Со дня возникновения Первой грузинской республики минуло сто лет. Уж отгремели фанфары и разъехались гости – самое время снять с полки роман «Сто лет одиночества» и отыскать фразу, которая содержит в себе, как в запыленной бутылке вина урожая 1918 года, квинтэссенцию юбилея: «Прошлое разрушается бесконечно, поглощая само себя, готовое каждое мгновение кончиться совсем, но так никогда и не кончая кончаться».
Многие авторы избегают словосочетания «провозглашение независимости» и упоминают «восстановление», подчеркивая тем самым, что, в отличие от ряда государств, появившихся на карте после подписания Брестского и Версальского договоров, Грузия была независимой и в прежние века. Но описать всю суть произошедшего с помощью этого термина удалось бы лишь в том случае, если бы в 1918-м каким-то чудом воскресла грузинская монархия, но вместо нее на свет появилась республика, словно птенец в гнезде подстреленной охотниками орлицы.
Старая, феодальная Грузия оставила новой драгоценное культурное наследие и многовековой опыт выживания во враждебной среде, но, подобно властной матери фрейдистских теорий, она превратила юность грузинской демократии в изнурительную борьбу с комплексами. Почти все, что грузины считают прекрасным, намертво связано с эпохой монархии, соответствующей эстетикой и этикой, иерархиями и правилами, которые общество продолжает воспроизводить, несмотря на их архаичность. Фактическое ограничение власти царей после Георгия III породило особый, щадящий, умеренно-патерналистский стиль управления – он сыграл огромную роль в формировании национального характера. Сопутствующая ему «полусвобода» пьянит гостей из стран, где власть звероподобна и свирепа, но вместе с тем мешает продвижению к свободе подлинной. Республика (вне зависимости от порядкового номера) не создала альтернативы и зачастую служила лишь орудием удовлетворения амбиций меньшевиков, «звиадистов», «эдуардистов», «мишистов», «бидзинистов» – людей суетных и нелепых в своем тщеславии.
После крушения северной империи в Грузии оба раза (не без труда и трагических ошибок) было создано более гуманное и демократичное государство, чем в бывшей метрополии. И некоторые авторы, поддавшись соблазну, пытаются втиснуть события столетней давности в рамки сюжета «Юная демократия как жертва азиатского деспотизма». Но один из лучших дипломатов Первой республики Зураб Авалишвили писал: «Правительство Грузии мыслилось ее вождями как демократическое – в отличие от строя советского. На деле Грузия, конечно, вовсе еще не удовлетворяла требованиям представительной демократии. Внешние формы последней прикрывали здесь диктатуру грузинской социал-демократической партии». Авалишвили описывал ее как диктатуру деградирующую, уничтожавшую «основу своего существования, своей будущности» (примерно так, как это делали правящие партии последних десятилетий).
Cто лет спустя мы удивительным образом вновь пришли к «фасадной демократии», которая умеет выглядеть привлекательно, но разрушает связь между обществом и государством и убивает чувство сопричастности общему делу (Мераб Мамардашвили предпочитал переводить «res publica» именно так), поэтому в решающие моменты у него оказывается так мало защитников. Широко распространено мнение, что, если бы Грузия благополучно пережила 1921 год, игры в демократию вскоре закончились бы приходом к власти стандартного по тем временам диктатора, использующего энергию национального пробуждения. История не любит сослагательного наклонения, но, если бы он оказался слишком жесток и бестактен для «полусвободного» общества, не исключено, что оно отвергло бы его – позднейшие прецеденты позволяют предположить это.
Весной 1986 года, на склоне горы Мтацминда, трое подростков из одноименного района курили сигареты «Космос» (в твердой пачке – важный нюанс той поры) и обсуждали содержание листовки, которую один их них обнаружил в почтовом ящике. Помимо краткой истории Первой республики, она содержала призыв бороться за независимость. Позже у многих создастся впечатление, что советской империи в те годы противостояли лишь Гамсахурдиа, Костава и узкий круг связанных с ними лиц. Это не совсем так, значительную роль в распространении листовок и уничтожении советской символики играли одиночки и небольшие группы – перед разоблачением они успевали провести лишь пару акций. Благодаря кому-то из них, листовка на грубой желтоватой бумаге будто бы открыла трем подросткам портал в альтернативную реальность, в которой их страна была независимой.
Тогда они, подобно абсолютному большинству соотечественников, полагали, что важнее всего для возрожденного грузинского государства державная мощь и экономическое процветание, и не замечали, что заимствуют приоритеты у СССР и его жителей. Почти никто не думал о гражданских правах и демократических институтах, и, возможно, поэтому одна из самых токсичных идей новейшей грузинской истории «Сначала независимость, потом демократия» распространилась так широко. Для того чтобы часть общества начала преодолевать политический инфантилизм, понадобилось около двух десятилетий проб и ошибок.
Оглядываясь назад, следует поговорить еще об одном когнитивном искажении, которое на минувшей неделе соседствовало с идеализацией Первой республики. Иногда авторы, вооруженные послезнанием, уподобляются прокурорам и перечисляют ошибки, допущенные сто лет назад, так, словно их предки сидят на скамье подсудимых. Они подчас не понимают, что люди другой эпохи, будь то меньшевики или, к примеру, аристократы-заговорщики 1832 года, воспринимали политику, интересы нации, роль государства и т.д. совершенно иначе. При этом меньшевики, обладавшие неизмеримо меньшими ресурсами и навыками, чем нынешние правители, сумели принять передовую для своего времени Конституцию, провести фундаментальную аграрную реформу и честные выборы и обустроить страну таким образом, что Эмиль Вандервельде назвал ее «островом будущего», а Карл Каутский «царством демократии». Оба, желая успеха грузинскому социалистическому эксперименту, несомненно, преувеличивали, но мало кто рискнет утверждать, что повода для восторгов не было вовсе.
Порой нашим современникам кажется, что, властям Первой республики следовало бросить все и заняться мобилизацией национальных чувств и усилением армии. Но им, вероятно, следует задуматься о том, что битва за свободу с собственной отсталостью не менее важна для Грузии, чем борьба за независимость с иноземными захватчиками. И один фронт нельзя укрепить за счет другого, поскольку оба держатся каким-то чудом.
Но они держатся. С того самого места, где три десятилетия назад взволнованные подростки вертели в руках мятую листовку, вчитываясь в слова, обжигавшие сознание и менявшие их мир незаметно и бесповоротно, можно увидеть улицы, украшенные флагами Республики и множество граждан, которые празднуют ее юбилей. И если, заспорив о том, как им обустроить независимую Грузию, они разойдутся во мнениях и даже рассорятся, всегда останется одна объединяющая идея, всего одна фраза, словно перчатка, брошенная в лицо Истории: «Республика будет жить!»
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
