Наступили двадцатые годы двадцать первого века.
Вот несколько январских дат.
Первая, «здесь и сейчас». 8 января сего 2020 года вылетавший из Тегерана самолет украинских авиалиний через две минуты рухнул на землю, погибли 176 человек. Власти Исламской республики свою причастность отрицали.
Вторая дата, 25 лет назад. Январь 1995 года, российская армия штурмует Грозный, но несет огромные потери убитыми, пропавшими, пленными. Гибнут и жители города – десятки на каждого погибшего военного. Власти устами военных пропагандистов поначалу все отрицают. Мол, город занят, а благодарное население получает еду из стоящих на перекрестках полевых кухонь. Погибшие солдаты и «мирные», пленные и «исчезнувшие»? «Нет, не слышали!»
Третья дата, 63 года уже прошло, больше полувека. В начале января календарь напомнил о годовщине указа 1957 года, позволившего чеченцам и ингушам через 13 лет после депортации в Среднюю Азию вернуться на Кавказ. Хотя ошибочность практики сплошных карательных депортаций (в смысле фразы, приписываемой Талейрану: «это хуже, чем преступление, – это ошибка») стала понятна советским властям меньше чем через год, и, несмотря на готовность «органов» продолжать высылать новые и новые народы, сплошные карательные депортации были прекращены летом 1944 года, – но исправлять что-либо, а тем более говорить правду, никто не спешил. Потребовалось время, и не только.
Было нужно упорство свидетельствования.
Как у Дзиявудина Мальсагова, упертого большевика, советского человека и функционера, замнаркома юстиции Чечено-Ингушетии. Человека, который соучаствовал в депортации своего народа, но протестовал против «эксцессов», вроде Хайбаха. Правдоискатель пытался достучаться до руководившего операцией наркома Лаврентия Берии, дабы рассказать ему о злоупотреблениях и преступлениях его подчиненных. Мальсагова остановили, а по сути, спасли: заговорившего опасного свидетеля «железный маршал» просто ликвидировал бы.
Дзиявудин Мальсагов убыл в Среднюю Азию в эшелоне, уходившем месяц спустя, как и прочие чечено-ингушские партийно-советские функционеры. Он получил там, на месте, должность районного прокурора. Не был на положении ссыльного, прикрепленного к месту поселения. Мог бы жить и поживать, – но продолжал писать «наверх». За это он потерял номенклатурную должность и был приравнен в правах к прочим ссыльным соплеменникам.
Но Дзиявудин Мальсагов не смирился и не успокоился в упорстве свидетельствования. И уже в пятидесятых, когда Никита Хрущев посещал Среднюю Азию, используя старые знакомства, Мальсагов сумел прорваться «к телу» и поговорить. В итоге учрежденная комиссия ЦК КПСС под руководством Тикунова (более правдивая и внимательная, чем аналогичные комиссии перестроечного времени) расследовала события депортации, включая «эксцессы», а проще говоря – преступления против человечности, народы вернулись на Кавказ, а справедливость была восстановлена – ну, половинчато, по-советски, хотя бы началось восстановление справедливости.
Нет, никто не был наказан – хотя наркома Берию расстреляли, но другие ключевые участники «операции Чечевица», операции по депортации чеченцев и ингушей, – генералы госбезопасности Круглов и Серов, – были теперь опорой Хрущева в органах госбезопасности. Однако было все-таки принято решение о возвращении «наказанных народов». Решение половинчатое еще и в том, что некоторые народы тогда (или вообще) не вернулись в родные места – крымские татары, турки-месхетинцы, немцы Поволжья.
Мемориальная доска Дзиявудину Мальсагову установлена на «барских домах» в центре Грозного. На таких людях вообще держится мир. На тех, кого ложь не пронизала насквозь. На тех, кто находит силы ото лжи освободиться.
25 лет назад, в 1995-м, немалые усилия потребовались, чтобы прорвать завесу лжи вокруг войны в Чечне. Журналисты и правозащитники, «группа Сергея Ковалева» и «Мемориал» бились в, казалось бы, непреодолимую стену. Правда о гибели «мирных» и солдат, о военных преступлениях и преступлениях против человечности в итоге нашла себе дорогу. Но чтобы приостановить войну, потребовалось полгода. До вывода войск оставалось два года. Прочный мир и стабильность могли быть построены только на признании правды. На это сил не нашлось до сих пор, «постправда» рулит. Наверное, поэтому вызывает сомнения вновь отстроенный фасад мира и стабильности.
* * *
Ах да, 11 января 2020 года стало известно, что Иран признал: украинский «Боинг» сбит иранской ракетой. Три дня потребовалось, чтобы признать то, что было, в общем, видно с самого начала.
Если сравнивать, получается не в нашу пользу. В Тегеране, несмотря на иранских аятолл и фанатиков из «Корпуса стражей исламской революции», нашлись силы, – пусть с оговорками, – признать правду и принять на себя ответственность.
Советская и российская постсоветская история в этом отношении выглядят неутешительно.
Хотя у Тегерана, наверное, другая шкала. Иран поступил в чем-то симметрично американцам. 3 июля 1988 года в Персидском заливе ракетой, выпущенной с крейсера «Винсенс», был сбит иранский гражданский самолет Airbus A-300, 290 человек погибли. 11 июля президент США Рональд Рейган заявил, что семьям погибших будет выплачена компенсация, но без признания юридической ответственности. Действия военных Рейган назвал оправданными. Между Штатами и Ираном было в итоге заключено мировое соглашение. Но ни признания вины, ни извинений не последовало.
В СССР это тогда, разумеется, мы могли сравнивать с другим гражданским самолетом – с южнокорейским Boeing-747, сбитым 1 сентября 1983 года у побережья Сахалина. Тогда СССР признал факт уничтожения самолета, но долго настаивал на том, что имела место провокация со стороны США, а самолет выполнял разведывательный полет.
Теперь же в России, разумеется, приходит на ум другая дата, 17 июля 2014 года, и другой «Боинг», малайзийский, – тогда в небе над Донбассом погибли 298 человек. Страшная трагедия и чудовищное преступление. Преступление, которое, в общем, тоже было ошибкой (если не брать в расчет конспирологов). Как и Боинг в 83-м, и Эрбас в 88-м, и теперь вот опять Боинг. Ошибкой, которая «хуже, чем преступление». Но тут сил признать очевидное всему остальному миру не хватает уже шестой год.
В отличие от Ирана, которому потребовалось три дня.
Все то же: неумение принимать ответственность и нежелание признавать факты. И если сравнивать с событиями четверть- и полувековой давности, – не знаю, в чью пользу будет такое сравнение.
А ложь, как подсказывает опыт, всегда порождает кровь. Вот о чем не стоит забывать в начале двадцатых годов двадцать первого века. Равно как и о том, что порою помогает побеждать ложь, предотвращать кровь и восстанавливать справедливость: об упорстве свидетельствования.
