Пятнадцать лет назад, осенью 1992 года, в начале Абхазской войны, на Кавказе появились «белые колготки» – таинственные прибалтийские снайперши, неуловимые и безжалостные. Конечно, настоящая слава пришла к ним уже в ходе чеченских войн. Дембель, не видавший и не заваливший снайпершу в белых колготках, – хотя бы в своих дембельских байках, – считай, не пацан! Что он тогда вообще видел?
Так кто же они, откуда и какими путями попали с суровых берегов Балтики в южные края?
Пожалуй, самое известное упоминание такой прибалтийской снайперши случилось в радиопереговорах 31 декабря 1994 года между одним из чеченских командиров и офицером вступавшей в Грозный 131-й Майкопской бригады. Офицер тот живо, в кровожадных подробностях рассказал, как они снайпершу в ходе боя изловили, – да тут же и порешили.
Потом в донесениях военных пропагандистов, полившихся через государственные телеканалы, появились и захваченные военными доказательства. Нет, не живые снайперши, а их явочная квартира и найденные там вещи. Правда, тут же выяснилось, что оставленные в квартире на окраине Грозного вещи принадлежали московским журналистам Галине Ковальской и Ирине Дементьевой. В снайперши обе они не годились: Дементьева – по возрасту, а Ковальская – по зрению. У Гали очки были немыслимых диоптрий. Неудобно получилось, однако никто ничего не стал опровергать.
С речами офицера 131-й бригады, – а это был зам по работе с личным составом, по-старому замполит, – тоже оказалось не слава богу. По части работы с личным составом ничего плохого, кроме хорошего, я о нем не скажу: когда вошедшая в Грозный бригада была разбита, именно он собрал и вывел вдоль железнодорожных путей значительную часть уцелевших бойцов. Но речь его была словами замполита. Дело в том, что 131-я бригада, вводившаяся в город чуть ли не маршевой колонной, до того в боях не участвовала. И обстоятельств, при которых снайпершу могли поймать и покарать, просто не сложилось. Этого не было, потому что не могло быть.
Однако замполит рассказал об этом не просто так, а потому что «кто же этого не знает». И рассчитывал на понимание своего чеченского собеседника. Почему?
За два года до Чечни была Абхазия. Как теперь сказали бы, «гибридная война». Война, где были, но не «засвечивались» российские военные, а видимую военную помощь республике оказывали, прежде всего, силы Конфедерации народов Кавказа (которыми командовал Шамиль Басаев) и казачьи отряды.
Тут тоже не было ни одной изловленной блондинки в белых колготках, – только рассказы о том, как эти фантастические твари воевали, раня бойцов и добивая потом приходивших на помощь. Как метили в пах, чтобы не продолжился род самых храбрых воинов. Ну и так далее. Разумеется, всю эту мерзость они проделывали, находясь на грузинской стороне конфликта.
Война в Абхазии закончилась осенью 1993-го, и ее участники – и русские, и чеченцы – разъехались с этим тайным знанием о прибалтийских ведьмах. Так что под новый 1995-й год замполит 131-й бригады в разговоре с чеченцем имел все шансы показаться убедительным...
В итоге эта память о небывшем осталась запечатлена не только в устных рассказах, но и в стихах, – например, у Всеволода Емелина в «Балладе о белых колготках». «Белые колготки» остались легендой вроде диковинных тварей, по воле братьев Стругацких населивших Икающий лес в выдуманном ими Арканаре: «Говорили, что по ночам с Отца-дерева кричит птица Сиу, которую никто никогда не видел и которую видеть нельзя, потому что это – непростая птица!»
Но как – повторю свой вопрос, – как эта «непростая птица» попала на Кавказ?
Абхазская война началась в августе 1992 года, через несколько недель после замирения конфликта в Приднестровье. Именно оттуда казачьи отряды и им подобные прибыли в Абхазию. И здесь, кстати, у сепаратистов в Тирасполе тоже много говорили о снайпершах из Прибалтики, воевавших на стороне Кишинева. Правда, и в Приднестровье не могли предъявить ни одной «белой колготки», ни живой, ни мертвой.
Однако и тут мы находим носителей тайного знания о «колготках» – казаков и прочих, очевидно, и перенесших его на Кавказ.
Но как таинственные снайперши оказались на берегах Днестра? Все очень просто. После провала августовского путча в 1991 году в Тирасполь предусмотрительно перебрались рижские и вильнюсские ОМОНовцы и их разнообразные смежники. Уж больно много к ним накопилось вопросов у властей новых независимых республик после январских побоищ в Риге и Вильнюсе. Даже приднестровский министр внутренних дел и по совместительству госбезопасности Шевцов (он же Антюфеев) был импортирован из стран Балтии.
А ведь самые-самые первые разговоры о зловредных снайперах и снайпершах относятся как раз к январю 1991-го, ко времени штурма вильнюсского телецентра. Об опасности снайперов вещал тогда сам Александр Невзоров, ныне звезда независимой демократической мысли. Стоя перед камерой с микрофоном в освещенном помещении напротив окон во всю стену, он рассказывал зрителям, что все здесь подвергаются страшной опасности. Что прибалтийские сепаратисты имеют боевиков, снайперов из числа биатлонистов. Было тем более убедительно, учитывая мирный и ненасильственный характер протеста в Литве, Латвии, Эстонии.
А ведь самое смешное, что в Прибалтике, в Эстонии, в городе Отепя действительно был тренировочный центр, где круглый год на трассах и стрельбищах готовились биатлонисты. Только центр этот был всесоюзным, а тренировавшиеся спортсмены и спортсменки – прежде всего нашими соплеменницами, а отнюдь не местными жителями и жительницами.
Но ведь одно дело реальность, а другое – «то, что все знают». Вот так, трудами разнообразных замполитов и появились легенды. Так и распространилась – сначала в Приднестровье, оттуда в Абхазию, затем в Чечню – бывальщина, которая порою становится реальнее самой реальности.
Однако носители этой бывальщины – люди, воевавшие сначала в одном краю, потом в другом и третьем, – они-то вполне реальны. И они по-настоящему опасны, в отличие от населивших лес нашей памяти фантастических тварей.
