Наталье Лебедевой 80 лет. Бывший главный специалист отдела «Фонда геологии» Абхазии по землепользованию и кадастру привлекла внимание общественности снимками барака, в котором проживает. Он вот-вот может рухнуть ей на голову.
Сегодня утром у здания администрации Сухума у меня была назначена встреча с известным в Абхазии публицистом, общественным активистом и правозащитником Надеждой Венедиктовой. В данном случае выбор места нашей встречи был предопределен тем, что перед ней Надежда Юрьевна поднималась в кабинет нового мэра города Кана Кварчия, ибо хлопотала о решении жилищной проблемы сухумчанки Натальи Лебедевой.
Но тут необходимо коротко изложить предысторию. Около недели назад Венедиктова написала небольшую заметку «Жизнь под снос», проиллюстрировав ее фотографиями, на которых изображено строение с рухнувшей крышей и покосившейся деревянной лестницей на второй этаж. «На этих фотографиях, – писала Венедиктова, – не кадры из фильма о нищих в Индии, это барак по сухумской ул. Адлейба, дом 482а, и живет в нем не бомж, а главный специалист отдела «Фонды геологии» Госуправления Республики Абхазия по землепользованию и кадастру Наталья Лебедева».
Далее она рассказывала, что Лебедевой 80 лет, и почти 60 из них она работает в этой системе, начав еще с управления по геологии, геодезии и картографии Абхазской АССР в 1971 году. 17 лет она стояла в очереди на жилье, получила ордер на однокомнатную квартиру в пятиэтажном Доме геологов в июне 1992, но не успела заселиться, так как там не были подведены коммуникации и не закончена внутренняя отделка. А потом началась война. В городе уже были танки и хаос, но Лебедева пешком через весь город пришла на работу в Келасур, упаковала часть секретных карт по Абхазии в пластиковые клетчатые сумки и вернулась домой, стараясь пробираться незамеченной. На следующий день она забрала оставшиеся карты и постаралась спрятать их по надежным знакомым. Когда грузинское командование очнулось и стало искать их в управлении, было уже поздно. Лебедева сохранила ордер на квартиру, но, когда предъявила его после войны, он не произвел впечатления на тех, кто занимался распределением жилья, и она осталась при своем бараке, пережившем прямое попадание снаряда в крышу с торца строения. Время было горячее, надо было восстанавливать разрушенную войной страну, и Лебедева включилась в работу. Для примера можно привести карту «Электроэнергетика Абхазии» (масштаб 1:2000), которую она сделала в 1994-1995 годах и которая до сих пор висит на стене в РУП «Черноморэнерго». Лет десять назад, когда барак начал разваливаться, она пришла на прием к тогдашнему мэру Сухума Алиасу Лабахуа, но он честно сказал, что может только поставить ее на очередь, но вряд ли эта очередь подойдет раньше чем через 20 лет. Она легкомысленно отказалась. Сейчас барак готов рухнуть ей на голову, воды в нем давно нет, и она таскает ее ведрами по шаткой лестнице на второй этаж. Туалет на улице. В свои годы она продолжает работать, да еще преподает черчение в средней школе №12, за что получила грамоту от Сухумского гороно. Возникает вопрос: должно ли государство отвечать за свои обязательства перед человеком, который работал на него почти 60 лет? «Любопытно, – писала Венедиктова, – что когда после войны население Абхазии уменьшилось вдвое, жилья стало не хватать, но не всем, а тем, кто социально незащищен и не бьет себя в грудь. Но, наверное, в 80 лет бить себя в грудь уже поздно, не научишься. А вот государству хорошо бы поиметь совесть…»
Когда мы присели с Надеждой для разговора, она стала рассказывать о встрече с и.о. главы администрации города Каном Кварчия:
«Естественно, он нам сказал, что жилищных резервов нет. Но мы сказали, что там есть пятиэтажка какая-то на «Атолле» (в том же микрорайоне «Маяк»), которая не заселена полностью. Ну, он вызвал человека, который отвечает за жилищные вопросы, и дал ему задание к концу той недели предоставить самую полную информацию по тому дому. Если будет возможность, он ей что-нибудь там предоставит.
– Я ее давно знаю, женщина такая общественно активная… Но даже не подозревал, что она в таких условиях живет.
– Комиссия у нее была, они приехали…вот это… ЖУ №3. И они прямо написали: «Нечеловеческие условия, жить невозможно». Они в шоке были. Никому в голову не приходило».
Разумеется, по этому поводу кто-то наверняка начнет резонерствовать, что так было, есть и будет в любом обществе, где не обеспечена социальная справедливость, что одни в нем трудятся на благо государства и общества и оказываются в материальном проигрыше, а другие, с развитым хватательным инстинктом, думают лишь о себе и живут припеваючи. Так-то оно так. Но в нашей ситуации все это выглядит особенно дико, если учесть, что половина жилищного фонда Сухума после грузино-абхазской войны в силу известных обстоятельств стала «бесхозяйной». Даже если учесть, что часть его в результате боевых действий была разрушена и стала непригодной для проживания, все равно «жилищной проблемы» вроде бы не должно быть. Как бы не так! Люди с автоматами и большим количеством родни, но без совести, занимали особняки целыми улицами, для себя и еще не родившихся внуков, а такие, как Наталья Лебедева, оказывались на обочине. А потом разгорелись судебные тяжбы из-за жилья, которые поутихли только в самые последние годы. Это может выглядеть странным в свете количества свободных квадратных метров, но надо учесть, что конфликтовали, как правило, из-за лучшего жилья, элитного, а не такого, где есть просто крыша над головой.
И одновременно уйма российских туристов, приезжая в Абхазию, начинает фотографировать заброшенные здания и выкладывать эти снимки в сеть. Да, понимаю, у нас, местных жителей, глаз уже замылился, а турист, приезжая в новое для себя место, всегда крутит головой по сторонам, и его с непривычки шокируют встречающиеся руины и деревья, выросшие на них. И все равно меня нередко выводили из себя комментарии туристов: как, мол, они не понимают, что восстанавливаются, прежде всего, здания, имеющие функциональную нагрузку, а кто будет вбухивать средства и силы в здания только для того, чтобы их вид не раздражал зрение туристов? Но тут мы сегодня с Венедиктовой немного поспорили. По ее убеждению, и эти строения давно восстановили бы, если бы они не являлись объектом имущественных споров, даже когда речь идет о коммунальных жилых пятиэтажках:
«Целыми подъездами люди держат, целыми подъездами… Мне сами сотрудники жилуправлений рассказывали.
– Ну, не знаю.
– Я вот тебе скажу. Эта стройка многоэтажная, с которой я боролась… Когда они приступили к строительству, человек, который не имеет никакого отношения к этой местности, с них слупил триста тысяч евро отступного. А там не было ничего, просто разрушенное полностью что-то. Триста тысяч евро!»
Мне вспомнилось, что Кан Кварчия объявил недавно такую программу: если за определенный срок заявившие права на подобные руины ничего с ними не сделают, эти участки земли будут отдаваться любому, кто может их снести за свой счет.
Кстати, почему Наталья Лебедева впервые за многие годы решила вновь поднять вопрос о своем праве на человеческое жилье? Возможно, потому что услышала мнение о способности нового мэра что-то сдвигать с мертвой точки?
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
