Столица Грузии встретила Кристиана Даниельсона мелким, холодным, почти стокгольмским дождем и старой, но по-прежнему актуальной шуткой «Пусть сначала покажет диплом психиатра!». Переговоры с грузинскими партиями требуют особых навыков, но представитель председателя Европейского совета излучал спокойный оптимизм и, скорее всего, понимал главное – взаимный цугцванг, который встречается в местной политике намного чаще, чем в шахматах, подталкивает стороны к компромиссу, а продолжение партии ухудшает их безотрадное положение. Но было трудно определить, достаточно ли они компетентны, чтобы осознать это, поскольку эффект Даннинга-Крюгера, описывающий их квалификацию, которая столь низка, что они даже не в состоянии осознать степень катастрофичности своих действий, давным-давно превратился для них в кандалы.
До начала переговоров могло показаться, что пространство для компромисса безгранично – партии радостно подтверждали, что стремятся к избирательной и судебной реформе и, вероятно, надеялись объегорить друг друга позже. «Грузинская мечта», в принципе, соглашалась (разумеется, с соблюдением процедурных приличий) освободить из тюрьмы нового председателя «Нацдвижения» Нику Мелия. Это стало ясно еще до визита Даниельсона, когда прокуратура заявила, что Мелия освободят после выплаты залога. «Мечта» намекала в подтексте, что возможны и другие варианты, если она получит что-то стоящее взамен. Лидер «Нацдвижения» Михаил Саакашвили несколько раз упомянул «всеобщую амнистию» и тем самым указал и на вынесенные ему приговоры. Но политики, в большинстве своем, сделали вид, что не расслышали его, и здесь интересна не просчитываемая позиция «Грузинской мечты», а соратников Саакашвили – некоторые из них, возможно, полагают, что его возвращение в Грузию снизит их влияние и увеличит риски. Если судить по паре туманных фраз, «Мечта» еще до приезда Даниельсона была готова уступить оппозиционерам и несколько структур, позволяющих лучше контролировать действия властей. Атмосфера «сердечного согласия» пьянила неискушенных наблюдателей, но стороны приравнивали уступки в вопросах бойкота и внеочередных выборов к потере лица и их нельзя было ни объехать, ни обойти.
На этом направлении позиции оппонентов «Грузинской мечты» в последнее время ухудшились. После выборов 31 октября 2020 года депутаты 5 из 9 попавших в Парламент политических объединений отказались принять мандаты (представители расколовшейся «Гирчи» заняли неоднозначную позицию, но также воздержались от участия в заседаниях), объявили результаты сфальсифицированными и потребовали переголосования. Однако несколько событий нанесли их аргументам серьезный урон. Сначала организация «Справедливые выборы» (ISFED) заявила, что результаты параллельного подсчета голосов не совпадают с цифрами Центризбиркома, но затем признала, что допустила ошибку суммируя данные. Затем авторы окончательного отчета БДИПЧ ОБСЕ, несмотря на серьезные замечания, признали волеизъявление граждан свободным, а выборы состоявшимися. Содержащиеся в нем выводы в целом повторил и опубликованный на минувшей неделе отчет Международного республиканского института (IRI). Одна из оценок, скорее всего, очень не понравилась лидерам «Нацдвижения» и других партий, «основавших в столице оппозиционный центр защиты голосов, целью которого был сбор всех жалоб и нарушений, произошедших в день выборов. И хотя все это носило инновационный характер, Центр обнаружения фальсификаций, судя по всему, не сумел систематизировано собрать необходимые доказательства для подтверждения исков». Авторы отчета IRI, указав на большое количество случаев дисбаланса в итоговых протоколах, перепроверки и правки, тем не менее, пришли к выводу, что «их масштаб не повлиял на окончательный итог выборов». Оценки наблюдателей, по сути, вынудили оппозиционеров защищать пошатнувшуюся версию о тотальных махинациях и «Грузинская мечта» приготовила им нехитрую ловушку – создала парламентскую следственную комиссию и заявила, что согласится на проведение внеочередных выборов, если будет доказана фальсификация хотя бы одного процента голосов. Было очевидно, что, приняв участие в ее работе, оппозиционеры косвенно признают легитимность нового Парламента, но с другой стороны, лишь доказательства могли оправдать отказ от мандатов – в противном случае бóльшая часть местной аудитории и зарубежные партнеры почти наверняка сочли бы его деструктивным, если не экстремистским.
«Лоялистские» СМИ, как правило, не цитируют высокопоставленного в прошлом американского дипломата Мэтью Брайза и евродепутата Виолу фон Крамон, поскольку считают их союзниками «Нацдвижения». Но на минувшей неделе их упоминали на первых полосах, что вряд ли обрадовало «националов». В ходе вебинара организованного ECR Group (Европейские консерваторы и реформисты), Брайза осудил «Грузинскую мечту» за арест представителей оппозиции, но сказал «следует быть осторожными, чтобы оппоненты правительства не использовали нас как инструмент. У меня много друзей среди них, но они надеются, что трансатлантические институты, Евросоюз и США примчатся как кавалерия и в момент кризиса спасут их, что Запад будет действовать им на благо, в данном случае - против «Грузинской мечты». Думаю, мы должны избежать этого». Брайза призвал оппозиционеров «принять мандаты, чтобы представлять своих избирателей. Я сказал оппозиции, что самые близкие их друзья в трансатлантической семье не говорят, что выборы украдены». А фон Крамон тогда же заявила: «Просим все политические силы действовать более разумно, не нужно прибегать к блокированию, бойкоту и исключать что-либо, как не нужно использовать административный ресурс для получения преимущества на выборах». Впрочем, еще до этих комментариев стало ясно, что «Нацдвижению» и его партнерам будет трудно найти не только в правительственных, но и в экспертных кругах Запада союзников, которые поддержат идею продолжения бойкота. Однако, решительные заявления об отказе от мандатов фактически лишили их возможности маневра – многие из их сторонников приравнивают к капитуляции компромисс, не предусматривающий назначение новых выборов или плебисцита об их проведении. Но и паузу нельзя было продлевать бесконечно; часть сторонников оппозиции разозлится на своих избранников, если не дождется успеха или хотя бы ничейного результата по итогам нынешнего кризиса до октябрьских выборов в органы самоуправления. В 2008-м Объединенная оппозиция попала в похожую «временнýю расщелину» между оспариваемыми президентскими и приближавшимися парламентскими выборами.
Эти факторы сузили арсенал непримиримых противников «Грузинской мечты» перед переговорами с Даниельсоном. Им, по сути, пришлось отделить тему внеочередных выборов, объявленных универсальным средством преодоления кризиса, от темы фальсификации. Они продолжали надеяться, что под давлением западных партнеров правящая партия пойдет на уступки. Их позиция зависела от неподвластных им факторов и в целом была достаточно слабой, но не безнадежной. Ее могли усилить масштабные акции протеста, однако в течение четырех месяцев они не сумели их организовать. Определенные преимущества им предоставил скандал с аудиозаписями телефонных разговоров сына фактического правителя Грузии Бидзины Иванишвили Беры. Но именно из-за дефицита иных средств, они попытались извлечь из него больше бонусов, чем он мог дать.
Беседы между «принцем» и «придворными», о наказании оскорбившего его в социальной сети подростка, нанесли бы «Грузинской мечте» более серьезный урон если б не два фактора – их можно условно назвать «проблемой жертвы» и «проблемой обвинителя». Новейшая история Грузии помнит несколько случаев расправы с людьми, которые, по мнению родственников высокопоставленных лиц, оскорбили их. В 2005-м был зверски избит депутат Валерий Гелашвили (после смены власти виновными по этому делу признали нескольких бывших руководителей, в том числе и Михаила Саакашвили). В 2006-м сотрудники МВД замучили Сандро Гиргвлиани (дело дошло до Страсбургского суда и сыграло ключевую роль в дискредитации режима). В 2007 году омбудсмен Созар Субари заявил, что троих молодых людей, которые ночью позвонили избраннице директора Специального оперативного департамента Кодуа, ложно обвинили в хранении наркотиков и оружия; одного из них продержали за решеткой два месяца (каждый получил 5 лет условно). А в 2009-м родственники Кодуа на глазах множества свидетелей и проявивших пассивность полицейских избили в Гудаури учредителя ТВ «Рустави 2» Эроси Кицмаришвили, по его мнению – за политическую позицию, по их словам – за оскорбительные речи (они даже пресс-конференцию провели). В каждом из этих эпизодов мотивы и поступки действующих лиц так или иначе укладывались в логические цепочки, жертвам нанесли очевидный урон, а прямое или косвенное участие представителей власти не вызывало у общественности сомнений. В случае с Берой образ жертвы не так четок, а урон, судя по предварительным данным, был прежде всего психологическим. Это, разумеется, никак не оправдывает фигурантов, но в то же время не позволяет рассчитывать на быструю и сверхрадикальную реакцию общества (из перечисленных выше эпизодов эмоциональный шторм произошел лишь в случае Гиргвлиани и то не сразу), особенно если потерпевший и/или его родственники не взывают к справедливости. Резонанс в подобных обстоятельствах зависит и от того, насколько зрители ассоциируют себя с жертвой и, попросту говоря, считают ее похожей на себя. Пропагандистская машина «Грузинской мечты» сделала все для того, чтобы выставить визави Беры Иванишвили маргинальным хейтером, матерящимся в соцсетях, а его самого – оскорбленным подростком (т. е. по сути – жертвой; один из лидеров «ГМ» Георгий Вольский неслучайно назвал его «маленьким Берой»).
Власти утверждают, что записи скомпилированы и их основная часть сделана в 2010-11 годах, «националы» говорят, что все произошло уже после того, как «Грузинская мечта» пришла к власти. Но скандал в любом случае не мог сразу же привести к каким-то грандиозным последствиям вроде отставки участвовавшего в разговоре премьера Гарибашвили, немедленного кризиса в правящей партии или взрыва ненависти к ней, как в сентябре 2012 года после появления печально известных «тюремных пленок». Некоторые комментаторы считают, что тогда главную роль сыграл фактор неожиданности и, возможно, ошибаются, поскольку аудитория была подготовлена десятками публикаций и слухов о том, что в тюрьме происходит что-то ужасное – формирование общественного мнения длилось несколько лет и видео стало лишь иллюстрацией к уже сложившимся представлениям. Фильтры восприятия могут не пропустить пусть даже правдивую, но неожиданную, ошеломляющую информацию, если почва предварительно не обработана и массовое сознание не подготовлено. Сюжет с Берой, особенно если его подкрепят новые записи, конечно повлияет на колеблющихся избирателей, но лишь спустя какое-то время, в случае вдумчивой работы и в совокупности с другими фактами, тогда как попытка использовать его как детонатор выглядела неразумно. К тому же соратники Саакашвили допустили ошибку, когда не пропустили вперед правозащитников и (хотя бы формально) независимых комментаторов, а принялись лично изобличать «мечтателей», покрывающих Беру, создавая тем самым повод для разговоров о Гиргвлиани, Гелашвили и далее по списку. Наиболее экзотично выглядели обвинения, возбуждающие определенные, социально неблагополучные кластеры избирателей – согласно им, сын Иванишвили не только спровоцировал нарушение закона, но и поступил «не по понятиям», поскольку не отправился выяснять отношения лично. Сторонники «Мечты» в сетевых дискуссиях отвечали, что этого-то и хотели авторы провокации, но интереснее другое.
«Понятия» зачастую трактуют по-разному, формально перед ними «равны все, но некоторые равнее». К примеру, в 1984 году в тбилисском районе Мтацминда юноша, готовившийся к криминальной карьере, напустил милицию на соседа-алкоголика – тот нередко бегал нагишом, вопил, бил жену и детей. Когда недоброжелатели указали на неоправданное сотрудничество с властями, молодой человек ответил, что потерявшими человеческий облик должны заниматься, марая руки, не люди, живущие по «понятиям», а именно власти (в случае с Берой сторонники «Мечты», подталкивая противников к роли адвокатов, точно так же доказывают, что матерящиеся в сети хейтеры ставят себя если не вне закона, то вне «понятий»). Подростки активно обсуждали тот «прецедент», апеллируя к высказанным по другим поводам «экспертным мнениям» т. н. всесоюзных воров – это был совершенно иной, будто бы вывернутый наизнанку мир. Вместе с тем, в годы заката СССР, эгалитарность системы, основанной на «понятиях», не то чтобы исчезла, но размылась – никто не признавал вслух, что «золотой молодежи» дозволено больше, чем «обычной», но все закрывали на это глаза и ее проблемы нередко решали другие люди.
Углубившись в тему, мы, вероятно, начнем искать общие правила, которым определяют оценки общества в каждом частном случае. Описывая эпоху расцвета капитализма, Йозеф Шумпетер заметил, что «без защиты того или иного небуржуазного слоя, буржуазия оказывается беспомощной и неспособной не только вести за собой нацию, но даже защитить собственные классовые интересы». Это привело к созданию «амфибийной» по выражению Джованни Арриги системы власти, активному симбиозу буржуазных и аристократических элементов – одни, грубо говоря, платили, а другие – защищали. В бывших республиках СССР произошло нечто похожее; после кровавой и очень поучительной для новоиспеченных капиталистов неразберихи 90-х, они вступили в симбиоз с осколками «советской аристократии» – будь то политики, столпы МВД и криминального мира, деятели культуры и религиозные лидеры. Вокруг богачей возникли оборонительные рубежи – родственники, многочисленные клиенты, «менты», головорезы, прикормленные политики, артисты, священнослужители и так далее. И не все в наши дни смогут представить сына магната, который, как в патриархальных, по-своему наивных 80-х, лично отправляется на городскую окраину, чтобы покарать обматерившего его (однозначное нарушение табу для большинства грузин) пользователя социальной сети. Такова реальность, и верное на словах (исключительно на словах!) идеям равенства общество принимает ее, но не признается в этом вслух.
За скандалом может скрываться еще один вопрос – противоречат ли удары по имиджу правящей партии интересам Бидзины Иванишвили? Недавно он, по его утверждению – «окончательно» ушел из политики и предрек появление новой «добросовестной силы», которая сменит у кормила власти «Грузинскую мечту». Но нельзя просто загнать в нее вассалов и челядь и торжественно передать ей штурвал – избирателям, вероятно, покажут драматургически достоверную, эффектную, как укол в сценическом фехтовании, победу не только над опостылевшей «Мечтой», но в определенной степени и над создавшим ее Иванишвили, более того – «Семьей» (можно вспомнить манипулятивные заголовки российских СМИ начала «нулевых» вроде «Путин вырвался из-под опеки Семьи!» и т. п.). Нынешняя оппозиция вряд ли сумеет помешать продвижению новой силы, но конечно же подключится к процессу и попытается перехватить инициативу в период транзита. Так что, не следует исключать новых информационных ударов по «Мечте» и «Семье» (во втором случае – скорее символических). А возможное согласие Иванишвили на внеочередные выборы/плебисцит, почти наверняка укажет на один из двух вариантов – запуск контролируемого им сценария передачи власти «добросовестной силе» или утрату контроля с сопутствующим коллапсом «Грузинской мечты».
Когда разговоры о фальсификации утратили остроту, лидеры «Мечты» (должно быть, на радостях) в очередной раз прыгнули на грабли и расшибли коллективный лоб. После того, как обвиняемый в организации беспорядков в злополучную «Ночь Гаврилова» (20.06.19) председатель «Нацдвижения» Ника Мелия нарушил условия освобождения под залог и его арестовали несмотря на сопротивление оппозиции, руководители правящей партии и правительства повели себя как сущие башибузуки. Несмотря на критику из-за рубежа (а она не была бы столь жесткой, если б дело не имело политической подоплеки), они, по сути, действовали так, словно взяли заложника, чтобы обменять его на уступки. Возможно, постсоветские тираны признают такую уловку эффективной и даже хитроумной, но со стороны людей, намеревающихся в 2024 году подать заявку на вступление в Евросоюз, это выглядело как неприкрытая дикость при том, что необходимости в ней не было. Именно так расценят ее и западные партнеры, и молодые люди, которые мечтают о жизни в обустроенной по-европейски стране.
Находясь в Тбилиси Кристиан Даниельсон раз за разом выслушивал аргументы запутавшихся в своих ошибках, не очень умных и бесконечно амбициозных людей. Жители Грузии, как всегда, ждали немедленных результатов, однако позиции сторон блокировали друг друга. Но ведь и соглашение 8 марта 2020 года родилось не сразу и в страшных муках. Безусловным плюсом следует считать утверждение европейских партнеров в новой роли и возросшее в обществе уважение как к процессу переговоров, так и к идее компромисса, хотя многие (не исключено, что они в большинстве), по-прежнему считают его проявлением слабости. А кое-кому кажется, что деэскалация невозможна в принципе, а любое соглашение – клочок бумаги.
На днях весьма влиятельный представитель «старой элиты» заявил в кругу друзей (и его услышали не только они): «Лучше, чтобы одна из сторон уничтожила другую, иначе они уничтожат страну», причем в контексте подразумевалось «любая», «какая разница», хотя он определенно ставит на одну из них. Это тревожный сигнал; нечто похожее можно услышать и в других местах, и не все понимают, что такое «уничтожение» – особенно если вспомнить судьбу «звиадистов» в 90-х, – нанесет нации больший урон, чем любые неурядицы, кризисы и медийные войны. Очевидно, что порождающая такие мысли грузинская политика опустилась на самое дно и необходимо найти выход до того, как раздастся первый выстрел. Но лучшие умы не занимаются этим, возлагая надежды на Кристиана Даниельсона, Шарля Мишеля или Джо Байдена. Одни заинтересованы в тотальной победе своих патронов, а другими овладела апатия и меланхолия. О том, чем все может закончиться, рассказал еще Лао Шэ в «Записках о Кошачьем городе», описывая его падение: «Люди-кошки пытались бороться, но небольшими группами по четыре-пять человек. Они до самого конца не научились действовать сообща. Я видел холм, на котором столпилось десятка полтора кошачьих беженцев – единственное место, еще не захваченное врагом. Не прошло и трех дней, как они переругались и передрались между собой. Когда на холм поднялись их враги, там осталось всего два дерущихся человека-кошки – наверное, последние жители Кошачьего государства. Победители не стали убивать их, а посадили в большую деревянную клетку, где пленники продолжали яростный бой, пока не загрызли друг друга до смерти».
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
