Не осетины, не грузины, а ленингорцы. Это люди, которые в августе 2008 года уснули в Грузии, а проснулись в Южной Осетии. Большая часть ушла в Грузию, теперь их уместнее называть церованцы, а не ленингорцы.
Меньшая часть решила остаться в своих домах, рядом с родными могилами, – это, собственно, и есть сегодняшние ленингорцы. Главный фактор, который повлиял на это решение, – доверие к новой власти в 2008 году. Югоосетинские и российские военные, приехавшее из Цхинвала начальство показали себя приличными и доброжелательными людьми. Ни одного разбитого стекла, ни одной солдатской шалости – мордобоя, изнасилования или мародерства.
В конце августа на вертолете в Ленингор прилетел Эдуард Кокойты. Президент гарантировал ленингорцам соблюдение их гражданских прав, в том числе, права на обучение в грузинских школах, и внимание, свободу передвижения в Грузию. Тогда Эдуард Кокойты выразился приблизительно так: по нашим законам пункта пропуска в Грузию не должно существовать, но мы знаем, что у вас там родные и близкие, c которыми вы должны поддерживать отношения.
Под эти гарантии люди остались. Для Южной Осетии и России это была важная политическая победа. Ленингорцы стали главным аргументом против обвинений со стороны Грузии в выдавливании грузинского населения.
Позицию тогдашнего руководства Грузии в отношении ленингорцев выразил осенью того же года в ту пору министр внутренних дел Вано Мерабишвили, когда открывал поселок беженцев в Церовани. Он выразился приблизительно так: мы построили жилье для тех, кто потерял свои земли. А тех, кто не уехал, остался там, мы будем считать сотрудничающими с оккупационным режимом, и против них будут предприняты соответствующие меры.
Следующие четыре года ленингорцы были под давлением грузинских спецслужб и муниципалитета, за которым их закрепили. К ним придирались на границе, запрещали вывозить купленную в Тбилиси бытовую технику.
После победы «мечтателей» на парламентских выборах в октябре 2012 года давление сменилось на милость.
Чего не смогли сделать ни Эдуард Кокойты, ни Леонид Тибилов – так это интегрировать ленингорцев в республику. Для этого был только один способ – через должности и коррупцию. Но в районе все начальство (как тогда, так и сейчас) привозное из Цхинвала, и бюджет они пилят сами, без местных. Какая уж тут интеграция.
Многие югоосетинские эксперты упрекали власти, мол, за двенадцать лет в грузиноязычном районе не открыли даже курсов русского или осетинского языка. А зачем? Для того чтобы мести улицу или копать траншею, вполне достаточно и грузинского.
Но при этом у ленингорцев появилась другая ниша. Они приспособились жить между двумя огнями, извлекая пользу из своего особого статуса и свободы передвижения в Грузию.
Благо «мечтатели» сняли все запреты – через «Раздахан» стали пропускать грузы. Жизнь завертелась вокруг овощного трафика и массы преференций, которые сулит двойное гражданство. Плюс внушительный социальный пакет в Грузии для жителя «оккупированной территории».
Я бы сказал, ленингорцы – это не национальная и даже не географическая страта, а общественная или, скорее, культурная. Они стоят как бы в стороне от конфликта со своим третьим мнением. Мнением, надо признать, приспособленческим, но при этом незлобным.
Они не хотят выбирать, или, как сказал бывший начальник Ленингорского РОВД, «падать на одну сторону». Им это не нужно. При этом какой-то вины за собой люди не чувствуют. Они пытаются извлекать пользу из своего положения, а это у многих по обе стороны от границы вызывает праведный гнев, дескать, вот они, предатели, пятая колонна, неблагонадежные, непатриотичные!
Первые серьезные проблемы у ленингорцев со стороны югоосетинских властей появились после прихода к власти Анатолия Бибилова.
При нем закрыли грузинские школы. Школьным учителям и воспитателям в детских садах запретили говорить с детьми на грузинском. Выпускникам, которые хотели поступить в грузинские вузы, не выдавали пропуски, чтобы они не смогли выехать. Большую часть прошлого года пункт пропуска был закрыт, не выпускали даже экстренных больных для госпитализации в грузинские клиники, из-за чего десять стариков скончалось. Что это, если не дискриминация?
Из вольного общества они превратились в предмет политических спекуляций между Цхинвалом и Тбилиси, как это было в прошлом году, когда из ленингорцев по сути сделали заложников цнелисского кризиса.
Я слышал разные мнения, за что Бибилов притесняет ленингорцев. Есть версия, что это личное. Якобы Анатолий Ильич не простил им того, что на всех выборах, президентских и парламентских, они голосовали против него.
Но, мне кажется, тут другое. Анатолий Бибилов не признает за ними права на культурную особенность, более того, он воспринимает ее как вызов. Во всяком случае, так это выглядит со стороны. Выражаясь в терминах английского философа Эрнеста Геллнера, его действия направлены на то, чтобы политическая граница Южной Осетии совпала с культурной, чтобы политическая общность соответствовала культурной общности. А как иначе объяснить запрет говорить с детьми на грузинском в школах и детских садах?
В свое время из-за этого распалась Грузинская ССР. Тогдашнее руководство Грузии добивалось того же – культурного соответствия на всей территории. Именно поэтому абхазы и осетины ушли из Грузии. У них получилось, они создали независимые государства, но, как выяснилось, и у них теперь культурные границы не соответствуют политическим.
Другой вопрос: почему эти притеснения людей и политические спекуляции стали возможны? Куда смотрят кремлевские кураторы?
Дело в том, что до 2012 года в администрации президента России бюрократическая ответственность за Грузию, Абхазию и Южную Осетию сосредотачивалась в одних руках – начальника Управления АП по межрегиональным и культурным связям с зарубежными странами.
26 июня 2012 года Владимир Путин своим указом создал Управление по социально-экономическому сотрудничеству с государствами – участниками СНГ, Республикой Абхазия и Республикой Южная Осетия. С этого времени отношения с Грузией курировал начальник Управления по связям с зарубежными странами Владимир Чернов, а с отношения с молодыми республиками – помощник президента Владислав Сурков. Иными словами, эти направления были разделены, они больше не были ответственностью одного человека. С этого момента тем, кто занимается РЮО и Абхазией, совершенно все равно, что будет в отношениях с Грузией, а те, кто работает на грузинском направлении, не могут влиять на отношения с Сухумом и Цхинвалом. Если какая-то координация между направлениями и происходит, то где-то очень высоко и очень редко. Многие столичные эксперты считают, что эта перестановка отразилась на качестве российской политики в регионе, потому что никто не взвешивает, как, например, отражается происходящее в РЮО на отношения России с Грузией.
Точнее, не взвешивал, потому что с 24 января 2020 года за все направления отвечает заместитель руководителя администрации президента Дмитрий Козак. Будем надеяться, теперь что-то изменится: провокаций между Грузией и Южной Осетией станет меньше, а ленингорцы станут свободнее.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
