Сегодня в Тбилиси на 86-м году жизни скончался легендарный грузинский артист Кахи Кавсадзе. В ноябре прошлого года актер заболел коронавирусом, попал в реанимацию, но смог побороть заболевание. Однако в феврале он снова оказался в больнице.
«Я – артист. Кахи Кавсадзе. Каждый артист – лицедей. Артистичность я унаследовал от матери, музыкальность – от отца. Хотя отца я впервые увидел в 10-летнем возрасте. В КГБ», – произносит актер в документальном фильме Наны Джанелидзе «А есть ли там театр?».
Этот фильм – краткая история жизни Кахи Кавсадзе и его семьи, рассказанная им самим. Это история его предков, передававших из поколения в поколение традицию многоголосного пения, история родителей, которых разделила война: отец сперва попал в плен к фашистам, вернувшись в СССР, был арестован и сослан. В ссылке он скончался.
Кахи Кавсадзе в фильме «А есть ли там театр?» говорит, что на вопрос, кого он больше любит – маму или папу, всегда отвечал, что отца. «Чтобы ему не было обидно, там, где-то», – произносит Кахи, показывая пальцем вверх. Кахи с братом, как детей «врага народа» в свое время исключили из музыкального колледжа, а его мать на всю оставшуюся жизнь осталась одна.
«Когда театр начал выезжать на гастроли за рубеж в анкете была графа: «Есть ли у вас родственники за границей?» «Нет». «Кто-нибудь из членов семьи репрессирован?» «Да». «Реабилитирован?» «Нет». Мне сказали: «Уж очень рассержено ты пишешь это «нет», иди и получи этот документ о реабилитации, разве это так трудно?» А для чего, говорю я, мне этот документ? Мой отец для меня лучше всех, умнее всех, талантливее всех, не нужна моему отца никакая реабилитация! Я ведь всего два раза видел отца, не так ли? И все равно он самый умный, самый талантливый, самый именитый, он лучше и добрее всех. Всех, всех, всех!»
Режиссер фильма «А есть ли там театр?» Нана Джанелидзе говорит, что то, как в одном человеке может уместиться целый театр, она осознала на съемках ее фильма «Колыбельная», в котором Кахи Кавсадзе сыграл роль дедушки. Однажды, вспоминает режиссер, отключили свет и Кахи всю ночь напролет им, нескольким членам съемочной группы, рассказывал истории из жизни великих актеров.
«И тогда я подумала – это было 30 лет назад, или даже больше, вот это настоящий актер-одиночка, который может сам весь театр заменить!»
В нулевых, вспоминает Нана Джанелидзе, она попала на моноспектакль Кахи Кавсадзе, в котором артист открывал истории его семьи – уже не опасаясь цензуры или каких-то последствий. Большая сцена театра Руставели ей тогда показалась слишком маленькой для столь личного рассказа большого артиста, и она предложила ему снять документальный фильм.
«Это была судьба одного человека, которая в то же время умещает судьбу всех этих миллионов, которые прошли через ГУЛАГ, получили клеймо «сын врага народа»… И все-таки он из этой трагической судьбы вынес большую радость. Кахи, почему мы все его так любим? Потому что он был носителем огромной радости – радости жизни, радости бытия, радости быть мужчиной, радости быть влюбленным и все это он как-то излучал. Светлейший, радостный, не колющий. Он очень любил, когда были какие-то победы у других, творческие победы. Он умел восторгаться другими».
Отдельной главой в фильме идет рассказ Кахи о любви всей его жизни – Белле Мирианашвили, с которой они прожили 26 лет. Нана Джанелидзе говорит, что он очень тосковал по скончавшейся супруге и, было похоже, что он до самого конца любил ее так же, как в свои 20 лет.
«Белла. Ни разу в жизни я не сказал Белле, что люблю ее. Я давал ей понять это своим поведением. Я был на третьем курсе, когда увидел Беллу в коридоре института и потерял голову. Хотя до того, пока мы смогли быть вместе, прошло целых 12 лет (…) Я боготворил ее так, что не мог представить с ней рядом никого. Даже себя самого. Она всегда поражала меня, как личность. За 23 года ее болезни я помню только один случай, когда она позвала меня и сказала: «Мне плохо».
Кахи Кавсадзе впервые вышел на сцену театра Руставели в конце 50-х. Тогда же дебютировал в кино. На его счету множество театральных постановок и более 80 фильмов.
