Можно ли сделать из бизнесменов хороших политиков? Вопрос отнюдь не праздный в такой стране, как Соединенные Штаты, где хороших бизнесменов всегда было больше, чем хороших политиков. Если государство есть лишь большая фабрика, то почему бы успешный опыт управления производством не перенести в область государственного управления? Так прежде думало множество европейских социалистов и так по-прежнему думает множество американцев, никак сознательно не идентифицирующих себя с социалистами.
По мере того, как государство в Америке разрастается и в нем все отчетливее проступают признаки организационной неразберихи, крепнет желание граждан запустить в аппарат толковых деловых людей, которые наведут в нем порядок исходя из критериев, принятых в частном бизнесе. Вера избирателей в бизнесмена-мессию частично объясняет победу Дональда Трампа на выборах, равно как и назначение им крупных бизнесменов на ключевые министерские посты, включая пост государственного секретаря.
Неоднократно в ходе президентской кампании Хиллари Клинтон пеняла своему сопернику на отсутствие у него политического опыта. "Так-то оно так, – соглашался Трамп, – только опыт, который есть у вас, совершенно негодный, Америке необходим иной опыт, такой, какой есть у меня, – опыт долгосрочного успешного управления крупным бизнесом".
Оставим открытым вопрос, можно ли считать деловую карьеру Трампа успешной. Собственное состояние он сам оценивает в 10 миллиардов долларов, но поскольку налоговые декларации свои он не обнародовал, 10 миллиардов – цифра гадательная. Симпатизирующее Демократической партии издание Politico подсчитало суммарную величину богатства трамповских министров и помощников – 35 миллиардов.
Американцам кажется, что государством можно руководить по тем же схемам, что и бизнесом
Почему многие рядовые американцы мечтают о приходе бизнесменов в большую политику, не опасаясь их превращения в олигархов? Не потому ли, что капитаны индустрии кажутся им неподкупными, а их успех в бизнесе – фактом абсолютно объективным, не оценочным? Ну тогда, спрашивается, почему не спортсменов, в частности, шахматистов, чьи результаты, в отличие, скажем, от творений известных художников и писателей, тоже являются вполне объективными? Об этом в интервью Радио Свобода рассуждает известный специалист по менеджменту, профессор университета McGill в Монреале Генри Митцберг:
– Ну, если бы американцы могли подняться над своим национальным опытом, то ответ на вопрос "Из кого делать хороших политиков?", помимо деловых людей, наверняка включал бы выдающихся деятелей мира спорта, шахматистов да и футболистов тоже. Но тут сказывается менталитет американцев: им кажется, что государством можно руководить по тем же схемам, что и бизнесом. На мой взгляд, все наоборот: нет худшей базы подготовки политиков, чем бизнес. Хочу подчеркнуть: я имею в виду политиков демократического толка; государственных деятелей в авторитарных странах, присваивающих себе доходные компании, или финансовых заправил мафии, проникающих в политику, я не разбираю.
Итак, в бизнесе в плане оценки эффективности все предельно просто, в нем присутствует один четкий критерий успеха – прибыль. И одна группа, перед которой надобно отчитываться хозяйственному руководителю, – инвесторы, акционеры. В системе государственного управления такого понятия, как прибыль, вообще не существует. В ней существуют одновременно множество критериев, которыми обязан руководствоваться политик, и они противоречивы и размыты, в отличие от такого ясного показателя, как прибыль.
Демократический политик отвечает перед всеми избирателями, а не перед какой-то одной их группой, все они равны по определению как граждане, и имеют один голос. Никого из них нельзя уволить за "профнепригодность". Вдобавок интересы избирателей зачастую не совпадают, поэтому политик оценивается по тому, в какой мере ему удается примирить противоречивые желания электората, оставаясь при этом в тесных рамках всевозможных правил и уложений. В бизнесе генеральный управляющий корпорации является своего рода диктатором: он отдает приказ, его приказ выполняется, и проверка эффективности выполнения подчиненным распоряжения начальника проста и не обременительна. Невыполнение или ненадлежащее выполнение поручения легко наказуемо. Что же касается демократического политика, то самая сложная часть его работы приходится на переговоры с другими равновеликими и независимыми ветвями власти, а не на приказы. Из-за перечисленных различий примеров успешного перехода из бизнеса и политику в демократиях совсем не много, – полагает Генри Митцберг.
Согласно большинству американских историков, их нет вообще. В Соединенных Штатах, по крайней мере. Тут взгляды историков и рядовых граждан разнятся кардинально. Из хороших бизнесменов не получается хороших политиков, и из политиков не выходит хороших бизнесменов, заявляют эксперты. Известен, правда, один случай, когда отвратительный бизнесмен эволюционировал в политика крупного калибра – Гарри Труман.
Президент Кулидж говорил: "Главное дело Америки – это дело", то есть бизнес, а вовсе не величие государства. Прагматизм, не идеология. Продвижение материальных интересов, не абстрактных идеалов. И действительно, львиная доля американских политических деятелей, выдающихся ли, посредственных или дурных, происходит из среды адвокатов, нежели промышленников или финансистов. Роль государства в истории Америки малая, честолюбивому человеку, мечтавшему о больших деньгах, незачем было идти в политику, которая как способ обогащения ну никак не могла сравниться с бизнесом. Эндрю Джонсон, Гардинг, Гувер, Джимми Картер, Джордж Буш-младший были бизнесменами средней или чуть выше средней руки и, как один, малоудачными политиками. В списке из 44 президентов ни один не поднялся выше 9-го места. Митт Ромни, крупный бизнесмен, оказался посредственным губернатором и никудышным кандидатом в президенты. Дональд Трамп – владелец семейного предприятия скорее, чем акционерного общества, – на сегодня в смысле президентства – величина неизвестная. Его неприкрытые сомнения относительно того, что Америке следует защищать демократические страны и отстаивать либеральный экономический порядок в мире, вызывают опасения, что традиционные ценности внешней политики США превратятся при нем в предмет торговли.
Макнамара был одержим поиском количественных показателей, которые должны были дать ему однозначный ответ на вопрос, сколько США нужно ядерных боезарядов
Чарльз Вильсон, генеральный управляющий "Дженерал Моторс", который стал министром обороны у Эйзенхауэра, любил повторять: "Что хорошо для "Дженерал Моторс", хорошо для страны, и наоборот". Ничем, кроме этой фразы, он в историю не вошел. Чего не скажешь о следующем шефе Пентагона Роберте Макнамаре, блестящем выпускнике бизнес-школы Гарварда и президенте автостроительного гиганта "Форд".
– Роберт Макнамара, я бы сказал, самый провальный из всех американских министров обороны. Хуже не было! – продолжает Генри Митцберг. – И именно в силу его фанатичного, не побоюсь этого слова, технократизма. К каким бы судьбоносным проблемам он ни притрагивался, будь то строительство ядерных сил или выработка стратегии войны во Вьетнаме, Макнамара был одержим поиском количественных показателей. Эти показатели должны были дать ему однозначный ответ на вопрос, сколько Соединенным Штатам нужно ядерных боезарядов и какой мощности, чтобы раз и навсегда удержать Советский Союз от нанесения первого удара, или сколько бомб американские ВВС должны сбросить на Северный Вьетнам, чтобы вынудить его прекратить агрессию против Юга. Все политические и дипломатические составные большой стратегии он игнорировал как не поддающиеся количественному анализу. Я разговаривал недавно с приятелем, который работал в Пентагоне при Макнамаре, и он мне сказал, что не может слышать его имя без содрогания. Ему также кажется, что пагубное наследие Макнамары министерство обороны не изжило до сих пор.
– Как полагают многие военные аналитики, расплатой за технократизм Макнамары были фиаско во Вьетнаме и многолетнее отставание Америки от СССР в ядерной области. Тут следует добавить, что военные аналитики, как и в целом журналисты, аттестующие бизнесменов, вступивших на политическое поприще, в массе своей гуманитарии, а у гуманитариев еще со времен эпохи Просвещения, если не раньше, отношения с промышленниками и финансистами очень натянутые. Отсюда вопрос: разумно ли доверять этим аттестациям?
Стив Джобс был бы абсолютно несостоятелен как демократический публичный политик
– Это нам решать, насколько объективны в своих суждениях люди, которых мы читаем. Я лично хорошо отношусь к предпринимателям, считаю, что они делают огромное, полезное и важное дело. Я искренне восхищаюсь Стивом Джобсом и его вкладом в технический прогресс. Только вот, на мой взгляд, бизнесменам нечего делать в политике, как политикам не следует доверять руководство бизнесом.
– Я хочу зацепиться за слово "предприниматели", которое вы употребили. И за Стива Джобса. Есть ли, по-вашему, разница в плане пригодности к политической деятельности между бизнесменами старой и новой формации?
Глава компании Uber по своему характеру питбультерьер, точная копия Трампа. Я бы никогда не поставил ни того, ни другого управлять демократическим государством
– Я не вижу никакой разницы в этом смысле между "акулами" Уолл-стрит и "акулами" Кремниевой долины. Тот же Стив Джобс с его тираническими замашками, которые простительны или даже желательны в крупном предпринимателе, был бы абсолютно несостоятелен как демократический публичный политик. Я готов допустить, что Майкл Блумберг, мультимиллиардер и троекратный мэр Нью-Йорка, был вполне успешным в своей роли городского главы, но город, согласитесь, структура несравненно более простая, чем штат, не говоря уже о целом государстве. Блумберг, кстати, поступил, по-моему, абсолютно правильно, отказавшись баллотироваться в президенты. Тем самым он доказал, что с политической интуицией у него все в порядке. Или возьмите главу чрезвычайно успешной и подлинно новаторской компании Uber. Травис Каланик представляется мне человеком крайне несимпатичным. Он по своему характеру питбультерьер, точная копия Трампа. Я бы никогда не поставил ни того, ни другого управлять демократическим государством, – говорит Генри Митцберг.
Закончим словами выдающегося австрийско-американского экономиста, лауреата Нобелевской премии Людвига фон Мизеса: "Суть предпринимательства не сводится к личности предпринимателя, она состоит в той роли, которую предприниматель играет в рыночной экономике. Предприниматель, когда он становится во главе государственного ведомства, перестает быть таковым и превращается в чиновника. Его цель отныне не прибыль, а соблюдение законов и нормативных актов, которые и определяют среду, в которой функционирует вверенное ему ведомство и которые он не в силах изменить по собственному разумению и желанию".
