Президент России продолжает настаивать, что в контактах российской стороны с командой Дональда Трампа нет ничего необычного.
Наш посол с кем-то встретился. А чего послу делать? Это его работа, он деньги за это получает. Он должен встречаться, обсуждать текущие дела, договариваться. Он что там должен делать? Ходить во всякие заведения, что ли, за посещение которых его с работы выгонят потом? Нет. Это же его работа, а его обвиняют в том, что он с кем-то встречался. Вы совсем там спятили, что ли?
Так отвечал он на вопрос модератора дискуссии на Петербургском международном экономическом форуме американской тележурналистки Мегин Келли.
Разумеется, встречаться с послом никому не возбраняется. Но дело в том, что люди из окружения Дональда Трампа скрывали факт этих встреч, а когда этот факт был доказан, по меньшей мере в одном случае исказили содержание беседы. Так поступил советник президента США по национальной безопасности Майкл Флинн и в итоге был вынужден подать в отставку. В отношении зятя президента и его старшего советника Джареда Кушнера выдвинуто обвинение в том, что он предложил российской стороне создать канал связи между Кремлем и Белым домом, защищенный от мониторинга американских спецслужб.
В истории Америки это не новость.
В эпоху своего создания и становления США были слабым государством, играющим незначительную роль в международных делах. Поэтому отцы-основатели весьма опасались иностранного влияния на свою политику. Александер Гамильтон, будущий министр финансов, писал об этом так:
Самое главное, чего следует желать, – нужно возвести все практически возможные препятствия против заговоров, интриг и коррупции. Можно, естественно, ожидать, что эти самые смертельные враги республиканского образа правления проявятся более чем с одной стороны, но их главный источник – желание иностранных держав достичь ничем не оправданного влияния в нашем руководстве. Разве не наилучший для этого путь протолкнуть своего собственного ставленника на пост высшего должностного лица Союза?
Его самого обвиняли в чрезмерной англофилии и в том, что он, уже будучи членом кабинета, слишком часто и охотно общался с британским послом Джорджем Хэммондом. Госсекретарь же Томас Джефферсон, напротив, делал ставку на союз с республиканской Францией. Его отношения с послом Парижа Эдмоном Жене выходили далеко за рамки протокола. Но ни Гамильтон, ни Джефферсон не скрывали своих симпатий к двум воюющим друг с другом державам. Они открыто призывали американцев сделать судьбоносный выбор. Президент Вашингтон после тяжких раздумий объявил нейтралитет в европейской войне. Однако Америке все равно пришлось воевать сначала с Англией, а потом и с Францией.
Став президентом, Джефферсон широко применял тайную дипломатию, пользовался услугами частных лиц, посылая их в Европу с секретными миссиями. Он даже изобрел шифровальное устройство – так называемый "цилиндр Джефферсона", состоящий из 36 дисков, вращающихся на одной оси.
Именно этим шифром он переписывался с американским послом в Париже Робертом Ливингстоном, особенно в период переговоров о покупке Луизианы, которую Наполеон все равно не смог бы защитить от американского или испанского вторжения. Сами эти переговоры начал по просьбе Джефферсона Пьер Самуэль Дюпон де Немур – бывший член национального Учредительного собрания, бежавший в США от якобинского террора. Министр иностранных дел Франции Талейран был противником сделки, поэтому Дюпон и Ливингстон вели переговоры с Наполеоном через его голову.
Другой известный случай – отправка посланника в Санкт-Петербург. Президент Джефферсон сделал это втайне от Сената, который по Конституции должен утверждать такие назначения. Континентальный Конгресс стремился вступить в контакт с российским правительством еще до окончания Войны за независимость, однако Россия неизменно отклоняла эти попытки, отказалась принять верительные грамоты прибывшего в Петербург посланника Фрэнсиса Дейны, а Екатерина II даже велела отослать назад присланный ей Дейной "портрет американца Вашингтона" и распорядилась "о непринятии от американцев и к американцам никаких писем и посылок".
Однажды, впрочем, Петербургу пришлось отступить от правила непризнания взбунтовавшихся колоний. Осенью 1779 года правительство получило донесение иркутского губернатора о появлении у Чукотского Носа (ныне мыс Дежнева) "нераспознатых иностранных судов", "с коих и выезжали люди на вельботе на берег и у чукоч гуляли и при том дарили их складными ножами и они с чукчами обходились ласково, разговоров же их они, чукчи, никаких не разумели". Русскому посланнику в Париже Ивану Барятинскому предписано было встретиться с "поверенным от американских селений Франклейном" и осведомиться, "не возьмет ли он на себя разведать, подлинно ли сии суда были американские и из какого места". Барятинский доложил, что имел "партикулярный разговор" с Бенджамином Франклином, который ответил, что "о показавшихся же помянутых судах он думает, что оные есть или японские, или англичанин Кук, который поехал из Англии тому три года объезжать свет". Исследователи считают верным второе предположение.
После подписания в 1783 году Парижского мира и признания Лондоном независимости североамериканских колоний политическое препятствие к установлению дипотношений исчезло. Переговоры на эту тему начались в царствование императора Павла, завершились при Александре. Выбор президента пал на молодого дипломата Уильяма Шорта – бывшего личного секретаря Джефферсона в его бытность послом во Франции. Шорт вез верительную грамоту, написанную лично президентом на имя императора. Джефферсон указывал посланнику, что его миссия должна оставаться тайной как можно дольше – тайной от Сената. Ему и в голову не приходило, что Сенат не утвердит назначение. Однако в феврале 1809 года Сенат поступил именно так. Законодатели сочли, что Шорт слишком долго жил за границей, особенно во Франции, и слишком офранцузился. Первым послом США в России стал, уже в президентство Джеймса Мэдисона, Джон Квинси Адамс.
Почему Джефферсон считал нужным действовать в обход Конгресса? Один из отцов-основателей Джон Джей, впоследствии секретарь по иностранным делам (так назывался глава американской дипломатии до ратификации Конституции), писал об этом так:
Изредка случается, что при заключении договоров любого рода требуются абсолютная секретность и оперативность. Бывают случаи, когда получить весьма важную информацию можно лишь при условии, что лица, владеющие ею, не будут бояться разоблачения. Боязнь разоблачения может остановить людей, движимых как корыстными, так и благородными побуждениями. Среди тех и других найдется, несомненно, много таких, кто поверил бы в сдержанность президента, но не доверился бы сенату, тем более многочисленному законодательному собранию. Поэтому конвент поступил разумно, постановив, что, хотя президент и должен при заключении договоров действовать по совету и с согласия сената, все же решать вопрос о получении информации он может, исходя из соображений благоразумия.
Заметим также, что в данном случае речь идет о действующем президенте, а не кандидате и не об избранном, но еще не вступившем в должность главе государства, как это имело место с Дональдом Трампом. Но есть пример и более похожий. О нем напомнил недавно американский историк Тимоти Нафтали. В книге "Адская игра", которую он написал в соавторстве с Александром Фурсенко, речь идет о кубинском ракетном кризисе осени 1962 года, когда мир стоял на пороге ядерной войны.
В ноябре 1960-го президентом США был избран Джон Кеннеди. Он не стал дожидаться инаугурации. 1 декабря его брат Бобби встретился у себя в офисе с корреспондентом "Известий" Барсуковым, о котором было известно, что он сотрудник нью-йоркской резидентуры КГБ. Бобби продиктовал ему послание от имени избранного президента советскому лидеру. Этот текст незамедлительно оказался на письменном столе Никиты Хрущева.
Казалось бы, чем не встреча Джареда Кушнера с послом Сергеем Кисляком в "Трамп-башне"? На этот вопрос Тимоти Нафтали отвечает так:
Встреча Роберта Кеннеди произошла, скорее всего, по просьбе русских, а не американцев. Из нее не делали секрета – запись о ней имеется в журнале телефонных разговоров Роберта Кеннеди. И Роберт Кеннеди, несмотря на общие ободряющие слова, ничего не обещал, не предлагал никакого продолжения и никоим образом не действовал против уходящей администрации Эйзенхауэра.
Братья Кеннеди и в дальнейшем, по мере эскалации кризиса, поддерживали контакты с Москвой в обход официальных дипломатических каналов. Но это был уже действующий президент и его министр юстиции.
Если подозрения подтвердятся, действия команды Трампа будут больше напоминать интригу Ричарда Никсона, который в 1968 году ради победы на президентских выборах задумал сорвать четырехсторонние мирные переговоры по Вьетнаму. С этой целью он встретился с южновьетнамским послом в США и пообещал ему в случае своего избрания лучшие условия мира. План Никсона удался. За два дня до выборов Сайгон объявил о своем отказе продолжать переговоры.
Президент Линдон Джонсон знал об этих маневрах (телефоны посла прослушивались ФБР, а президента Южного Вьетнама Нгуена Ван Тхиеу – ЦРУ) и называл их "предательскими", но неопровержимого доказательства личного участия кандидата республиканцев тогда не существовало. Оно появилось лишь в самом конце прошлого года. Архивисты обнаружили заметки ближайшего советника Никсона, сделанные на совещании. Согласно этим записям, Никсон приказал помощникам "бросить гаечный ключ" в шестерни мирного процесса.
Мы узнали правду спустя 48 лет.
