С тех пор как изящный мысленный эксперимент Эрвина Шредингера превратился в расхожую метафору, его воображаемого кота поминают сто раз на дню, как правило, вне всякой связи с квантовой механикой. Кажется, нам следует назвать то, что происходит сейчас в Грузии, «кризисом Шредингера». Если не приглядеться внимательно, может показаться, что кризиса нет, но в то же самое время он расширяется. Это невероятно и вместе с тем очевидно.
Вот уже месяц политики обсуждают не реальное, а предполагаемое развитие событий. Представители оппозиции бойкотируют парламент, которого еще не существует, и отказываются от еще не полученных мандатов. А правящая партия размышляет над преодолением гипотетического одиночества в условиях возможной изоляции. В период между выборами и первым заседанием парламента политика будто бы оторвалась от настоящего, тогда как население осталось в нем между молотом коронавируса и наковальней бедности.
Оппозиционные партии отказываются признать результаты выборов и называют их сфальсифицированными. С ними согласны не все. Оценки международных наблюдателей (по крайней мере, пока) не содержат таких же радикальных формулировок, как в 2003-м перед «Революцией роз» или хотя бы в 2008-м, когда после президентских выборов наблюдатели ОБСЕ в 23% случаев описали процесс подсчета голосов «как плохой или очень плохой». Тогда оппозиция тоже требовала провести выборы заново и собирала на проспекте Руставели намного больше сторонников. Американские и европейские партнеры, как и прежде, указывают на отдельные, в том числе, весьма серьезные нарушения и проблемы, но в целом признают волеизъявление свободным и призывают оппозиционные партии войти в парламент. Те пока сохраняют твердую позицию; нынешняя пауза прекрасно подходит для того, чтобы поднимать ставки, но после начала работы высшего законодательного органа карты придется раскрыть.
По словам одного из лидеров «Европейской Грузии» Давида Бакрадзе, в этот день лидеры оппозиции заявят, что выборы сфальсифицированы, и потребуют провести новые весной, избранные депутаты откажутся войти в парламент, а партии отправят в Центризбирком документы, необходимые для того, чтобы выбывших депутатов не заместили следующие по списку. Руководители правящей «Грузинской мечты» предполагают, что часть оппозиционеров все же сохранит мандаты и в худшем случае прибегнет к бойкоту, подобно «лейбористам» в 2008 году. Бойкот – не самая приятная для властей, но вполне легитимная форма протеста. Согласно пункту 9 статьи 91 Регламента высшего законодательного органа, письменное или устное заявление о нем делается после завершения регистрации в ходе пленарного заседания. Эта деталь важна, потому что в таком случае причина отсутствия депутата считается уважительной, если же он не явится более чем на половину заседаний сессии по неуважительной причине, его лишат полномочий в соответствии с 39-й статьей Конституции (п. 5, пп. «г»). Таким образом, в режиме бойкота представители оппозиции останутся депутатами, и правящая партия, общаясь с избирателями и зарубежными партнерами, будет описывать нуждающийся в постоянном возобновлении протест как временный. Незначительных юридических нюансов не бывает – на минувшей неделе некоторые оппозиционные объединения, как обычно, обратились в Центризбирком, чтобы получить бюджетное финансирование, и лидер партии «Гирчи» Зураб Джапаридзе заявил, что это нонсенс. Дело в том, что начисление сумм проводится по итогам оспариваемого голосования, а значит, косвенно легитимизирует его. Нечто похожее произойдет и с бойкотом, если часть оппозиционеров примет депутатские мандаты. «Ползучей легитимации» удастся избежать лишь в случае бесповоротного отказа, описанного Давидом Бакрадзе.
После президентских выборов 2008-го оппозиция тоже пошла ва-банк, но ей не удалось добиться переголосования, и это разочаровало противников власти, что отразилось на результатах парламентских выборов пять месяцев спустя (именно после них впервые в истории Грузии часть новоизбранных депутатов одновременно отказалась от мандатов). Негативно на рейтинг объединенной оппозиции повлияли и масштабные, но безрезультатные акции 2009-го, и в 2010-м она подошла к выборам органов местного самоуправления в полуразобранном состоянии. Опыт тех лет показывает: если оппозиция выдвинет радикальные требования и не добьется результата, ее позиции ослабнут.
В июле 2009-го вице-президент США Джо Байден посетил Тбилиси и посоветовал грузинам сделать все для того, чтобы «политический процесс развивался не только на улице, но и в парламенте, деятельность правительства стала более прозрачной, свобода СМИ укрепилась настолько, чтобы они смогли контролировать власти, а независимость судов качественно усилилась». Прошло 11 лет (топтания на месте), и все это по-прежнему сверхактуально.
Назначение внеочередных выборов связано не только с политическими, но и с юридическими сложностями. Согласно 56-й (п. 3) статье Конституции, оно станет возможным лишь в том случае, если парламент не выразит доверия правительству в установленные сроки (есть еще чисто техническое решение с всеобщим отказом от мандатов). Следовательно, правящей партии придется отвергнуть собственное правительство и устроить искусственный кризис, в ходе которого она почти наверняка будет выглядеть сломленной, поддавшейся давлению, после чего, по всей вероятности, проиграет выборы. Поэтому она не уступит, тем более, что пока не испытывает ощутимого давления с улицы и из-за рубежа. Чтобы добиться проведения внеочередного голосования, лидерам оппозиции придется действовать очень решительно и быстро, поскольку со временем новые (местные) выборы и десятки горячих тем постепенно отодвинут нынешнюю проблематику на задний план так, как это произошло в первом квартале 2008-го.
Противники «Грузинской мечты» полагают, что она почувствует себя плохо в однопартийном парламенте и ей будет стыдно (ой ли?) перед западными партнерами. Но если все представители оппозиции откажутся от мандатов, партия Бидзины Иванишвили может сымитировать небольшой кризис и выделить 8-10 человек в оппозиционную фракцию, а перед выборами в органы местного самоуправления создать «конструктивное» (грузинские обозреватели обычно используют это слово, чтобы обойти обидный термин «марионеточное») оппозиционное движение с привлечением внешних ресурсов. В таком случае Иванишвили получит декоративную парламентскую оппозицию и возможность для маневра с назначением внеочередных выборов. Недавние сообщения о конфликтах внутри правящей партии (проблемах премьера Гахария и т.д.) в большинстве своем являются пробными шарами – с их помощью проверяют реакцию политиков и общества.
В 2008-м, столкнувшись с угрозой объединения оппозиции и призраком однопартийного парламента, лидеры «Нацдвижения» способствовали быстрой раскрутке «Христианских демократов» и противопоставляли конструктивную оппозицию радикальной. Это естественная, даже инстинктивная реакция правящей партии на угрозу изоляции. Конечно, на первом этапе поспешное конструирование оппозиционной партии будет казаться чем-то искусственным, противоестественным, вроде попытки создать Франкенштейна. Но лет 10 назад стало ясно, что радикальный протест будоражит умы и воспламеняет сердца, однако население все же нуждается в депутатах, критикующих власти на всех уровнях, и его часть начинает стабильно голосовать и за т. н. конструктивную оппозицию. Можно вспомнить и расставшихся с «Нацдвижением» после выборов 2004-го «консерваторов» и «республиканцев». Поначалу многие избиратели считали их слишком близкими к правящей партии и не воспринимали как настоящих оппозиционеров, но со временем все изменилось. Как говорят футболисты: «Игру забудут – счет останется».
Лидеры правящей партии вряд ли считают этот вариант приоритетным. Идея выделения ядра новой оппозиции из собственных рядов и усиления малых «конструктивных» групп рассматривалась еще в 2014-м. Но была отвергнута и перед выборами 2016-го, и позже, вероятно, потому, что потребовала бы отказа от главной драматургической идеи и выгодной в тех условиях биполярной модели: «Иванишвили и «Мечта» против Саакашвили и «Нацдвижения». Выбор в пользу тактических бонусов оказался стратегически бесплодным, и сегодня старые планы рассматриваются вновь, причем в ухудшившейся обстановке, но их, скорее всего, снова вернут в архив.
Борьба за избирательную реформу показала, что сплоченная оппозиция выглядит убедительнее, чем разобщенная. Но если действия в составе единого фронта продлятся достаточно долго, индивидуальные образы отдельных партий начнут сливаться воедино, точно так, как это происходило в 2007-08 годах, причем самый сильный член альянса «Нацдвижение» не пострадает, а, наоборот, – усилится. В таком случае биполярная модель затянет небольшие партии, словно водоворот, и им будет намного труднее претендовать на роль альтернативной «третьей силы», что в общем-то выгодно не только «Нацдвижению», но и «Грузинской мечте». Можно вспомнить еще один пример из прошлого: на президентских выборах 2008-го Республиканская партия поддержала единого кандидата Национального совета оппозиции, а на парламентские пошла отдельно и потерпела неудачу, в том числе, и потому, что многие избиратели восприняли уход в «автономное плавание» как измену общему делу. Недавно лидеры «Лело» и «Граждан» покинули митинг в Батуми, когда «националы» начали призывать Саакашвили вернуться в Грузию. Ничего удивительного – значительная часть их электората не любит Саакашвили в лучшем случае не меньше, чем Иванишвили. Точно так же им придется увеличить дистанцию перед следующими выборами, чтобы эти избиратели не видели в них сателлитов «Нацдвижения».
Если внеочередные выборы все же будут назначены, они пройдут по нынешним, временным правилам (с распределением 120 мандатов по пропорциональной системе, 30 – в мажоритарных округах и однопроцентном электоральном барьере). В 2024-м система станет полностью пропорциональной, а барьер повысится до 5%. Такие условия менее выгодны для небольших партий (до 5 процентов 31 октября не дотянула ни одна из них), которым придется либо консолидироваться, что в грузинских условиях не так-то просто, либо подчиниться более сильным партнерам. Если бы «Грузинская мечта» согласилась с оппонентами и провела недавние выборы по системе 2024 года, то сегодня она формировала бы правительство, оставшись в парламенте один на один с «Нацдвижением», как в 2012-м, и неизбежно столкнулась бы с таким же недовольством «малых партий». Но ее лидеры, прежде всего, «молодогвардейцы» Кобахидзе, Талаквадзе, Мдинарадзе и др., забыли (или не знали), что в политике не существует стопроцентных гарантий. Они желали подстраховаться, придумывали сомнительные комбинации, подрывали имидж своей партии внутри страны и за ее пределами, чтобы сохранить мажоритарные округа, а в итоге в очередной раз подвели ее к краю пропасти.
За восемь лет правления «Грузинская мечта», подобно партиям-предшественницам, деградировала и осточертела значительной части населения; ее политические и кадровые резервы почти полностью исчерпаны. Она, вероятно, потеряла бы власть еще до октябрьских выборов, если бы наиболее влиятельную оппозиционную партию не возглавлял Михаил Саакашвили – многие грузины ненавидят его, помнят об убийствах и пытках периода его правления и не хотят, чтобы он пришел к власти после поражения Иванишвили. «Грузинская мечта» сегодня крайне уязвима, однако «Нацдвижение» и его тактические союзники также ослаблены (это, к слову, идеальная ситуация для враждебного вмешательства извне), и политическая борьба все больше напоминает состязание черепах на марафонской дистанции – когда-нибудь доползут, кто-нибудь да победит, но наблюдать за ними мучительно больно.
Еще до голосования комментаторы сетовали, что общественность относится к выборам в целом равнодушно, да и протестовать против фальсификации вышло меньше граждан, чем в 2003-м или 2008-м. Сложно сказать, овладеет ли идея внеочередных выборов массами: когда политики, обсуждая нюансы гипотетического кризиса и распределение мандатов в парламенте, вывалились из реальности в Зазеркалье, обычные граждане на улицах и в соцсетях интересовались, прежде всего, насущными проблемами, коронавирусом, локдауном, экономическими трудностями, проще говоря – решениями и дебатами по конкретным вопросам. Многие если не понимают, то чувствуют, что в условиях Карабахского кризиса и дестабилизации региона грузинам следует вести себя осторожно, хотя бы на какое-то время отказаться от инфантильных постсоветских безумств и если не сплотиться воедино, то, по крайней мере, отойти подальше от угрозы гражданского противостояния, тем более что компромиссы возможны. Начать массовое протестное движение в таких условиях и, угрожая властям революцией, добиться проведения внеочередных выборов, будет очень сложно, если «Грузинская мечта» в очередной раз не совершит какую-нибудь неимоверную глупость, вручив своим противникам новый детонатор, который они могут опять выронить из рук, как в 2018-19 годах.
Политический процесс в Грузии напоминает партию неумелых шахматистов: они старательно, как по нотам, разыгрывают дебют – например, сицилианскую защиту за неимением грузинской, – потом один делает странный, ошибочный ход, другой, испугавшись подвоха, совершает худшую ошибку, и вскоре игра превращается в нагромождение несуразностей. Хаос нарастает, прогнозы становятся бессмысленными. Хороший тренер в такой ситуации останавливает игроков и возвращает их к моменту фатального сбоя. Грузинская демократия, отметившая недавно тридцатилетний юбилей, все еще нуждается в таком вмешательстве. Следует вспомнить и о покере, поскольку игроки продолжают безудержно блефовать, хотя всем ясно, что у них нет ни хороших карт, ни больших денег, ничего, кроме наглости, глупости и пары крапленых тузов в рукаве, – такие сюжеты обычно завершаются в больнице или на кладбище.
Они занимательны, но поверхностны, тогда как метафору провала из реальности в Зазеркалье можно углубить. Алиса из сказки Кэрролла шагнула в отражение своего сознания, свободного от кандалов логики и физических законов. Грузинские политики и примкнувшие к ним комментаторы вне зависимости от партийной принадлежности вот уже месяц будто бы ведут репортаж из своего Зазеркалья, где живут не королевы, рыцари и Шалтай-Болтай, а ненасытные призраки политического кризиса, голода, дефолта, войны. Как заметил Руставели, «Что содержится в кувшине, то и льется из него» (не менее уместна и предыдущая строка в переводе Заболоцкого – «Мир – как сумерки ночные, тьма наполнила его»). Не исключено, что такие образы вероятного будущего порождает коллективное сознание не только политического класса, но и общества в целом, которое давным-давно провалилось в омут виктимности и, даже фантазируя, не может представить ничего иного. А бесконечный, растянувшийся на 30 лет кризис не удастся завершить, используя лишь политические средства, поскольку на самом деле он является экзистенциальным. Эмиль Дюркгейм непременно упомянул бы об аномии, но современные грузинские авторы предпочитают расплывчатый, всеобъемлющий и ни к чему не обязывающий термин «хаос».
Иногда важное воспоминание может заменить собой логический вывод. Лет десять назад я разговорился с таксистом после того, как он благополучно избежал столкновения с грузовичком, который выписал на асфальте чуть ли не символ бесконечности, и неосторожно упомянул «хаос на дорогах… настоящий хаос…». Он посмотрел искоса и пробормотал что-то вроде: «Хаос - это не… не так просто …», а спустя несколько минут и реплик начал рассказывать. Нужно было только подбрасывать вопросы, словно уголь в топку старинного паровоза. Он говорил о своей жизни и детерминированном хаосе, динамических системах, Пуанкаре, Лоренце. Это звучало как стихотворение на непонятном, но прекрасном языке. Таксист оказался математиком, которому пришлось сесть за баранку, чтобы прокормить семью. Воспоминание горчит – в нем, как в зеркале Алисы, отразилась вся глубина катастрофы. Но оно ценно, так как подтверждает, что хаос может быть описан, а значит – преодолен.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
