ПРАГА---Трагедию, случившуюся в тбилисской «Зеленой школе», мы обсудим за «Некруглым столом» с нашим коллегой Давидом Пайчадзе, который сам преподает в школе, и руководителем Центра просвещения и мониторинга прав человека Тамтой Микеладзе. Где корни трагедии – в школе, в полиции, или где-то еще? Давид Пайчадзе полагает, что это, прежде всего, полицейская история.
Давид Пайчадзе: Когда человек или институт, у которого возникает проблема, обращается в полицию, то он выказывает свое доверие к ней. И не ожидает такого трагического исхода. Полиция тебе нужна, чтобы она выяснила что-нибудь точно, выяснила проблему, перед которой ты бессилен или не можешь до конца ее выяснить. Так что тут, прежде всего, проблема в полиции, а не в системе образования и самой школе.
Вадим Дубнов: А почему школа сама не могла решить эту проблему?
В любом случае, мы не знаем, как себя вела полиция, но она повела себя не должным образом
Давид Пайчадзе: Это один из важных вопросов. На все сто процентов невозможно утверждать, что произошло точно, т.е. что сделала школа до того, как она позвонила и обратилась к полиции. Мы точно не знаем, выяснила ли школа, кто это совершил, и потом позвала полицию, или она позвала полицию, чтобы выяснить, кто совершил этот поступок. В любом случае, мы не знаем, как себя вела полиция, но она повела себя не должным образом. Я думаю, что если школа разобралась в этом, установила личность того, кто совершил этот поступок, она могла сама определиться в этом вопросе, сама поговорить с этим ребенком, выяснить все, что там было, и уладить этот конфликт. А, может, школа опасалась дальнейших рисков, поэтому позвала полицию? Пока я не знаю точного ответа. В школе тоже довольно-таки травмированы и говорят очень осторожно.
Вадим Дубнов: Давид, вот это, мне кажется, принципиальный момент, потому что какое-то звено как будто бы пропущено: почему школа ведет себя не как школа, а как какое-то взрослое учреждение, причем, может быть, даже карательное? Ведь так же раньше не было?
Давид Пайчадзе: Когда раньше? Я сам учился в советской школе, и часто помню там милицию, которая вела воспитательную работу, мягко говоря. Да раньше было хуже. А что касается 90-х годов, то полиция тогда была слаба, и школу очень часто держали в руках те подростки, которые пользовались силой, потенциальный криминал и т.д. Так что когда вы спрашиваете, какое звено упущено, что вы имеете в виду?
Вадим Дубнов: Есть мальчик, у которого только что умер отец, который и так травмирован, его отчисляют из «Зеленой школы», переводят в другую школу, что опять травма, а дальше он совершает какую-то большую детскую глупость, но ведь не смертельную. Почему здесь не появляется обязательный школьный психолого-педагогический механизм? 15 лет человеку…
Давид Пайчадзе: Это не только обязательный школьный элемент – это обязательство перед законом. Психолог должен присутствовать при ведении допроса, а полиция тоже обязана обеспечить присутствие психолога. Я вот не знаю, был ли психолог там или нет. Если не был, то это вина и школы, и полиции.
Вадим Дубнов: Этот психолого-педагогический момент был упущен до того, как была вызвана полиция. Удивляет автоматизм, с которым была вызвана полиция.
Если говорить честно, то чисто юридически школа ничего противозаконного не сделала, вызвав полицию
Давид Пайчадзе: Вадим, я могу только предположить: школа, может быть, опасалась каких-то дальнейших рисков, и она хотела точно выяснить, с какого рода поступком она имеет дело – это такой мальчишеский протест или нечто большее? Может быть, только из-за этого она вызвала полицию. Вести расследование не дело школы, если школа считает, что надо вести расследование. Если говорить честно, то чисто юридически школа ничего противозаконного не сделала, вызвав полицию.
Вадим Дубнов: Какие нравы вообще царят в школе? Может быть, действительно, в школе сейчас воцарились такие законы, что никаких педагогов не хватает и, действительно, нужно с этим бороться какими-то карательными полицейскими методами – взять хотя бы историю с убийством в драке несколько лет назад в одной из тбилисских школ. Был сюжет с якобы запугиванием одноклассников, с девочкой, которая тоже вскрыла себе вены, потому что тоже оказалась перед риском булинга со стороны одноклассников. Почему такая жесткая обстановка, или мы думаем, что она жесткая, а на самом деле мы себе плохо ее представляем?
От полиции ждут другого, а не того, что она доведет ребенка до самоубийства. Так что перевести стрелки не удастся, хотя в Грузии пытаются это сделать, и основной нажим сделать на школу
Давид Пайчадзе: Говорить обобщенно о школах очень трудно. Мы сейчас, в этом конкретном случае, имеем дело с частной школой, и дирекция частной школы, наверное, чувствует себя ответственной перед родителями остальных. Может, этим и вызвана одна из причин, по которой вызвали полицию. В любой школе бывают проблемы, но школа, я считаю, пока у нее есть ресурс, должна сама справляться с этой проблемой. Дети не всегда себя ведут комфортно для других, бывают трудные дети, трудные поступки, и в школе должен быть аккумулирован такой опыт, который в первую очередь справился бы с этой проблемой. Но я думаю, что дело не в устройстве школы, а просто в решении администрации этой конкретной школы. Сейчас все спрашивают: как так, они ведь знали, какая у нас полиция и т.д. Я понимаю, это звучит глупо, но какая школа, какой директор, какая администрация позвала бы полицию, если бы заранее знала, что произойдет то, что произошло? От полиции ждут другого, а не того, что она доведет ребенка до самоубийства. Так что перевести стрелки не удастся, хотя в Грузии пытаются это сделать, и основной нажим сделать на школу. Нет, не на школу надо делать нажим, а на полицию.
* * *
Тамта Микеладзе считает, что не стоит рассматривать эту историю отдельно – как школьную или полицейскую. Это системная беда.
Тамта Микеладзе: Я думаю, что то, что произошло, на самом деле системная проблема, и тут мы должны увидеть проблемы и в правозащитных органах, и в полиции, и в системе образования, и, конечно, в системе социальной безопасности. К сожалению, в Грузии идея репрессивного государства, о том, что государство не имеет никакой другой социальной ответственности, кроме полицейской, т.е. обеспечения безопасности и порядка не только в государственных организациях и учреждениях, но и в оппозиции и других акторах, – эта идея репрессивной государственности явно доминирует. Мы видим, что в течение нескольких лет идут реформы, идет мобилизация ресурсов правоохранительных органов, но, например, реформа образовательной системы и социальной безопасности не идет. И мы видим, как непропорционально распределены ресурсы эти в учреждениях и системах. На самом деле, для меня этот случай, эта трагедия показывает, что в полиции есть огромные проблемы. Очень распространена в полиции практика нечеловеческого обращения, но, конечно, в этом случае мы должны увидеть ответственность школы и социальных служб тоже. Потому что мы понимаем, что самоубийство – это очень контекстный вопрос, тут не бывает только одного решения или одной причины.
Вадим Дубнов: Я боюсь показаться ретроградом, но я, скажем, учился в советской школе, – и школа пыталась – может быть, неуклюже, но сама разобраться в том, что происходило. Было очень много плохого, но, по крайней мере, к милиции или силовым структурам школа обращалась в последнюю очередь. Почему так быстро и так легко школа обратилась в полицию?
Тамта Микеладзе: Для меня тоже это главная претензия к школе. Они знали очень проблематичные контексты его истории, то, что умер отец мальчика, из-за социальных проблем семья из этой частной школы перевела его в публичную школу, т.е. они понимали тот стресс…
Вадим Дубнов: Тем более…
Конечно, проблема в том, что в основном в школах нет эффективной психологической службы, и очень часты в школах проблемы насилия, булинга и т.п. В эту коммуникацию в полиции также не был включен психолог
Тамта Микеладзе: Да, и тем более они прямо обратились в полицию. Знаете, когда я сказала, что у нас, особенно после революции, доминирует эта идея, что важна полиция, важна безопасность, порядок и это понимание репрессивной государственности доминирует, и как будто надо прямо позвать полицию… Потому что роль, ответственность и значение других служб, как социальной безопасности и т.п., например, психологические ресурсы, не воспринимаются так важно. Я думаю, что эта доминирующая концепция понимания государственности является самой главной проблемой в этом случае. Например, школа говорит, что для нее была важна безопасность других детей, говорит о важности защиты частной собственности. Не сама идея человека, его безопасность и поддержка, а идея порядка. Я думаю, что эта неолиберальная концепция государственности – одна из самых главных проблем, когда мы обсуждаем этот вопрос. Но, конечно, проблема в том, что в основном в школах нет эффективной психологической службы, и очень часты в школах проблемы насилия, булинга и т.п. Но школьные службы психологической помощи адекватно не реагируют на такие случаи, и мы даже видим, что в эту коммуникацию в полиции также не был включен психолог, и только мама там находилась, и, как говорят адвокаты, несколько раз полицейские оставались одни с несовершеннолетним. Конечно, это тоже является очень большой проблемой, потому что перед полицией несовершеннолетний человек не должен оставаться один.
Вадим Дубнов: Здесь как раз, мне кажется, еще более или менее просто – это просто нарушение закона. Но что делать там, где вроде бы все законно, вроде бы никаких нарушений нет, а вот трагедия происходит? Как должна, по-вашему, выглядеть реформа, что нужно делать в этой ситуации, когда, в общем, и у тех, кто говорит о порядке, тоже есть своя логика?
Власть, вместо того чтобы работать над усилением социальных и психологических служб, усиливает присутствие полиции в школах
Тамта Микеладзе: Я думаю, что в первую очередь мы должны адекватно понимать структурные основания преступления, насилия и каких-то правонарушений несовершеннолетними или другими людьми, и если мы будем понимать корни преступления – не просто чье-то зло, а то, что есть причины, и мы должны работать над этими причинами, а не только над результатами того, что случилось. Я думаю, очень важно, чтобы наше понимание политики борьбы с преступлением было трансформативным, а не репрессивным. Это значит, что мы должны изменять и трансформировать те социально-экономические, культурные, политические и другие структурные основы, которые способствуют совершению преступления или насилия. Кроме того, очень важно, чтобы правозащитные органы и другие социальные институции, как органы образования и службы социальной безопасности, координировались и эффективно вместе работали. После случая с (Давидом) Саралидзе влияние и присутствие полиции в школах очень возросло. Власти, вместо того чтобы работать над усилением социальных и психологических служб, как бы усиливают присутствие полиции в школах, и это очень большая проблема на самом деле.
