Сегодня исполнилось девять лет, как в восточную часть Ленингорского района и его райцентр Ленингор вошли российские и югоосетинские военные, и эта территория перешла под юрисдикцию Цхинвала. Мы поговорили с очевидцем тех событий – гражданской активисткой Тамарой Меаракишвили о том, как местные люди пережили эти дни. Интервью было записано до задержания Тамары в Ленингоре.
Мурат Гукемухов: Тамара, что происходило накануне прихода российских и югоосетинских войск: вас пытались эвакуировать, может, предупреждали об опасности?
Тамара Меаракишвили: 15 августа перед церковью собрались люди и перекрыли улицу, чтобы остановить губернатора Мцхета-Мтианети Цезара Чочели. Он нам говорил, что не надо распространять панику, ничего плохого не произойдет, оставайтесь на своих местах, самое защищенное место в Грузии – это наш район. Он был не один, вместе с ним были спецназовцы Грузии, которые защищали его и его близких или родственников. В общем, о нас никто не заботился, даже никто не выделил одного автобуса, чтобы мы нашли водителя и сами уехали.
Мурат Гукемухов: Это было за сутки до прихода, а что было 16-го? Как вы лично узнали о том, что русские пришли?
Тамара Меаракишвили: В этот день был большой христианский праздник, и мы с дочерью и несколько человек из поселка были в церкви на службе, когда забежала начальница местной скорой помощи и сказала: «Бегите, идут!» Для меня это были самые страшные слова, потому что можешь только представить, что с тобой будет, ты не знаешь, как на практике все это осуществится, ты не знаешь, как себя вести и защищать как минимум свою дочь.
Мурат Гукемухов: И что вы делали?
Тамара Меаракишвили: Забежала домой, сказала отцу: «Давай, бегом!» Даже не закрыла дверь, выбежали, как были. Рядом были старушки соседки, мы их тоже забрали и ночью убежали в лес.
Мурат Гукемухов: Много людей было с вами?
Тамара Меаракишвили: Максимум тридцать. Думаю, что в поселке не больше 50 человек было. Поселок вообще был пустой.
Мурат Гукемухов: Вы говорите, что поселок был пустой и в то же время утверждаете, что власти не пытались никого эвакуировать и даже вводили людей в заблуждение, мол, не волнуйтесь, все будет хорошо. Тогда почему они ушли?
Тамара Меаракишвили: Восьмого числа уже уходили. Это не простые люди уходили. Может, они что-то знали. Лично мне 8 августа встретился скот этих Чочели.
Мурат Гукемухов: Вы имеете в виду стада местных самых успешных скотопромышленников…
Тамара Меаракишвили: Да, скот в августе никто не забирает из района – забирают в ноябре, и это был уже сигнал, что они уже забрали скот из района, значит, что-то может случиться. Потом начали уходить их соседи, родственники, сотрудники. Люди уходили. 16-го в поселке нас было уже единицы.
Мурат Гукемухов: Вы говорите, что убежали в лес в ночь с 16-го на 17-е. Долго вы там прятались?
Тамара Меаракишвили: Было примерно час или два часа ночи, когда к нам отправили людей, потому что ночью у всех был с собой телефон, кто-то курил, и это было заметно из леса в поселке.
Мурат Гукемухов: Плохие из вас партизаны…
Тамара Меаракишвили: Да, сказали, что если они мирные жители, пусть выйдут из леса, тогда мы их не будем трогать, а то мы будем стрелять по ним.
Мурат Гукемухов: Кто сказал? К вам пришли военные или кого-то послали?
Тамара Меаракишвили: Местных, из поселка, которые в центре ходили. Мы были вынуждены выйти.
Мурат Гукемухов: Страшно было выходить?
Тамара Меаракишвили: Если бы я боялась, то не вышла бы. Понимаете, я человек, который всем сразу доверяет, и когда нам сказали, что ничего не будет, то поверила и вышла и ту ночь ночевала дома.
Мурат Гукемухов: Это были осетины или русские?
Тамара Меаракишвили: Те, кто ходил в поселке, были осетинами, но мы тоже выходили на улицу, общались, и среди них были люди, которых кто-то знал из ленингорцев. Русские не общались с нами – они просто где-то стояли, за пределами.
Мурат Гукемухов: А что происходило на следующий день – 17-го?
Тамара Меаракишвили: На второй день, 17 августа, все было закрыто – и магазины, только пекарня работала, которая не успевала выпекать хлеб, потому что все, что ели люди в эти дни, был горячий хлеб, и даже покупали не до конца пропеченный.
Мурат Гукемухов: А как стала жизнь налаживаться? Работа, вас пригласили на работу…
Тамара Меаракишвили: 20 августа у меня официально начиналась работа, мы выходили из отпуска. Я сама была и директором, и преподавателем, и уборщицей. Я просто открывала дверь и работала. Просто заходила и проводила там свои рабочие часы, как и многие, кто остался в поселке, в том числе, врачи. В общем, кто работал, вышел на работу.
Мурат Гукемухов: И школа сама по себе заработала?
Тамара Меаракишвили: Школа поздно началась. 1 сентября 2008 года, когда мы с моей дочерью пошли в школу, там было семь учителей и пять учеников, и 1 сентября – День знаний – не состоялся тогда. Через две недели, когда пришло больше учеников, только тогда началась учеба. В 2008 году, до января 2009 года, пока грузинская власть не начала раздавать коттеджи в Церовани, у нас только в одной грузинской школе было более 200 учеников. К сожалению, около 200 учеников у нас сейчас во всем районе.
Мурат Гукемухов: Вы помните, как начиналось знакомство с новой властью – первые контакты с чиновниками? К вам кто-то приехал, сказал, что теперь вы под юрисдикцией Цхинвала, – как это было?
Тамара Меаракишвили: В конце августа уже приехали какие-то люди их Цхинвала, которые проводили собрания с населением. Одного я помню, это был Алексей Маргиев, бывший секретарь райкома и очень авторитетное лицо для нашего района. Алексей Маргиев сказал: «Вернитесь. Передайте вашим близким, вашим соседям, чтобы они вернулись. Я вам даю слово мужчины, если среди вас нет криминалов, которые воевали против осетин, никто вас просто так не будет трогать». В общем, люди начали возвращаться, и потом, в конце августа или в сентябре, (Эдуард) Кокойты приехал к нам. Люди так смотрели на Кокойты, который вышел из вертолета и сказал: «Я вас не будут трогать». Он зашел в магазины и на рынок, где видел людей, сам лично давал им гарантию безопасности. Но тогда было давление с грузинской стороны, к сожалению.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
