Грузинская демократия буксует, как слабосильная автомашина, увязшая в непролазной грязи. Колеса вращаются, брызги летят, но ничего не выходит. И бросить нельзя, и вытащить не получается. Все шумят, тянут и толкают в противоположные стороны или созерцают происходящее, с презрением бормоча что-то вроде «Не умеешь – не берись!» Солнце садится, тени сгущаются и непонятно, что делать дальше.
Ситуация ухудшается – правящая партия готовится окончательно похоронить избирательную реформу. На минувшей неделе она нашла новые аргументы после того, как Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ опубликовало заключение по проекту перехода к т.н. немецкой модели выборов, подготовленному оппозицией. Вопреки ожиданиям многих противников «Грузинской мечты», в нем не было рассуждений о преимуществах той или иной избирательной системы и указывалось, что решение о ее соответствии Конституции должны принимать местные суды. Более того, в 15-м пункте заключения сказано, что менять ключевые положения избирательного законодательства менее чем за год до выборов не рекомендуется (а они должны состояться через восемь месяцев). Лидеры правящей партии, цитируя эти пункты, доказывают, что следует сохранить старую, смешанную избирательную систему, предоставляющую ей преимущество в мажоритарных округах.
Согласно одной из немногих рекомендаций, за которую может зацепиться оппозиция, реформа должна быть основана на широком консенсусе политических партий. Однако «Грузинская мечта» предлагает сделать его основой правила, существовавшие до марта 2008 года, и избирать 100 депутатов по партийным спискам, а 50 – в мажоритарных округах (а не 77 и 73 как сейчас). Такое решение отчасти уменьшит шансы правящей партии, но, проголосовав за него, оппозиция косвенно легитимизирует выборы и избирательную систему, основанную на прежних принципах, поэтому ее лидеры отвергают данное предложение, несмотря на призывы некоторых умеренных сторонников.
На минувшей неделе в СМИ и соцсетях часто писали, что противники Иванишвили ошиблись, не предугадали, что в заключении БДИПЧ ОБСЕ не будет однозначных, выгодных для оппозиции оценок. Но следует учесть, что в декабре акции протеста выдыхались, а «Грузинская мечта» провела несколько угрожающих «контракций» и огромный, по сравнению с оппозиционными, митинг 14 декабря. Обращение к ОБСЕ (через омбудсмена) предоставило оппозиции паузу, которая позволяла законсервировать тему в период «новогодней летаргии» и, скажем так, подтянуть резервы. Впрочем, ее первая акция в 2020 году (05.02) мало кого впечатлила.
«Грузинская мечта» не считает давление, оказываемое на нее внутренними и внешними силами, достаточно убедительным для того, чтобы уступить. Почуяв слабину, она наседает на оппонентов и призывает их принять принцип «100 плюс 50» до конца февраля, утверждая, что иначе парламенту не хватит времени для работы над поправками. На альтернативные предложения партия Бидзины Иванишвили, судя по всему, ответит знаменитой репликой из старого мультфильма «Цуна и Цруцуна»: «Уходите вон!»
Лидеры оппозиционных партий, которые два месяца назад говорили, что заставят власти принять пропорциональную или «немецкую» модель», все чаще обращаются к печально известному заклинанию «Мы победим по любым правилам», смущая свой электорат.
Один из них, Георгий Вашадзе, заявил, что «Грузинская мечта» получит на выборах максимум 30%». При нынешней избирательной системе это даст ей чуть больше 20 мандатов по пропорциональным спискам, и если она добьется в 73 мажоритарных округах примерно такого же результата, как в 2016-м (71 мандат плюс два у зависимых от «Мечты» депутатов, или даже получит на 10 мест меньше), то выиграет выборы. Правда, Вашадзе утверждает, что ГМ не победит ни в одном из мажоритарных округов, но для этого оппозиция должна как минимум выставить единых кандидатов, что само по себе относится к сфере фантастики или скорее фэнтези. Тематическое сотрудничество по вопросу избирательной реформы не делает оппозицию единым целым. Более того, прошлогодние промежуточные выборы в Мтацминдском мажоритарном округе показали, что выдвижение единого кандидата («Европейской Грузией» и «Свободными демократами» при поддержке «Нацдвижения» и ряда малых групп) ничего не гарантирует, поскольку у Иванишвили больше денег, информационных и административных ресурсов, а там, где присутствует хотя бы намек на возможность возвращения к власти Саакашвили и его партии, их противники, встрепенувшись, объединяются вокруг «Грузинской мечты». Таким образом, при сохранении старой избирательной системы надоевший почти всем и ненавидимый многими избирателями режим имеет неплохие шансы устоять, хотя дефицит легитимности, скорее всего, станет для него угрожающим.
Разумеется, в правящей партии полагают, что «базовое» 20%-процентное ядро сторонников, фиксируемое соцопросами, перед выборами расширится не до 30 процентов, как думает Георгий Вашадзе, а еще больше. На минувшей неделе генсек ГМ, мэр Тбилиси Каха Каладзе сказал, что его партия может получить конституционное большинство в парламенте. Это, конечно, перебор, но инсайдеры сообщают, что партия Иванишвили нацелилась на 95 мандатов из 150 (без учета сателлитов). Интересно, что такое же количество упоминалось после «июньского кризиса», когда лидеры партии размышляли о выборах по новой, пропорциональной системе. Не исключено, что, получив от Бидзины Иванишвили директиву типа «Вынь да положь!», они пришли к выводу, что проще всего будет провести выборы по старым правилам, несмотря на отказ от прилюдных обещаний и неизбежную негативную реакцию в Грузии и за ее пределами.
Если обсуждение избирательной реформы окончательно зайдет в тупик, оппозиционным партиям придется выбирать между смирением, маловероятным бойкотом и «уличной эскалацией», которая без необходимых ресурсов вряд ли приведет к смене власти, но, безусловно, может подтолкнуть «Грузинскую мечту» к очень невыгодным для нее актам насилия в предвыборный период.
Тем временем из партии Михаила Саакашвили ушли четыре члена политсовета – Заза Бибилашвили, Мариам Герсамия, Нино Каландадзе и Чиора Тактакишвили. А сам он заявил, что откроет в Тбилиси «личный штаб» для того, чтобы покончить с нынешней властью. С названием он немного погорячился – самый известный в истории «личный штаб» создал Генрих Гиммлер. Но важнее другое – Hauptamt Persönlicher Stab Саакашвили будет, по его словам, действовать вместе (!) с «Нацдвижением» и другими политическими объединениями. Вынос центра управления из партии может указывать как на желание лихим наскоком преодолеть ее внутренние проблемы, так и на стремление перейти к решительным действиям на фоне агонии избирательной реформы. Но особое внимание, вероятно, следует обратить на то, что, начиная с ноября, в ходе акций протеста и консультаций лидеров оппозиции «Европейская Грузия», конкурирующая с «Нацдвижением» за старый, некогда единый электорат, постепенно стала играть если не бóльшую, то столь же значительную роль, как партия Саакашвили, которая упорно цепляется за статус особенной, главной оппозиционной партии. Не исключено, что Саакашвили хочет подчеркнуть, что основная часть оппозиционных избирателей поддерживает лично его, а не «Нацдвижение» или какие-то оппозиционные объединения. Именно на этой почве и мог возникнуть набросок столь необычного формата («личный штаб», работающий с беспартийными активистами и оппозиционными партиями). В данном контексте слово «личный» уже не покажется случайным, поскольку оно подчеркивает роль Саакашвили. Однако крайне маловероятно, что кто-нибудь, кроме «Нацдвижения» и отдельных групп поддержавших ее кандидата на президентских выборах 2019 года захочет сотрудничать с Persönlicher Stab-ом. Вместе с тем 20 февраля из тюрьмы должен выйти бывший глава МВД Вано Мерабишвили, и он собирается заняться политикой (в эфире «Мтавари» Саакашвили посоветовал ему взять перед этим паузу). «Националы» считают Мерабишвили отцом полицейской реформы и выдающимся администратором, но для их противников он не только автор печально знаменитой фразы «Принесите мне два трупа!», но и главный конструктор страшного конвейера пыток и убийств. Лидерам «Лело» и ряда других партий, которым нужно заниматься предвыборным позиционированием, вряд ли понравится идея сближения с Саакашвили или Мерабишвили, равно как и планы революционной смены власти – при нехватке ресурсов и отсутствии раскола в рядах правящей группировки она почти наверняка будет подавлена.
Стремление сделать «личный штаб» стержнем оппозиционного движения, скорее всего, приведет к предвыборной поляризации по линии «Иванишвили – Саакашвили», что выгодно им обоим, но никак не другим лидерам. Если переговоры провалятся (спасительное решение все еще возможно, но все менее вероятно) и борьба за избирательную реформу закончится неудачей, с ростом недовольства столкнется не только «Грузинская мечта» – усугубится и кризис доверия к оппозиционным партиям. Возникнут неплохие предпосылки для внезапного «прорыва» новых партий «третьего пути», которые еще не вышли на арену. Анализ социологических данных позволяет предположить, что они могут претендовать на 10-12% голосов избирателей – до них вряд ли дотянутся не только Иванишвили с Саакашвили, но и Алеко Элисашвили, Мамука Хазарадзе, Ирма Инашвили, Нино Бурджанадзе и др.
Эксплуатируя метафоры военного образца, следует отметить, что в условиях, когда невозможно сокрушить противника окончательно, любое наступление заканчивается переходом к обороне – на отвоеванных позициях нужно закрепиться, подготовиться к новому наступлению и т. д. Грузинские партии почти всегда пропускают этот момент и стремятся наступать бесконечно – по расходящимся направлениям, без резервов. Нужно ли было пытаться давить на власти после того как они согласились провести пропорциональные выборы, а председатель парламента Ираклий Кобахидзе ушел с поста? Кампания вскоре захлебнулась, и «Мечта» нанесла серию ответных ударов – премьер-министром стал ответственный за разгон митинга 20 июня Георгий Гахария, часть участников протестных выступлений арестовали, законопроект о смене избирательной системы был провален. К слову, в 2015-16 годах, в последние месяцы существования правящей коалиции, Республиканская партия попыталась резко расширить сферу влияния, несмотря на дефицит кадров и организационных ресурсов. Типичное «наступление в никуда» закончилось потерей всех занятых позиций, а чуть позже в партии произошел раскол. Можно вспомнить и о бесконечных акциях 2008-10 годов, «палаточном городке» и т.п. или вернуться в лето 2018-го, когда выступление разгневанных граждан против нечестного расследования убийства подростков на улице Хорава привело к отставке главного прокурора Ираклия Шотадзе, но позже политики обесценили идею протеста. И полтора года спустя Бидзина Иванишвили решил вернуть Шотадзе на ту же должность, будучи уверен, что не встретит сопротивления.
Многие из его противников утверждают, что Иванишвили решил поступить так потому, что у него очень короткая «скамейка запасных», притом что прокуратуре в предвыборный период предстоит стать чем-то вроде лагерной овчарки. Но можно рассмотреть и другой аспект – «прокурорская реинкарнация» - это и сигнал членам партии, и всем чиновникам: «Верность будет вознаграждена». Следует вспомнить еще одного главпрокурора, Отара Парцхаладзе, о котором нередко говорят, что, сложив полномочия, он занял тот же пост в «теневом государстве», и бывшего председателя парламента Ираклия Кобахидзе. После «ночи Гаврилова» и отставки он на какое-то время отошел на второй план, но затем вернулся на авансцену и, должно быть, считает возможным возвращение на пост спикера после выборов (хотя более вероятным считается другое назначение).
Если бы летом 2019-го, после того как ГМ пообещала провести выборы по пропорциональной системе, оппозиция «перешла к обороне», сконцентрировалась на новом законопроекте, объяснила массам, о чем вообще идет речь, и сделала последующий финт Иванишвили немыслимым, то сегодня она не искала бы скрытые смыслы в заключении БДПИЧ ОБСЕ, дабы выйти из цугцванга, а готовилась бы к выборам с неплохими шансами на победу (хотя сформировать правительство ей, скорее всего, не удалось бы из-за амбиций оппозиционных партий-антагонистов, впрочем, разговор об этом уже не имеет смысла).
Раздутое самомнение порождает не только самоуверенность, но и самообман. Когда в августе 1924 года в Грузии началось плохо подготовленное национально-освободительное восстание, эмигрантское правительство создало в Париже информационное бюро для работы с европейской прессой. Вскоре не только рядовые эмигранты, но и опытные политики начали верить новостям, которые оно распространяло, – о победном трехдневном сражении за Тбилиси, об успехах восставших бакинских рабочих, о боях в Дагестане и т. п. На основе этой информации принимались важные решения, к примеру, 19 сентября, когда восстание было уже подавлено, Ной Жордания откомандировал в Грузию генерала Мазниашвили, и тот лишь в Константинополе узнал, насколько все плохо (в его мемуарах много интересных подробностей). Мы сталкиваемся с подобным аутогипнозом и в наше время: одно дело убеждать сторонников и иностранных партнеров в том, что режим рушится, и совсем другое – действовать так, будто это происходит на самом деле, нарываясь на контрудар. Иванишвили и его вассалы завладели множеством активов, судами, прокуратурой, ведущими СМИ, держатся за власть крепко и никому ничего не уступят без ожесточенной борьбы.
В сухом остатке Грузия получит дискредитированную избирательную систему, выборы, результат которых не будет считать легитимным часть населения, а также призывы к революции, митинги, аресты и рукоприкладство. Ничего нового в контексте новейшей грузинской истории; иногда бывало и хуже. Кризису сопутствует бессильная апатия многих интеллектуалов – они смотрят на происходящее и не пытаются ничего изменить, как тогда, во второй половине 1991-го, еще до того, как заговорили орудия, словно какой-то темный морок мешает им одернуть политиков или предложить свои варианты решения проблем. Такое состояние описывают по-разному – и как «историческую усталость», и как «интеллектуальную лень», хотя, возможно, это просто трусость.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
