45 лет в столице Абхазии существует парк имени Надежды Курченко. Но похороненная там 25 лет назад Курченко была перезахоронена в Удмуртии, а год назад из парка исчез и памятник ей.
С некоторых пор, проезжая мимо сухумского парка имени Надежды Курченко, стал обращать внимание, что не вижу в глубине парка на привычном месте памятника отважной бортпроводнице, который стоял там уже почти 45 лет. Решил посетить это место и увидел, что на невысоком постаменте осталась только бронзовая ступня скульптуры…
Неужели вновь активизировались охотники за цветными металлами? Кстати, как раз накануне, поднимаясь вместе с гостями из России в наш прославленный ресторан над морскими волнами «Амра» (в послевоенное время функционирует только кофейня с буфетом на его, по выражению Фазиля Искандера, «верхней палубе», и посетителей там немного), я обратил их внимание на то, что на фронтоне этой «палубы» остался лишь один из двух украшавших его изначально бронзовых дельфинов. Другой так и не найденные злоумышленники в конце девяностых годов спилили и увезли на металлолом, а на оставшийся, видно, у них сил или терпения не хватило… Правда, времена «собирательства», в которые вернулись в девяностые отнюдь не только в Абхазии, но во многих других местах постсоветского пространства, вроде бы миновали. Да и покуситься на этот памятник было бы совсем уж кощунственно.
Разгадка исчезновения статуи оказалась неожиданной: еще более года назад на него от ураганного ветра упал и серьезно повредил его росший рядом кипарис. Бронзовую статую, которая внесена в реестр памятников культурного наследия Абхазии, отвезли тогда на один из складов в Сухуме, где она ждет реставрации. Только когда та будет?
…Когда я учился в школе, это был в Сухуме Парк пионеров. Переименовали его после того, как здесь похоронили 19-летнюю стюардессу Сухумского авиаотряда, убитую 15 октября 1970 года во время захвата воздушного судна его пассажирами – отцом и сыном Бразинскасами, решившими бежать в Турцию. Позднее над могилой воздвигли памятник – стройная девичья фигурка, порывисто устремившаяся вперед.
За прошедшие четыре с половиной десятилетия, как говорится, мир перевернулся. Помню, как в 1990-м я стоял здесь в «группе общественности» над вскрытой могилой, когда мать Надежды Курченко Генриетта Ивановна настояла на том, чтобы прах ее дочери был перезахоронен в удмуртском городе Глазове, на ее родине. (Много позже прочел публикацию с ее воспоминаниями о том, что в письме Горбачеву она грозилась повеситься на могиле дочери, если ей откажут.) А ведь материнское сердце ее не подвело: действительно, не прошло и пары лет, как в Абхазии разразилась война, а потом еще на много лет приезд ее и других родственников сюда стал бы если не вообще невозможен, то очень затруднен…
Но у наших властей так до сих пор и не хватило времени, внимания и средств, чтобы заменить металлическую плиту у входа на площадку мемориального комплекса, которая гласит, что Курченко «здесь похоронена…», и которая вот уже четверть века вводит непосвященных посетителей в заблуждение.
Впервые я обратил внимание на это несоответствие в статье в абхазской прессе в начале нулевых годов. В целом та публикация была посвящена тому, как воспринимается история Надежды Курченко в новых реалиях. Писал об этом и в октябре 2010 года на «Эхо Кавказа». Да, сегодня как нелепые воспринимаются мысли, вложенные в 1970-м автором очерка в газете «Советская Абхазия» в голову пилота, который вел самолет, захваченный Бразинскасами: «Как поступить? Пожертвовать собой, самолетом, бросив его в море? Но ведь в салоне сорок шесть пассажиров…» Впрочем, нелепыми, по большому счету, они были и в момент написания: ради чего было жертвовать собой и самолетом – чтобы угонщики обязательно, во что бы то ни стало продолжали жить в стране, «где так вольно дышит человек»? Да, трудно судить о том, насколько осознанно жертвовала собой Надя, преградившая путь угонщикам в кабину пилотов и посмертно награжденная орденом Красной Звезды; однозначно то, что она до последней секунды жизни выполняла свой служебный долг. Да, масштабы того, как советская пропагандистская машина «раскрутила» имя Н. Курченко, явно зашкаливали: когда я в семидесятые годы учился на журфаке и проходил практику в разных городах СССР, трудно было найти предприятие, где бы ни трудилась своя комсомольско-молодежная бригада ее имени. Но если просто по-человечески сравнить личности Нади Курченко и Бразинскасов, то все эти «издержки» начинают восприниматься как нечто несущественное, второстепенное. С одной стороны, светлая чистая душа, как все ее характеризовали (именно Курченко, говорят, была посвящена популярная советская песня «Звездочка моя ясная»). С другой стороны – Пранас Бразинскас, который дважды был судим советским судом за хищение стройматериалов, а жизнь свою закончил в США в 77 лет, характеризуемый соседями как «мерзкий старикашка» и забитый насмерть гантелей тем самым своим сыном Альгирдасом… А в промежутке между этими событиями отец и сын издали книгу и давали интервью литовской прессе, где с гордостью и самохвальством именовали себя борцами за свободу. Как вам это: «Наш подвиг, как и подвиг литовских партизан, был и личным, и политическим, и моральным»? Тупорылые подонки…
Сегодня, осмотрев постамент памятника и бетонную площадку мемориала, всю сплошь усыпанную битым бутылочным стеклом, я подошел к группе воспитанников расположенного в том же парке детсада «Алашара», которые расположились на травке за оградой мемориала, и разговорился с их воспитательницей. Та в подробностях рассказала, как упал злополучный кипарис и как вывозили потом поврежденный памятник.
Дай-то Бог, чтобы эти детишки, когда вырастут, без затруднений отвечали на вопрос, чьим именем назван парк. Сегодняшние двадцатилетние, как убедился, проведя небольшой опрос, имеют в массе своей об этом смутное представление.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
