ПРАГА---30-летний заместитель генерального директора «Электросвязи» Тумсо Абдурахманов – в списке разыскиваемых по линии Интерпола. Чеченские власти обвиняют его в связях и террористической группировкой «Исламское государство» и заявляет, что Абдурахманов уехал воевать в Сирию. Сам обвиняемый утверждает, что ему пришлось бежать из Чечни после конфликта с руководителем администрации главы Чечни Исламом Кадыровым и он скрывается в Грузии. В рубрике «Гость недели» мы поговорили с Тумсо Абдурахамановым о причинах конфликта.
Амина Умарова: Тумсо, вы во время войны находились недалеко от Грозного, в Ингушетии. Потом вы вернулись домой, жили, работали, почему вдруг вам пришлось уехать из Грозного?
Тумсо Абдурахманов: 4 ноября 2015 года был какой-то российский праздник, выходной день. Я ехал на своем служебном автомобиле на работу, чтобы проверить, как там обстоят дела – в выходные дни руководители должны у нас посещать рабочее место. Когда я передвигался по улице Чернышевского, пересекал проспект Путина, я пропустил ехавшую машину ГАИ с мигалкой, пересек проспект, и в этот момент оказалось, что я пересек этот проспект прямо перед движущимся кортежем руководителя администрации главы Чеченской Республики Ислама Кадырова. Но об этом я узнал позже. Когда я доехал до следующего светофора, со мной с левой стороны поравнялся «Мерседес» марки ML63AMG с номером В095ЕС95, водитель опустил стекло и подал мне рукой жест, чтобы я тоже опустил стекло. Сказал проехать чуть подальше и остановиться, и я остановился. Их было всего четыре машины, они все были с оружием, выскочили из машины, вывели меня, забрали у меня сумку (у меня была маленькая сумка) и телефон, подвели к этому «Мерседесу». Ислам Кадыров из машины не выходил.
Амина Умарова: Вы сразу узнали, что это Ислам Кадыров?
Тумсо Абдурахманов: Конечно, я сразу узнал лицо, известное в республике. Меня подвели к этой машине. Он, не выходя из машины, разговаривал со мной, мой телефон передали ему, он копался в моей мультимедийной галерее, смотрел фотографии, видеоролики, задавал вопросы. Мне сразу были заданы вопросы по поводу бороды: почему я ношу бороду. Я объяснил, что уже давно ее ношу, это часть меня и что мне нравится носить бороду. Он меня спросил, знаю ли я о том, что носить бороду в республике запрещено.
Амина Умарова: Так там все с бородами – и Кадыров, и все его приближенные лица с бородой...
Тумсо Абдурахманов: На самом деле это они сейчас все с бородами, но на тот момент они не были с бородами, носили характерные щетины. В принципе, это ни о чем не говорит. В любом случае официально такого никогда не было, что бороды носить нельзя. А вот сейчас, вы правильно заметили, почти все руководство отпустило бороды, т.е. как Кадыров отпустил, так и все отпустили бороды. Видимо, теперь это там какой-то бренд.
Амина Умарова: Какая борода правильная? Я немного не понимаю этого. Я знаю, что многие люди страдают из-за того, что их останавливают вооруженные люди и обвиняют в ношении неправильной одежды, бороды. Где-то ведется разъяснительная беседа что ли: борода должна быть такая-то, такой-то густоты, такой-то длины, по миллиметрам?
Тумсо Абдурахманов: У нас на самом деле не существует такого органа и стандарта. Непонятно. Я на месте задавал этот вопрос представителям администрации, и они не смогли мне на него ответить – они просто утверждали, что моя борода неправильная, вот и все. Я не знаю, что именно им не нравится, в чем проблема. Может быть, это определяется на взгляд какого-то конкретного человека или группы лиц – не знаю. На самом деле, ситуация такова, что человек носит эту бороду на свой страх и риск, потому что в глазах одного она может у него быть нормальная, а в глазах другого она окажется ненормальная. Естественно, присутствует еще религиозный момент, и он там самый главный, на самом деле, потому что если ты носишь бороду, но являешься последователем суфизма, то у тебя нет никаких проблем – ты можешь носить эту бороду, выглядеть, как хочешь, и это будет оправдано. Но если ты носишь бороду и не являешься последователем суфизма, а являешься последователем суннизма, то у тебя будут проблемы, даже если ты эту бороду не носишь.
Амина Умарова: Приверженность к определенному религиозному направлению показывает лояльность этой власти?
Тумсо Абдурахманов: Да, безусловно. В их понимании это именно так и есть. То есть религиозный взгляд, отличный от суфизма, воспринимается как экстремизм. Когда мы сидели с представителями духовенства, с Исламом Кадыровым, двумя представителями духовенства республики – Магомедом Хийтанаевым и Адамом Шахидовым, и я им задал этот вопрос: какая должна быть борода, что мне с ней сделать, чтобы она проходила чеченский фейсконтроль? Они мне на это сказали, что моя напоминает ичкерийские времена, что такая борода была характера для ваххабитов, а они у нас развязали войну, и людям неприятно видеть мою бороду.
Амина Умарова: Это было потом. Давайте продолжим с того места, где Ислам Кадыров смотрел ваш телефон, и что-то ему там не понравилось.
Тумсо Абдурахманов: Он задал мне вопрос про бороду, затем они мне задали вопросы, к какому вирду я принадлежу, кто мой устаз и т.д. Я не смог ответить на эти вопросы, и это заметно раздражало. Он продолжал лазить в моем телефоне, задавал мне вопросы по каждой фотографии, по каждому видеоролику. Ничего экстремистского найти в моем телефоне ему не удалось, но он нашел в моем телефоне различные демотиваторы и видеоролики сатирического характера, которые высмеивали духовенство республики, действующую политику в некоторых вопросах. Весь этот процесс на улице продолжался приблизительно 45 минут. Он открыл очередную фотографию, задал мне вопрос, кто мне ее прислал, откуда она у меня. Я, естественно, не смог на это ответить, и он мне сказал, что заставит это все вспомнить, скомандовал везти меня с собой. Меня посадили в машину сопровождения Toyota Camry черного цвета, и мы уехали на территорию правительственного комплекса по улице Гаражная,10.
Там, у здания администрации главы правительства, в машине я просидел тоже приблизительно час. Затем меня отвезли в частный дом на территории этого же комплекса – коттедж в два этажа. Как я понял, это был дом, в котором живет Ислам Кадыров. Меня завели в этот дом, там мы сели на кухне – сначала я стоял, потом мне дали стул. Ислам Кадыров задал мне вопрос, к какому течению я принадлежу. Я сказал, что не отношу себя ни к какому течению – я мусульманин, суннит, исповедую ислам суннитского толка, и я не взываю ни к кому, кроме Всевышнего Аллаха, я не приписываю себя ни к какому вирду. После этого он мне сказал, что то, что найдено в моем телефоне, и то, что я не приписываю себя ни к какому вирду, достаточно для того, чтобы меня убить, и он предлагает два варианты на выбор: либо он меня сейчас отпускает, дает мне три дня для побега, обещает эти три дня меня не искать, но по истечении трехдневного срока он меня найдет и убьет, либо он сейчас уезжает в Москву на некое совещание, по возвращении он соберет представителей духовенства, пригласит меня, и эти представители духовенства разъяснят мне заблуждения в религиозном и политическом плане и, так сказать, вернут меня на путь истинный. То есть беседа должна была быть сугубо разъяснительного характера. Если бы он не дал мне этого понять, я, естественно, не выбрал бы этот второй вариант. Я сказал, что, конечно, хочу второй вариант – встретимся, поговорим. Он меня спросил, готов ли я буду признать свои ошибки. Я ответил, что, да, если мне их разъяснят, я готов буду их признать. На этом мы разошлись. Меня отпустили и отдали машину.
Вторая встреча произошла 7 ноября. Примерно в 6 часов вечера мне позвонил сам Ислам Кадыров на мой мобильный телефон. Я находился дома. Он спросил, где я. Я сказал, что дома. Он сказал, что подъехал и чтобы я спускался. Я спустился. Он был на своем автомобиле с номером В095ЕС95, с ним было два человека. Я сел рядом с Исламом, меня обыскали, и мы уехали обратно на тот же правительственный комплекс, в тот же дом. Ислам Кадыров пригласил сначала Магомеда Хийтанаева, который является кадием города Грозного и помощником главы республики, чуть позже подъехал Адам Шахидов, который является советником главы республики по религиозным вопросам и директором теле- и радиокомпании «Путь». Беседа сразу же пошла ни в каком не разъяснительном характере. Ислам в своей вступительной речи дал ясно понять, что я являюсь задержанным, что он меня задержал как представителя ваххабизма, что у него есть такая группа, они где-то их собирают, всех повезут к главе республики, и то, что он скажет с ними делать, то и сделают. Потом присоединился Шахидов. Хийтанаев вместо того, чтобы как-то сгладить эту ситуацию, ее более усугубил. Представляя меня Шахидову, Хийтанаев сказал, что я представитель самого грязного ваххабизма, что я самый ярый их последователь и что я самый ярый ненавистник действующей власти республики, что у меня в крови ненависть к ним и что я просто неисправим.
Амина Умарова: В данном случае это звучит как приговор…
Тумсо Абдурахманов: Да, это было на самом деле как приговор. Наше общение длилось приблизительно восемь часов, и все это время иллюстрировались фотографии и видеоролики с моего телефона – они как бы подливали масло в огонь.
Амина Умарова: Чего они от вас ожидали? Вы должны были раскаяться или все-таки они вас хотели выжить? Что вы поняли из всего этого действа, в которое вы были вовлечены?
Тумсо Абдурахманов: Я абсолютно уверен, что конечным итогом всей этой операции было то, что нужно было собрать побольше людей, якобы представителей ваххабизма, чтобы это выглядело как секта. Показать по телевизору и сделать некий репортаж, где глава республики Рамзан Кадыров будет нас либо отчитывать, либо он нас простит. В свою очередь, это будет, так сказать, такой результат для Ислама Кадырова, т.е. это будет операция, которую он провел, и это даст ему некие политические дивиденды в глазах главы республики.
Амина Умарова: Тогда почему он вам предложил убежать из республики?
Тумсо Абдурахманов: Это был некий психологический ход из двух вариантов, при котором он предлагает второй вариант, который выглядит гораздо безопасней. Конечно, человек выберет этот вариант. Если бы Ислам Кадыров с самого начала мне сказал: «вот тебе выбор: или ты сбегаешь, или мы тебя потом приглашаем, объявляем тебя руководителем секты, вешаем на тебя все, что можно, и ведем тебя к главе республики», то, естественно, я выбрал бы тогда первый вариант. Он это понимал и даже сказал такую фразу: «Возможно, мы потом даже будем с тобой друзьями». Он меня расположил к этой встрече. В моем телефоне была фотография с двумя моими друзьями, которые тоже носили бороды. Они потребовали сказать номера телефонов этих друзей, я назвал эти номера, и они были сразу привезены на эту встречу, и вот вместе с ними уже приехал заместитель министра внутренних дел, глава полиции Чеченской Республики Апты Алаудинов. Сначала нас допрашивали в разных комнатах, потом нас уже собрали в одной комнате, и уже там находились Апты Алаудинов и два представителя духовенства – Шахидов с Хийтанаевым, там также находился заместитель начальника Ленинского РОВД Бислан Ирасханов и люди, которых я не знаю. Нам очень сильно угрожали пытками, убийствами – чем только не угрожали.
Разговор был очень тяжелым. Все это время ходил за спиной человек с полипропиленовой трубой, который просил оставить его с нами наедине, что за 10 минут он выбьет из нас всю правду. Там описывались все эти пытки досконально. Под конец разговора Алаудинов предложил: «Если у вас есть, а мы знаем, что у вас еще есть люди, которые принадлежат к вашей секте, давайте мы дадим вам шанс, отпустим вас, вы приведете всех этих членов своей секты, и потом мы с вами снова проведем беседу, поведем вас к главе республики. Что он скажет, то мы с вами и сделаем». Для меня это был шанс для того, чтобы выйти оттуда, и я (сделал вид, что) согласился на это. Во время первой встречи, когда меня отпускали, и во время второй встречи Ислам Кадыров выдвинул мне три условия: что я не буду подстригать свою бороду, о содержании нашей беседы я никому не скажу и мой мобильный телефон оставался у них.
Где-то около двух часов ночи нас отпустили. В 9 часов утра 8 ноября сначала жена и дети, потом мать с младшим братом и уже последним я сам покинули страну и уехали в Грузию. Я уверен, что они знали о том, что я покинул республику, они мне начали звонить на WhatsApp, присылать мне сообщения. Сам Ислам Кадыров присылал, его охранник – в общем, они устроили целую операцию по моему розыску. Они собрали моих коллег, угрожали им, поставили под наблюдение квартиру, где я жил, где жила моя мама, допрашивали всех, кто приходил даже к соседям. Затем они забрали двух моих приятелей, которых со мной вместе забирали к Исламу, и моего двоюродного брата, которого я посетил перед тем, как уехать из страны. Их заставили написать бумаги, что я уехал в Сирию для участия там в боевых действиях на стороне ИГИЛ. После Нового года я узнал, что возбуждено уголовное дело по статье 208-й части 2-й – «Участие в незаконных вооруженных формированиях за пределами страны, в интересах, противоречащих Российской Федерации». Я был уже в федеральном розыске. Я начал действовать, защищать свои права, обратился в прокуратуру Российской Федерации с письмом, в котором изложил все детально. Письмо было переправлено в прокуратуру Чеченской Республики, оно зарегистрировано, имеет исходящий номер. Я обратился в различные СМИ, что нахожусь в Грузии, чтобы это было установлено через СМИ, писал письма в различные правозащитные организации, веду с ними переговоры. Сейчас я собираюсь нанять адвоката, который будет представлять мои интересы в России. В общем, я сейчас веду некую работу по защите своих прав.
Амина Умарова: Как вы сами думаете, почему они придираются к бороде, одежде, у девушек тоже отнимают телефоны? У них закончились боевики, им надо рисовать цифры задержанных, раскрывать всякие заговоры, как в сталинские времена, или они просто не могут уже остановиться?
Тумсо Абдурахманов: Я уверен, что на простых граждан республики переключаются именно тогда, когда заканчиваются преступники. И когда этих людей нет и нужно показывать какие-то результаты, они начинают работать над простыми людьми и делать из них этих преступников. Но что именно этим процессом движет и почему нельзя остановиться, сказать, что у нас все хорошо, у нас нет никаких проблем, – этого я не знаю. Я все-таки склонен думать, что указание на это идет откуда-то сверху. Возможно, это и не так, возможно, я ошибаюсь, может быть, это действительно внутри республики.
