период борьбы с пандемией рейтинг будет выброшен на свалку.
Пост премьера достался верному исполнителю указаний Бидзины Иванишвили Ираклию Гарибашвили, который уже занимал его в 2013-15 годах. Сразу же после его утверждения в должности Мелия задержали. Сама операция прошла без драматических эксцессов, но кризис будто бы обрел новое дыхание. Арест, подобно подпорке, укрепил и частично заслонил непопулярную в массах идею бойкота (уже в декабре 2020-го его поддерживали лишь 26% респондентов IRI, не поддерживали – 60%), а внимание западных партнеров к Грузии возросло, возможно, потому, что они разглядели за взаимным цугцвангом угрозу обрушения демократических институтов.
Март начался с визита в Грузию председателя Европейского совета Шарля Мишеля, усадившего упиравшихся грузин за стол переговоров. Риторика сторон «раздвоилась», что забавляло и пугало одновременно, – они обещали Западу быть конструктивными и параллельно клялись избирателям, что не уступят ни пяди. Процесс казался мучительным, как ожидание в приемной стоматолога, поэтому зрители с облегчением отвлеклись, когда в эфире разорвалась новая бомба – запись телефонных бесед сына Бидзины Иванишвили Беры с Ираклием Гарибашвили о наказании хейтера, оскорбившего Беру в сети и подключении к акции вразумления руководителя Службы госохраны Анзора Чубинидзе. Противники «Грузинской мечты» раскрутили скандал не лучшим образом, подобно спринтерам вложили все силы в короткий рывок, а затем касались дела лишь изредка, невпопад; пламя интереса угасало, и к июню, когда прокуратура заявила, что записи смонтированы из разговоров, которые Бера Иванишвили вел до того, как партия его отца пришла к власти, обсуждение в СМИ и соцсетях практически прекратилось.
В марте Георгий Гахария подтвердил, что «остается в политике», и реплика Иванишвили о «добросовестной силе», идущей на смену «Грузинской мечте», начала работать на него, прежде всего, потому, что главным инструментом познания в грузинской политике является конспирология, а также потому, что создание новой, «равноудаленной» от «Мечты» и «Нацдвижения» партии было выгодно властям, так как торпедировало возможность объединения оппозиции перед выборами и делало крайне маловероятным создание новой правящей коалиции после них. Ну, а в Мартвили схватившиеся в очередной раз сторонники бывшего митрополита Чкондидского Петре (Цаава) и сменившего его владыки Стефана (Калаиджишвили), которые противостояли друг другу весь год, проломили перила балкона и начали падать вниз, в результате чего пострадало около десяти человек. Ошеломленные комментаторы бормотали что-то вроде «Прости нас, Господи!»
На рубеже марта и апреля вспыхнул скандал в связи с приездом в Тбилиси российского телеведущего Владимира Познера – группа активистов, несогласных с его прежними высказываниями, устроила шумную акцию, и он покинул страну раньше, чем планировал. Особую активность при этом проявила Элене Хоштария, основавшая тремя неделями ранее движение «Дроа», – она, подобно другим бывшим соратникам, покинула развалившуюся «Европейскую Грузию», которая неудачно выступила на парламентских выборах. Российскую прессу накрыл девятый вал публикаций о грузинской русофобии – страшный шум, как и прежде, маскировал отсутствие стратегических целей и смыслов в двусторонних отношениях. В Грузии эмоциональная кульминация наступила десятью днями позже, после того, как в реке Ингури утонули четыре мирных жителя, которые пытались перебраться из оккупированного российскими войсками Гальского района на территорию, контролируемую грузинскими властями. В стране был объявлен траур. К сожалению, в минувшем году это произошло еще один раз, в октябре, когда из-за преступной безалаберности обрушился жилой корпус в Батуми – погибли девять человек, в том числе трое детей.
19 апреля, благодаря посредничеству Шарля Мишеля, «Грузинская мечта» и часть оппозиционных партий подписали компромиссное соглашение. Оно предусматривало назначение внеочередных парламентских выборов в случае, если «Мечта» не наберет 43% голосов на местных, прекращение бойкота работы парламента, освобождение из тюрьмы Ники Мелия и Георгия Руруа (за первого залог внесли европейские партнеры, второго помиловала президент Зурабишвили), дальнейшее реформирование избирательной и судебной системы, а также амнистию по всем нарушениям, связанным с «гавриловской ночью» (соответствующий закон приняли в сентябре). Последний пункт предоставил лидерам «Нацдвижения» повод для того, чтобы отказаться от подписания документа – позже их решение будет претендовать на титул «Стратегической ошибки года», и мнения экспертов по этому поводу разойдутся. В целом соглашение Мишеля показалось утомленным кризисом грузинам настоящим прорывом, но отдельные комментаторы сразу же указали, что превращение местных выборов в референдум выхолостит их смысл и помешает укреплению самоуправления.
В мае, когда стало очевидно, что у дальнейшего бойкота нет перспектив, «Нацдвижение» вошло в парламент, но, вопреки призывам западных партнеров, все же не подписало документ. Тем не менее, он уже 19 апреля завершил для общественности старый конфликт с драматургической точки зрения, и она обратила свое внимание к новым. На авансцену вышел бизнесмен Леван Васадзе и создал новую партию «Эри» (он годами намекал, что активно займется политикой). Начались разговоры о возможной консолидации радикально консервативных сил, основательном переформатировании политического пространства и планах Кремля (у Васадзе прекрасные отношения с Александром Дугиным) и т. д. Но два месяца спустя Васадзе заявил, что выезжает за границу на лечение; он и его партия быстро исчезли с первых, а затем и с остальных полос. Гора родила мышь, и недоуменные комментарии вроде «А что это, собственно, было?» Но тогда, в мае, радикальные консерваторы будто бы гарцевали на белом коне; их оптимизм усилила масштабная акция протеста против строительства Намахванской ГЭС.
Увязшие во внутренней политике граждане, по сути, не заметили, как Украина, Молдова и Грузия создали «Ассоциированное трио» по вопросам евроинтеграции, но заволновались, когда в Дманиси после бытового конфликта произошло столкновение представителей азербайджанской и грузинской общин. Точно так же они были взбудоражены в январе, когда в Чохатаурском муниципалитете (с. Букнари) крепко повздорили христиане и мусульмане. В обоих случаях после ввода полицейских сил и переговоров ситуацию удалось стабилизировать; в публикациях, посвященных инцидентам, речь шла не только о пьяных ссорах, но и о серьезных проблемах, требующих системного подхода, впрочем, их описывали скорее с помощью ощущений, чем фактов, и после того, как эмоции схлынули, тема отошла на задний план.
К началу июня социологам стало ясно, что партия Гахария привлекает прежде всего электорат «Грузинской мечты» и тем самым оттаскивает ее от заветного 43-процентного рубежа. Чтобы дистанцироваться от нее и, возможно, перенаправить в ее сторону часть избирателей «малых» оппозиционных партий, лидеры «Мечты» обрушились на Гахария с обвинениями, а якобы навсегда расставшийся с политикой Иванишвили назвал февральский поступок бывшего премьера «предательством». Позже, после выборов, специалисты так и не придут к однозначному выводу, пытаясь выяснить, у кого Гахария увел больше избирателей, так как результаты опросов и голосования можно интерпретировать по-разному. Оценки разнятся, однако большинство готово согласиться с тем, что бывшие/потенциальные «мечтатели» составили в электорате партии Гахария «За Грузию» от половины до двух третей.
В июне соблазнявшая избирателей «Грузинская мечта», не удовольствовавшись постепенным смягчением карантинных запретов, аннулировала штрафы за их нарушение. Страх перед наказанием был подорван, отношение к правилам стало наплевательским: показатель ношения масок, превышавший 70% весной, сегодня колеблется в районе 25%, в то время как каждый день от коронавируса умирают десятки пациентов. Адаптируя старую цитату, нужно отметить, что у каждой, в том числе, и у этой трагедии есть имя, фамилия и должность.
5 июля произошло страшное. Радикальные консерваторы, протестовавшие против проведения «Марша достоинства» в рамках Tbilisi Pride, зверски избили группу журналистов. 11 июля один из них – оператор ТВ «Пирвели» Лексо Лашкарава умер. Противники «Грузинской мечты» стремились возложить ответственность в первую очередь на премьера Гарибашвили, который, как и мэр Тбилиси Каладзе, говорил, что проведение марша не соответствует грузинским традициям. Часть из них резко критиковала патриархию, так как ее позиция была очень жесткой и вселяла уверенность в радикалов. Это давление вкупе с критикой с Запада парадоксальным образом цементировало стратегический альянс «Грузинской мечты» и ГПЦ, оформившийся еще перед парламентскими выборами 2020 года. МВД, чтобы снять с правительства ответственность за смерть Лашкарава, заявило, что причиной смерти могла стать передозировка наркотиков, и опубликовало кадры его передвижения в роковой для него день. Сам же премьер-министр в те дни попытался замкнуть на себя положительные эмоции, вызванные освобождением Зазы Гахеладзе, захваченного годом ранее российскими силовиками в Цхинвальском регионе, при этом власти указывали на положительную роль Патриарха Илии II, который обратился с соответствующей просьбой к главе РПЦ.
В конце июля «Грузинская мечта», сославшись на то, что «Нацдвижение» не подписало соглашение Мишеля, вышла из него. Обозреватели часто писали, что лидеры правящей партии боялись, что она не преодолеет 43%-ный барьер, и опросы указывали на такую возможность. Но были и «дополнительные» причины. Партия хотела принимать комфортные для себя решения в процессе судебной и избирательной реформ, и соглашение Мишеля, по сути, связывало ей руки. Правда, критика западных партнеров никуда не делась, но, в отличие от прежних лет, «Грузинская мечта» то и дело вступала с ними в полемику, а иногда просто огрызалась и демонстрировала некое «особнячество» (если использовать характерный русский исторический термин), подчеркивая, впрочем, что по-прежнему верна стратегическим идеям строительства демократии.
В начале августа все были немного расслаблены и удовлетворены выступлением грузинских олимпийцев в Токио – две золотых медали, пять серебряных, одна бронзовая. Скандалов и политических заявлений стало чуть меньше, а недоуменных размышлений – больше. Мало кто понимал, что делать с 43%-ным барьером из соглашения Мишеля. «Грузинская мечта» подчеркивала, что он более не актуален и она не назначит внеочередные выборы, даже если наберет в октябре 1%. А «Нацдвижение» и его союзники упорно продолжали именовать выборы референдумом – главное место в их кампании заняли не программы благоустройства городов, а магическое число 43 (что также можно назвать «Ошибкой года»). Чтобы окончательно зафиксировать разрыв с прежними соглашениями, правительство отказалось от 75-миллионного европейского льготного кредита, привязанного к судебной реформе и соглашению Мишеля, а премьер-министр заявил, что европарламентарии ему не начальники. Возможно, в этот момент в риторике «Грузинской мечты» появились нотки шантажа: или у власти останемся мы, или неизбежная дестабилизация Грузии уничтожит ее демократическое и европейское будущее. В качестве пугала внутри страны они использовали «Нацдвижение», играя на эмоциях непримиримых противников Михаила Саакашвили, а за ее пределами – радикально консервативные, клерикальные группы. Как и прежде, «Мечта» позиционировала себя на их фоне как меньшее зло.
В первой половине сентября в информационном пространстве разорвалась атомная бомба. В сеть попали сверхскандальные материалы, указывающие, что Служба госбезопасности прослушивала высших церковных иерархов (а также дипломатов, но они мало интересовали местную аудиторию), и оппозиционные каналы принялись их тиражировать. «Грузинская мечта», несомненно, потеряла бы власть, если бы руководители патриархии объявили себя жертвами спецслужб, однако они обратили свой гнев против оппозиционных СМИ и партий, препятствуя тем самым оттоку консервативного электората от «Мечты». Развалить альянс руководителей ГМ и ГПЦ с помощью выбранного, а если точнее – подвернувшегося (этот смысловой нюанс важен) инструмента не удалось, хотя на его использование затратили уйму сил, которые в последние недели перед выборами можно было применить с большей пользой. Сегодня о скандале, казавшемся в августе локальным апокалипсисом, не вспоминает почти никто.
В конце сентября турецкая компания Enka заявила, что разрывает контракт о строительстве Намахванской ГЭС. Это очень обрадовало многих консерваторов и националистов, но не отправило тему в архив – в конце года к ней вернулись вновь. Злополучная ГЭС, подобно глубоководному порту Анаклия, порождает бесконечные споры – в них все меньше конкретики и арифметики и все больше квазирелигиозного пафоса с верой в магическую силу духовности и/или в чудесное спасение умирающей экономики, которую истязает коронакризис. Тогда же, в конце августа, Михаил Саакашвили начал повторять, что скоро приедет в Грузию, обсуждал проблему с европарламентариями (они советовали не обострять обстановку), публиковал копии авиабилетов и т. д. Внимание на это обращали не все, поскольку в прежние годы лидер «Нацдвижения» давал похожие обещания неоднократно.
Но 1 октября, за день до выборов, он был арестован в Тбилиси вскоре после того, как нелегально пересек границу Грузии в фургоне с молочной продукцией, принадлежавшем его стороннику. Саакашвили неоднократно говорил украинским журналистам, что в случае его ареста возмущенный народ через пару дней вызволит его, но ничего похожего не произошло. Безусловно, его арест мобилизовал сторонников «Нацдвижения», и на следующий день они ринулись на избирательные участки, но то же самое сделали и его противники, и не исключено, что именно это позволило «Грузинской мечте» с запасом (46,7%) преодолеть 43%-ный «барьер Мишеля», который хоть и был отвергнут правящей партией, но все же дрейфовал по поверхности коллективного сознания. Обстоятельства драматически изменились, но общий баланс сил в целом остался прежним. Главной жертвой «биполярной мобилизации» стали «малые» оппозиционные объединения – год завершился для них кризисом идентичности. Впрочем, партия Георгия Гахария показала убедительные результаты в нескольких районах западной Грузии, уверенно заняла третье место в масштабах страны, а сам он получил 9,41% на выборах мэра Тбилиси. Ни он, ни Анна Долидзе, которая фактически без ресурсов набрала 4,56% голосов, не призвали своих избирателей поддержать того или иного кандидата во втором туре, и их равноудаленность от обоих полюсов превратила вероятную победу Кахи Каладзе в неизбежную. «Грузинская мечта» по итогам двух туров выиграла выборы мэров в 63 из 64 муниципалитетов, уступив «Нацдвижению» лишь в Цаленджихе. Надежды Михаила Саакашвили на победу, равно как и на некий революционный сценарий с выдвижением оппозиционных автоколонн на Тбилиси, о котором он говорил незадолго до ареста, не оправдались. Правительство, по сути, проигнорировало акции его сторонников. Многие из них продолжали верить, что за действиями их кумира стоял некий хитрый план, а не «ошибка года» (а может, и десятилетия).
В ноябре внимание общественности было приковано к ситуации с Саакашвили – голодовка, перевод в тюремную больницу, проблемы присутствия на суде и лечения в гражданской клинике и т. д. На первый взгляд это увеличивало шансы лидера «Нацдвижения» вырваться на свободу несмотря на то, что президент Зурабишвили категорически заявила, что не помилует его (подразумеваются уже вынесенные приговоры по делам Гиргвлиани и Гелашвили; против Саакашвили выдвинуты и другие обвинения). Но, с другой стороны, тюремной эпопее сопутствовали два негативных для него процесса – десакрализация фигуры вождя, сторонники которого раньше верили, что его появление в Грузии чудесным образом опрокинет «Грузинскую мечту» и вряд ли могли представить полуодетого, сопротивляющегося Саакашвили в руках тюремщиков (эпизод в Глдани). Вместе с тем повестка «Нацдвижения» предсказуемо сузилась, главное место в ней заняли проблемы и нужды Саакашвили, а другие вопросы отодвинулись на задний план. Это не сулит партии ничего хорошего в долгосрочной перспективе, так как обычных, далеких от почитания Саакашвили избирателей в первую очередь интересуют совершенно иные проблемы. Арест лидера «Нацдвижения», несмотря на все издержки, позволил «Грузинской мечте» консолидировать своих сторонников и напугать фрондирующую часть элиты, поставив вопрос ребром: «Или вы поддерживаете нас, или завтра он выйдет из тюрьмы, начнет мстить и создаст вам худшие проблемы, чем 10 лет назад». А в отношениях с оппозицией правящая партия в очередной раз применила тактику подмены целей, которую наиболее жестко описала одна из лидеров «Европейской Грузии» Тамар Черголеишвили: «Во время парламентского бойкота он [Иванишвили] арестовал Мелия и превратил его освобождение в «победу» «Нацдвижения», «Лело» и других и в обмен на это загнал их в парламент – получил легитимацию парламента. Он перевел в Глдани Саакашвили, который объявил голодовку, требуя освобождения, унизил его достоинство и оставил до тех пор, пока не превратил в победу перевод в военный госпиталь. Я рассержена, потому что методы манипуляции Иванишвили прозрачны, и столько идиотов попадает в расставленный им капкан – плохо, когда чувствуешь, что тобой манипулируют».
Проблемы Саакашвили оставались актуальными и в декабре, однако количество публикаций и комментариев начало снижаться. Ни один вопрос, каким важным бы он ни казался сторонникам и противникам «Нацдвижения», не может находиться в центре внимания обывателей бесконечно долго. В первых числах декабря они обсуждали введение «зеленых паспортов», предоставившее повод (а не причину) для назревшего конфликта в правительстве. Большинство руководителей не желало вводить новые, опасные для рейтинга партии ограничения, но на их необходимость указывали чиновники от медицины, которые, к слову, не сумели обеспечить намеченные темпы вакцинации (вместо 60% взрослого населения «укололось» примерно 40%). Министр здравоохранения Тикарадзе ушла в отставку – но в «щадящем режиме», с исполнением обязанностей до конца года и сохранением места в политсовете правящей партии, где, судя по предварительным заявлениям, будет заседать и Каха Кучава, который в апреле, после подписания соглашения Мишеля, сменил Арчила Талаквадзе на посту председателя парламента. Тогда рокировку связывали с желанием руководства партии подчеркнуть конструктивность и готовность к компромиссам – имидж и стиль коммуникации Кучава так или иначе подходил для этого. В декабре его решили заменить на депутата Шалву Папуашвили (юрист, учился в Германии, долгое время работал в Германском обществе международного сотрудничества – GIZ), который отвечал за связи «Грузинской мечты» с общественностью, часто появлялся на экранах и обычно высказывался жестко. На этом основании сегодня делают выводы о переходе правящей партии к более конфронтационной тактике, однако роль председателя парламента нельзя сводить к единственной функции или к олицетворению тенденции. Хотя мягкая риторика действительно раздражает «ядерный электорат» правящей партии, и это стало одной из причин, по которой очень важную, по мнению западных партнеров, политику деполяризации будто бы «вынесли на аутсорсинг» в президентский дворец, и теперь ей занимается Саломе Зурабишвили. К кадровым перестановкам привела в первую очередь конкуренция внутри «молодой гвардии» – многие комментаторы по-прежнему воспринимают ее как единое целое, в то время как она разрослась, усложнилась и внутри нее выделились группы влияния, а судорожный инкрементализм 2-3-летней давности сменили более осмысленные, хоть и небезупречные подходы. В начале года части экспертов казалось, что «Грузинская мечта» вскоре погибнет, по крайней мере – утратит власть, на приближение финала указывали десятки признаков, но партия, вопреки целому ряду законов политики и логики, удержалась на краю и стала более живучей и хищной. Фатальная слабость оппозиции не единственная причина произошедшего. Угроза катастрофы обострила инстинкт самосохранения «мечтателей», хотя более последовательный и сильный, чем Саакашвили, противник, вероятно, сумел бы повергнуть их.
Годовой отчет можно закончить словами «Все сложно», которые обычно используют, чтобы не писать «Все плохо». Жизнь в 2021 году была очень нервной, тяжелой, да и на грядущий 2022-й граждане смотрят скорее с подозрением, чем с оптимизмом. Всем хочется верить, что хоть что-то изменится к лучшему, но этого не произойдет, пока не изменимся мы сами. Впрочем, если бы не надежда на лучшее будущее, Грузия давным-давно исчезла бы с лица земли.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
