Accessibility links

Крест и радуга: первая кровь


Дмитрий Мониава
Дмитрий Мониава

«Сейчас нужно не переживать, а думать!» – фраза из беседы преподавателей одного славного вуза, обсуждавших ужасные события минувшей недели, могла показаться кому-то вполне уместной и даже мотивирующей. Но не исключено, что она скрывала хорошо известную психологам изоляцию аффекта, фактическую ампутацию столь естественных чувств, которые в общем-то и делают нас людьми. Иногда университетские интеллектуалы, чтобы не впасть в отчаяние и сохранить напускное хладнокровие, блокируют эмоции, подобно хирургам или участникам боевых действий, и вытесняют их в глубины психики, где они не исчезают и вскоре становятся топливом для агрессивного поведения, бреда величия или комплекса превосходства, позволяющего с расстановкой проговорить: «Не нервничайте, коллега!» Его собеседник растерянно ответил: «Да, но…»

5 июля ультраконсервативные экстремисты, выступавшие против проведения шествия в рамках Tbilisi Pride, избили множество журналистов и совершили немало других правонарушений. А главным словом недели стал неприметный союз «но». Мы услышали сотни фраз вроде «У них есть права, но…», «Я их терпеть не могу, но…», «Насилие неприемлемо, но…». «Свобода выражения мнения есть у всех, но твоя свобода выражения не должна нарушать чужие права». Последняя фраза принадлежит мэру Тбилиси Кахе Каладзе. Ему в октябре переизбираться, и, вероятно, поэтому он будто бы специально для консервативного электората добавил: «Никто за ними (LGBTQI+) не гоняется, никто не нарушает (их права). Популяризацию этого направления, пропаганду я не считаю целесообразной». Единственным представителем власти, который торжественно отрекся от союза «но», стал новый председатель парламента Каха Кучава: «Никакого «но»! Нельзя оправдывать то, что мы увидели вчера, и это непременно следует всесторонне осудить. Нашу страну исторически объединяет любовь и религия, призывающая нас только к взаимному уважению. Эти действия, совершенные именем религии, попросту неприемлемы!» – заявил Кучава и призвал «наказать всех», кто 5 июля избивал журналистов. Иного от него никто и не ждал – правящий Грузией олигарх Бидзина Иванишвили для того его, собственно, и нанял, чтобы он демонстрировал пресловутое «человеческое лицо» режима, его вменяемость и цивилизованность как местной аудитории, так и (прежде всего) зарубежной. Хотя и в его реплике при желании можно обнаружить маленькое, невидимое «но» – там, где спикер заговорил об объединяющей религии, как бы невзначай отсылая слушателей к 8-й статье Конституции, которая подчеркивает особую роль ГПЦ в истории страны (и по иронии судьбы предшествует статьям 9-35, посвященным правам человека). Этого реверанса, скорее всего, не заметил никто, кроме тех, кому он был адресован.

Всю неделю союзы «но», подобно скобам степлера, соединяли противоречивые мысли и чувства. Умеренным консерваторам-государственникам не нравилось, что на улицах вопреки закону били людей. Столичные интеллигенты зачастую наблюдали за перевозбужденными представителями «глубинного народа» в рясах и пропитанных потом футболках с плохо скрытой неприязнью и страхом. Общественность нервничала. Но преклонение перед авторитетом Церкви, ненависть к либералам и LGBTQI+ и лоялизм с конформизмом мешали многим выразить протест хотя бы вполголоса. Власти также пытались воспользоваться болеутоляющим эффектом союза «но» и подвести зарубежных партнеров к следующему выводу: 5 июля полиция действовала плохо, но 6-го успешно защитила от экстремистов акцию протеста, а также задержала напавших на журналистов лиц (возможно, не всех, но…). Этот алгоритм «Два шага назад, один вперед» хорошо известен: к примеру, в 2018-м МВД сначала провело демонстративно жесткий рейд в клубе Bassiani, вызвав кризис и акции протеста, а затем уберегло их участников от атаки тех же ультраконсерваторов, заслужив сдержанные похвалы. В подобных эпизодах правительство будто бы разводит руками и говорит Европе: «У меня не все получается, но я же стараюсь! У венгров с LGBT тоже все сложно. Пожалуйста, поставьте мне четверку!» У японцев есть игра «го», а у нас – игра «но», которая длится десятилетиями. На минувшей неделе такой «четверкой» (и даже «пятеркой») правящая партия стремилась представить выделение Грузии примерно четырех миллиардов евро на развитие инфраструктуры и другие благие цели в течение пяти лет в рамках помощи ЕС странам Восточного партнерства (об этом сообщил посетивший Тбилиси еврокомиссар Оливер Вархели).

Кто-то изолирует аффект, а кто-то хочет его аннулировать. В таком случае отдельные личности и общество в целом пытаются сделать что-то позитивное, противоположное предыдущему действию, чтобы символически перечеркнуть его. В основе их поведения лежит идея искупления, которая, по мнению Отто Фенихеля, «выражает веру в возможность магического уничтожения сделанного». Тот же Каха Кучава поднял перед зданием парламента новый флаг Евросоюза взамен сорванного и сожженного экстремистами. Тысячи пользователей украсили свои фотографии в Facebook рамками с европейской символикой. Некоторых погромщиков задержали, и Фемида принялась грозно стучать молотком - кое-кого успокоило и это. А в субботу православные устремили взоры к кафедральному собору Святой Троицы, куда перенесли мощи великомученицы Кетеван (царицы Кахетии, замученной в 1624-м по приказу персидского шаха Аббаса I) – их доставил в Грузию министр иностранных дел Индии. Патриархия сообщила об этом событии на завершающем этапе уличного противостояния 5-6 июля и, возможно, еще на стадии планирования решила превратить его в символический финал кризисной недели, который аннулирует аффект национального масштаба и перечеркнет сомнения и колебания верующих.

На следующий день, 11 июля, стало известно, что умер оператор «ТВ Пирвели» Лексо Лашкарава. В ходе беспорядков 5 июля экстремисты зверски избили его; врачам пришлось провести хирургическую операцию. Затем он вроде бы пошел на поправку, 8 июля выписался из больницы, начал возвращаться к активной жизни, но вчера внезапно скончался. Эта трагедия вновь развернула общество лицом к проблеме, которую оно стремилось вытеснить из сознания с помощью разнообразных психологических уловок.

И правящая партия, и ее оппоненты активизировали в социальных сетях сонмище троллей и задействовали свои СМИ, чтобы использовать смерть Лашкарава как политический инструмент, свести к минимуму свой ущерб и нанести максимальный противнику. В подобных случаях они всегда поступают так, и ничего необычного в этом нет – проблема скорее в том, что многие граждане следят за их противостоянием, как за футбольным матчем, пытаясь определить, кто побеждает, делая ставки и пожирая попкорн. Похоже, что значительная часть общества слишком жестокосердна для того, чтобы просто, по-человечески дать волю чувствам, оплакивая молодого человека вопреки всей мерзости грузинской политики. И затем задуматься о том, как ненависть, жестокость, сама Тьма овладели избившими его людьми, и как они проникают в наши души.

В эпизоде Tbilisi Pride представители духовных и светских властей вели кооперативную игру, а субботняя церемония в соборе Св. Троицы предоставила пропагандистской машине визуальный образ их единения. Однако из этого вовсе не следует, что все конфликты в их отношениях преодолены, тем более что перед выборами они обычно обостряются. «Хрестоматийным» считается столкновение 2018 года, когда Бидзина Иванишвили в очередной раз вознамерился заработать быстро и много, и его вассалы подготовили законопроект о культивации конопли (соответствующий рынок тогда был настоящим «полем чудес»). Церковь воспротивилась, часть иерархов обрушилась с критикой на Саломе Зурабишвили, которую «Грузинская мечта» продвигала на пост президента (хотя ничего сверхскандального о марихуане она не говорила), и после ее неудачного выступления в первом туре правительство отозвало спорный законопроект, а ГПЦ получила новые земли и другие бонусы. По подсчетам Института толерантности и многообразия (TDI), в 2017 году общая площадь земельных участков, которыми распоряжалась патриархия, превысила 60 квадратных километров (т. е достигла размера города Батуми), чуть позже, после принятия нового Лесного кодекса, она получила возможность завладеть лесными угодьями, прилегающими к церквям и монастырям. Однако другие конфликтные эпизоды имели к выборам лишь опосредованное отношение и хронологически, и по сути. Нужно вспомнить как епископ Бодбийский Иаков (Якобашвили) обвинил высших руководителей страны в заговоре с целью смещения патриарха, о «цианидовом деле», которое безусловно можно описать и как одну из (контр)атак правящей элиты, о пасхальном ковид-кризисе и десятках других инцидентов. Проблема не исчерпывается вульгарным предвыборным торгом и влиянием на умы православных избирателей, а носит институциональный характер.

Начиная с того достопамятного дня, когда архиепископ Микаэл выбил царю Вахтангу зуб (V в.), отношения политической и религиозной элиты были далеки от идеала юстиниановой «симфонии властей». Когда одна ослабевала, другая вторгалась сферу ее влияния, и наоборот. Неплохой метафорой в данном случае может послужить закон сообщающихся сосудов. В эпоху распада СССР, идеологического вакуума и коллапса госструктур влияние освободившейся от красных оков Церкви резко возросло, и кое-где она заступила на «территорию» светских институтов. Наиболее дальновидные иерархи, возможно, предвидели, что за разочарованием части неофитов и возрождением государства последует обратный процесс и стремились обозначить некую «границу», закрепить достижения постсоветского периода. Скорее всего, из этого корня и произросла 8-я статья Конституции вместе с конкордатом, предоставившим ГПЦ привилегированное положение. Но, несмотря на то, что с момента его подписания владения Церкви расширились, а ее финансирование возросло (переломными стали 2007-2009 годы, когда Саакашвили увеличил его в пять раз – примерно до нынешней планки в 25 миллионов лари), на целом ряде направлений ее позиции ослабли из-за постепенной секуляризации сознания граждан и обострения борьбы вокруг проблемы преемника Илии II, в которую неумело, но энергично вмешались власти. После уличных беспорядков местоблюститель патриаршего престола владыка Шио (Муджири) сказал: «Чтобы не повторилось то, что мы видели сегодня, и избежать этих тяжелых минут, по моему мнению, настало время, чтобы все общество начало думать о том, чтобы отразить в законодательстве понятие оскорбления религиозных и национальных чувств». Важно понять, чем является попытка обозначить «пограничный рубеж» на сей раз – свидетельством нарастающей силы или слабости?

Председатель юридического комитета парламента Анри Оханашвили заявил, что «поддержит любую здравую инициативу, которая будет способствовать усилению грузинской церкви», но осторожно добавил, что пока не видел законопроекта. Принятию такого решения противится либеральная общественность и Совет религий при Народном защитнике. Вопрос обсуждается не в первый раз – в 2016-м в парламенте рассматривался законопроект депутата Сосо Джачвлиани, но тогда на пике дискуссии патриархия открестилась от идеи, отметив, что принятие подобного законопроекта «не было нашей инициативой ни раньше, ни сейчас». Это не совсем так – 15 мая 2010 года она призвала власти срочно принять закон, который «защитит достоинство и честь личности и общества и их религиозные чувства». В 2018-м идею развивал Эмзар Квициани из «Альянса патриотов», были и другие полузабытые ныне эпизоды, но дальше разговоров дело не шло. Однако теперь с инициативой выступил человек, который близок к тому, чтобы в будущем возглавить ГПЦ, и правящей партии придется рассмотреть это «повышение ставок» со всей серьезностью.

Не исключено, что после краха СССР возникла своеобразная психологическая ловушка, и рубежи, достигнутые в результате сверхрасширения зоны влияния, воспринимаются некоторыми епископами как естественные, а любое «отступление» назад, к сугубо церковной сфере, как катастрофа и торжество враждебных ГПЦ сил. Такое видение делает неизбежными попытки превращения Церкви в своего рода «Министерство национальной идеологии и нравственности» и усугубляет ситуацию.

Когда Ираклий Гарибашвили возглавил правительство в первый раз (20.11.13-30.12.15), он относительно успешно уклонялся от конфликтов с руководителями ГПЦ, в отличие от сменившего его Квирикашвили, а затем Гахария, которых владыка Иаков (и не только он) обвинял в страшных вещах. Относительно слабому (прежде всего, в сфере идеологии и пропаганды) «кахетинскому клану» по большому счету нечего было делить с влиятельными епископами – наоборот, они могли увидеть друг в друге полезных союзников. Тогда в кулуарах поговаривали, что клерикальные и радикально-консервативные группы находятся на связи именно у Гарибашвили, а позже – что контакты продолжались и после его отставки. Бидзина Иванишвили в первые годы правления был смел на язык и заявил в феврале 2014-го (в ходе рассуждений о суррогатном материнстве): «Ошибиться может и Патриарх. Он может поделиться своим видением, а мы не разделить его. Это нормально. Не нужно догм». Гарибашвили, хоть подчинялся сюзерену на все 100%, но не позволял себе ничего подобного, поскольку в таких репликах руководители ГПЦ обычно видят оскорбительный вызов. Когда он возглавил Минобороны (08.09.19-22.02.21), правящая партия при его непосредственном участии раскрутила т. н. дело картографов перед парламентскими выборами 2020-го, используя и усиливая аргументы патриархии в дискуссии о приграничном монастырском комплексе Давид-Гареджи. Это был первый опыт взаимодействия Гарибашвили и его партии с клерикалами и националистами в таких масштабах; стороны в целом остались довольны друг другом. На минувшей неделе в СМИ вбросили информацию о том, что за возвращением в Грузию мощей царицы Кетеван стоит бизнесмен Давид Хидашели, сыгравший ключевую роль в «картографическом скандале». Таким образом «Грузинская мечта» демонстративно поставила на этом эпизоде своеобразное «авторское клеймо».

И «Мечту», и доминирующую в патриархии группу ждет сложный, опасный период транзита. Возможно, они попытаются опереться друг на друга, чтобы преодолеть его вместе. Это, разумеется, не отменяет общих, объективных противоречий между духовными и светскими властями и борьбы между отдельными лицами и кланами, но тактический альянс вполне вероятен. Примечательно, что поводом для демонстрации единства стало перенесение мощей не какого-либо отшельника, но кахетинской царицы, в образе которой религиозная и национальная идентичности переплетаются. Конечно, это может быть совпадением, впрочем, патриархия всегда придавала символической составляющей огромное значение.

Илия II и епископы не призывали бить, убивать и срывать флаги Евросоюза. Но людей, которые делали это, скорее всего, вдохновляли заявления патриархии о недопустимости проведения шествия в рамках Tbilisi Pride и бескомпромиссная позиция духовных лидеров. Многим (и не только радикальным) консерваторам, судя по комментариям в соцсетях, понравилось и выступление Гарибашвили перед началом беспорядков: «Акция не должна проводиться на проспекте Руставели… Это Грузия, у нас свои традиции, правила, и все должны уважать наши правила и традиции». Именно на данные реплики и неэффективные действия правоохранительных органов указывают противники «Грузинской мечты», возлагая на премьер-министра ответственность за трагические последствия. 5 июля премьер также заявил, что «за акцией стоит радикальная оппозиция во главе с Саакашвили». Этот прием он использовал и после беспорядков 17 мая 2013 года (тогда акция защиту прав LGBT также была сорвана). В тот период Гарибашвили, возглавлявший МВД, сказал в интервью «Асавал-Дасавали»: «Я знаю, кто стоял за провокацией 17 мая… Догадаться очень просто… Представители «Нацдвижения», наверное, мечтали, чтобы полиция 17 мая разогнала контрдемонстрантов? Кого мы должны были разогнать? 300 священников, их паству и 40 тысяч наших сограждан?» А сегодня утром он произнес весьма примечательную фразу: «В ходе вчерашней акции (протеста) мы услышали классические антигосударственные, антицерковные и, следовательно, антинациональные послания». Гарибашвили, как и восемь лет назад, пытается донести до консервативного электората одну простую мысль: ««Грузинская мечта» рядом с Церковью, «Нацдвижение» рядом с ЛГБТ». Ему нужно, чтобы иерархи высокого ранга перед октябрьскими выборами подкрепили ее определенными символическими жестами и заявлениями. Возможно, платой за это станет закон об оскорблении религиозных и национальных чувств (владыка Шио весьма хитроумно связал их воедино) и/или что-то не менее ценное для ГПЦ. Парадокс заключается в следующем – чем яростнее либеральные группы атакуют такие инициативы, тем проще будет «Грузинской мечте» обрабатывать запутавшихся и раздраженных консерваторов, несмотря на то, что ее политические и пропагандистские ресурсы почти исчерпаны. Вот, к примеру, заявление лидера «Гирчи – Больше свободы» Зураба Джапаридзе: «Дикари убили невинного человека. Они убили его именем Христа и взамен воткнули на Руставели окровавленный крест. Совершенно не важно, какую причину смерти назовет экспертиза. Нужно быть совершенно стерильным, чтобы поверить, что смерть Лексо не связана с жестоким избиением 5 июля. Вы, кто не видите ответственности патриархии в этом убийстве, – глупцы. Вы, кто не видите ответственности «Мечты» в этом убийстве, – глупцы». Возможно, либералы хотят услышать именно такие оценки. Однако большинство консерваторов расшифрует слова об «окровавленном кресте» и ответственности патриархии совершенно иначе и, вероятно, начнет подсознательно защищать всех, кого обвиняет Джапаридзе, сближая в своем восприятии ГПЦ и «Мечту». Ничего иного властям и не нужно. Не исключено, что их единственный шанс перед выборами заключается в том, чтобы поместить в центр внимания измученных кризисом избирателей лишь два символа – крест и радугу, упростив политическую картину до уровня наскальной живописи.

Клерикальный разворот – конечно, не договор с дьяволом, хотя с политической точки зрения он крайне рискован. Но вне зависимости от того, погибнет или уцелеет «Грузинская мечта», проблемы Церкви не исчезнут. Одна из них заключается в том, что нынешние правила управления ГПЦ способствуют усилению влиятельной замкнутой церковной корпорации, контролировать которую может лишь государство – причем лишь частично и с использованием теневых методов. После восстановления автокефалии в 1917 году они были намного более демократичными – мирян тогда избирали не только в епархиальные структуры управления, но и в верховный Совет Католикосата. Именно выборные органы занимались юридическими и хозяйственными вопросами. Ситуация не являлась идеальной, но тогда прозрачности и контроля было больше, нынешняя же система произрастает из правил эпохи Сталина, которые успешно использовали в своих целях Инаури, Шеварднадзе и др. Парадоксально, но нормы столетней давности и в современных реалиях увеличили бы шансы на оздоровление ситуации в патриархии, впрочем, тех, кто призовет вернуться к ним, вероятно, назовут еретиками или «либерастами». Скорее всего, та же участь постигнет тех, кто предложит изменить систему финансирования и использовать, к примеру, опыт Германии, где верующие граждане дают согласие на передачу части взимаемого с них подоходного налога соответствующей религиозной организации. Это выглядит более справедливо и логично, чем нынешнее выделение средств из бюджета, который формируется за счет отчислений последователей разных религий и атеистов. Но переход к такой системе естественным образом внесет в повестку дня проблему прозрачности и контроля, что в корне противоречит интересам замкнутой корпорации феодального типа, и она вряд ли его поддержит. Но до тех пор, пока священнослужители и верующие миряне самостоятельно, без вмешательства внешних сил не легализуют внутри церковной ограды идею очищения Церкви от политики и само слово «реформа», религиозная и политическая ипостаси ГПЦ будут по-прежнему накладываться друг на друга, и страна пройдет через десятки новых кризисов вне зависимости от фамилии премьер-министра или от того, на каком балконе повесят радужный флаг и перед каким зданием установят металлический крест.

В 2012 году Грузинская православная церковь причислила к лику святых архимандрита Габриэла (Ургебадзе) и активно использует его образ для укрепления своего авторитета. Но она не сумела донести до людей, избивших Лексо Лашкарава и других сограждан, его слова: «Если ненавидишь хотя бы одного человека, – в его образе ненавидишь самого Христа». Хочется верить, что те священники, которые знают, чем пастырская ответственность отличается от уголовной, думают об этом сегодня и хотят изменить чудовищно несправедливый мир вокруг себя.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

XS
SM
MD
LG