Из Чечни – только хорошие новости! – только почему-то о них не пишется. Вот уже месяц с лишком.
А ведь как триумфально прошел фестиваль «Шашлык-Машлык»! И на вопрос корреспондента центрального телевидения: «вот, мол, шашлык нашли всякий, а машлык искали, но не нашли…» – Рамзан Кадыров ответил, пошутив, в этом-де весь смысл: «не нашли сегодня – ищите завтра, а еще лучше – приезжайте снова!» Смешно ведь, да? На самом деле смешно…
Но в том-то и дело, что говорить о том главном и важном, о чем надо, – не получается. Тех, кто об этом говорит, не слышат. И я ведь вижу, как мои чеченские друзья усматривают за этими разговорами только одно: «чеченцев вновь пытаются выставить перед всем миром исчадиями ада».
Так что я попытаюсь о другом. Совсем о других людях, ныне запрещенных.
* * *
Дело было больше двадцати лет назад. В августе 1996-го мы с коллегами через пойму Сунжи вошли в Грозный, занятый чеченскими отрядами. В городе тогда шли бои. Практически тут же мы оказались в особом отделе департамента Госбезопасности Чеченской республики Ичкерия. Попасть в особый отдел было несложно: мы ни от кого не прятались, не маскировались, трое неместных – Миронов, Орлов, Черкасов. Отдел этот располагался при штабе Ахмета Закаева, в поселке Черноречье, ныне переименованном в Старые Алды. Штаб Закаева разместился в бывшем интернате для престарелых. Особисты отобрали у нас документы, допросили, после чего заперли дожидаться своей судьбы в какой-то комнатке – бывшей то ли регистратуре, то ли архиве.
От нечего делать я стал смотреть лежавшие на поверхности бумаги. Первое, что попало в руки, наверное, потому что с яркими и простыми рисунками, – «Сторожевая башня», издание «Свидетелей Иеговы». Откуда и как эта литература сюда попала, оставалось только догадываться. Но мы не успели раскрыть эту тайну – начался артобстрел с Ханкалы. И что было дальше, не столь важно.
А через пару месяцев, в том же Грозном, но уже вроде бы мирном, мы вновь столкнулись с проблемой гостеприимства, – но уже с другой стороны. Нет, не чеченского гостеприимства, – с этим никогда не было проблем. Мы тогда, как обычно, работали с материалами по пропавшим без вести и как-то до темноты задержались в Центральной объединенной комендатуре. И здесь нам были отнюдь не рады. Но после безуспешных попыток вытолкать нас за ворота мы в итоге были препровождены в здание бывшей гостиницы ФСБ, вдребезги разбитое в ходе августовских боев. В комнате с окном, затянутым полиэтиленом, с голыми – до кирпичной кладки – стенами были только матрасы и ни одного предмета на поверхности – только кирпичная крошка и пыль.
И почему-то – шкаф. Я открыл дверцу. Внутри лежали брошюрки с яркими и простыми рисунками – «Сторожевая башня». И тот – «Свидетели»… Как, почему? – оставалось только догадываться…
Можно было бы продолжить. Вспомнить «Свидетелей Иеговы», которых встречал в разбитых, разграбленных, сожженных селах Южной Осетии в 2008-м. Но это, наверное, уже лишнее.
* * *
Ведь их теперь формально нет. 170 тысяч «Свидетелей…» – все их организации теперь запрещены.
Их, конечно, можно считать навязчивыми и странными. Но все это – люди. Странные, неудобные, противоречащие чьим-то убеждениям, – но люди.
«Свидетели Иеговы» приставали ко мне с разговорами и брошюрками на улице. Ходили по подъездам и звонили в дверь квартиры. Вели себя, мало сказать, – навязчиво.
Но я против того, чтобы их запрещали и сажали.
Потому что их уже запрещали и сажали в Советском Союзе и уничтожали в концлагерях нацистской Германии.
Как и других неудобных людей, о которых сейчас не принято говорить в Чечне и о преследовании которых нам напоминают чуть ли не каждый день. Людей, которые, кстати, ко мне никогда не приставали на улицах и не ломились в дверь. Странных, неудобных, противоречащих чьим-то убеждениям, – но людей.
И не надо видеть за этими словами что-то иное. «Фихи ма фихи», – сказано то, что сказано. Как у Джалаладдина Руми, одного из суфийских учителей.
