Швеция отправит на «Оскар» фильм «А потом мы танцевали» (And then we danced) (трейлер). Это картина Левана Акина – шведского режиссера грузинского происхождения. Лента рассказывает историю любви двух танцоров-геев, чего оказалось достаточно, чтобы вызвать крайне неоднозначную реакцию в Грузии. Один из продюсеров «А потом мы танцевали» – Кети Данелия рассказала о том, с какими трудностями столкнулась съемочная группа, взявшись снимать картину о любви сексуальных меньшинств в Грузии.
Анастасия Словинская: Давайте начнем с того, как получилось так, что фильм на грузинском языке, с грузинскими актерами отправляет на «Оскар» Швеция?
Кети Данелия: Фильм шведско-грузинский. Швеция внесла в него огромный вклад, Грузия – лишь малую часть. В Грузии, вероятно, не нашлось средств и желания для финансирования. Мы принимали участие в конкурсе копродукции, но получили отказ. Со стороны Грузии мы получили лишь т.н. cash rebate в рамках программы Film in Georgia (прим. возврат 20% квалифицированных затрат иностранным кинопроизводителям, снимающим кино в Грузии. По законам копродукции, это так: страна, принимающая участие, должна внести какую-то денежную часть.
А. С.: То есть фильм по папе – швед, а по маме – грузин? Или наоборот?
К. Д.: Что-то вроде того, семья, одним словом. Кстати, участвует еще одна страна – Франция. Мы получили финансирование от Сinémas du monde именно тогда, когда у нас совершенно закончились деньги – использовали его на постпродукцию.
А. С.: Таким образом, в принципе, и Грузия могла отправить фильм на «Оскар», так?
К. Д.: Конечно. Просто я решила не вносить заявку, не стала рисковать. Вообще, делать фильм – это всегда риск, никогда не знаешь, что получится, как.
А. С.: Трейлер фильма мы видели и примерно понимаем, о чем идет речь, но все же расскажите, что это за история?
Я надеюсь, что мы добьемся нашей главной цели: люди, которые увидят этот фильм, задумаются о том, что не стоит порицать и травить людей за то, что они живут так, как они хотят
К. Д.: Этот фильм рассказывает о жизни современного молодого человека, грузина из Тбилиси. О трудностях, с которыми он сталкивается, о его стремлениях, о мечтах. Мераб – главный герой фильма – с детства учится, много занимается, чтобы попасть в главный ансамбль страны. Его единственная цель – стать сильным танцором. Но на этом пути он встречает много препятствий. В ансамбль попадает новый парень – Ираклий, очень хороший, намного более сильный танцор, чем Мераб. И там начинается их история любви. Все это развивается на фоне современной Грузии. Булинг, российско-грузинский конфликт – история реальной, настоящей Грузии. Наш герой – Мераб проходит весь этот путь, для того чтобы дойти до собственной, своей свободы. Все вместе дало очень эмоциональный, теплый, искренний фильм. Я очень люблю наш фильм. И, кстати, не только я – он очень многим нравится. Я надеюсь, что мы добьемся нашей главной цели: люди, которые увидят этот фильм, задумаются о том, что не стоит порицать и травить людей за то, что они живут так, как они хотят. Нам, всей стране, очень необходима эмпатия, иначе продвинутся вперед мы не сможем.
А. С.: В одном из своих интервью вы сказали, что изначально вы задумывали фильм как более документальный, с реальными героями... Означает ли это, что он основан на реальных событиях?
К. Д.: Многое, как это обычно и бывает, изменилось в процессе работы. Изначально была идея снять в документальном стиле, т.е. речь не идет о документальном фильме, а именно о стиле (съемки). Когда вы увидите фильм, вы поймете, что история каждого человека в этом фильме – настоящая. Режиссер провел большое исследование, объединил множество историй и создал из них один фильм. В нем все основано на реальных историях. Все, что вы видите сегодня вокруг себя, – это и есть наш фильм. Вероятно, каждый человек, который посмотрит его, сможет сказать: «О, это очень похоже на моего друга» или «Я такой».
А. С.: Насколько я понимаю, и об этом говорил режиссер фильма, в процессе работы вы столкнулись с рядом препятствий. Одно из них касается Национального балета «Сухишвили», а точнее ее руководителя, Нино Сухишвили, которая, как рассказывал режиссер, блокировала танцоров и высказалась в духе: «В грузинском танце геев нет». Сама Сухишвили позже отрицала это. Расскажите, с чем вы столкнулись, когда начали делать этот фильм?
К. Д.: Препятствия были все время. Когда ты начинаешь снимать фильм на эту тему – это уже препятствие. Все мне говорили, что я взялась за достаточно сложное дело. Грузинский танец воспринимается как некая святыня, которую якобы нельзя трогать. Так до меня доходила эта информация. Я лично не совсем понимаю, что значит нельзя трогать? Эта традиция (танца) принадлежит мне, всему обществу так же, как и Нино Сухишвили. Авторское право на то, что принадлежит народу, не может быть у кого-то конкретно. Поэтому оно и называется общественным достоянием. Так что препятствий было действительно много. Сейчас многие, возможно, будут отрицать определенные вещи, клясться в чем-то и разубеждать кого-то – нет смысла. Впрочем, все, кто когда-либо прикасался к чему-то традиционному в нашей стране и представлял в несколько ином свете, я уверена, сказали бы, что нечто похожее было и с ними. Когда мы только начинали, обсуждали это с актерами – думаю, они до конца не понимали, на какой риск идут. Я все время повторяла им, что, да, мы все берем ответственность, все вместе идем на этот риск, но они – лица этого кино, и, как правило, именно на них приходится главный удар.
Когда ты хочешь сделать хороший фильм, но сталкиваешься с искусственными барьерами, это очень обидно. Хотя, возможно, именно из-за этих барьеров я так борюсь за этот фильм
Я могу сказать, что на множестве локаций у нас возникли проблемы. Мы их бронировали, нам подтверждали, а потом звонили и спрашивали: «О чем вы снимаете фильм?» Когда ты получаешь такой ответ, ты понимаешь, что (отказ) связан с тематикой фильма, а вовсе не с тем, что локация занята. Когда ты хочешь сделать хороший фильм, но сталкиваешься с искусственными барьерами, это очень обидно. Хотя, возможно, именно из-за этих барьеров я так борюсь за этот фильм. В него было вложено столько, что, наверное, поэтому я и не внесла заявку в Грузии (в список фильмов, из которых Грузия должна была выбрать, кого отправить на «Оскар»). Я не стала рисковать. Ты никогда не знаешь, какое решение примет жюри, будет ли оно основано на гомофобной почве или нет. Так, мы решили внести заявку в Швеции, и это оправдало себя.
А. С.: Сейчас за попадание в категорию «Фильм на иностранном языке» вместе с вашим борется и другой грузинский фильм «Шиндиси», выбранный Грузией. Как вам такое «соседство»?
К. Д.: Прекрасно. Мой близкий друг – Владимир Качарава – продюсер «Шиндиси». Я видела этот фильм и очень за него болею. Рада, что мы двигаемся в одном направлении и желаю успехов «Шиндиси» и его съемочной группе. Сейчас мы на этапе, скажем так, скачек. Должно выясниться, кто вырвется вперед (и попадет в номинацию). Если я правильно помню, всего на данном этапе борются 46 фильмов.
А. С.: «А потом мы танцевали» ведет сейчас активную фестивальную жизнь...
Мы очень рады и тому, что фильм был продан уже в 30 странах. Мы ожидаем, что будет еще больше, потому что в связи с «Оскаром» интерес к фильму будет расти
К. Д.: После Каннского (где состоялась премьера фильма, но он шел вне конкурса) мы поехали в Одессу, в июле. Было три приза, и все три получили мы. Гран-при мы разделили с украинским фильмом «Домой», а также выиграли в номинациях лучший режиссер и лучший актер. Далее в конкурсной программе мы участвовали в Сараево. Там Леван Гелбахиани взял приз за лучшую мужскую роль. Из внеконкурсных программ мы поучаствовали на фестивалях в Мельбурне, в Гонконге. Фестивалей столько, что мы даже все немного растеряны: в ближайшие месяцы наш график в этом смысле будет очень плотным. Мы очень рады и тому, что фильм был продан уже в 30 странах. Мы ожидаем, что будет еще больше, потому что в связи с «Оскаром» интерес к фильму будет расти.
А. С.: И главный вопрос: когда фильм можно будет посмотреть в Грузии?
К. Д.: Я пока не называю конкретную дату. По разным причинам. Но могу сказать, что грузинский зритель его обязательно увидит, и будет это поздней осенью.
