В конце ноября – начале декабря Абхазию и Южную Осетию посетил помощник президента России Владислав Сурков. В отличие от двух своих первых ознакомительных поездок в новой должности 30 сентября и 15 октября у нынешних визитов была иная тональность. В словах и оценках Суркова прозвучало больше жесткой критики, чем привычной уже стилистики здравиц и тостов. Можно ли говорить о том, что подходы Москвы на абхазском и югоосетинском направлении меняются? И если да, то в какую сторону они могут измениться?
По сравнению с другими высокопоставленными визитерами из Москвы Владислав Сурков был специально призван на свой пост для повышения качества политики России по отношению к частично признанным республикам. В российской бюрократической системе (да и в постсоветской управленческой культуре в целом) важнее не столько сам пост, сколько то, кто его занимает. Формально помощник президента – не та позиция, которую можно рассматривать как топ-должность. Но назначение помощником президента чиновника, специально ответственного за две частично признанные республики и имеющего за плечами опыт работы заместителем руководителя администрации главы государства, говорит о многом. Прежде всего, о заинтересованности Кремля детально разобраться в проблемах Абхазии и Южной Осетии. И совсем не случайно появление Суркова в Сухуми и в Цхинвали воспринимается как приезд куратора от Москвы.
И если оценивать результаты двух кураторских поездок, то первое, что сразу обращает на себя внимание, это довольно явственное стремление представителя Москвы определить иерархию взаимоотношений и продемонстрировать, кто в доме хозяин. В особенности это касается югоосетинского визита Суркова, где кремлевский куратор подверг жесткой критике работу республиканского правительства. Было видно, что неким риторическим фигурам (разговоры о вступлении частично признанных образований в Таможенный союз) Сурков предпочел разговор о вещах более приземленных, касающихся расходования российских финансовых средств. На практике он попытался реализовать то, что еще совсем недавно старался разъяснять в своем интервью глава администрации президента России Сергей Иванов. Тогда высокопоставленный чиновник выразился в том духе, что средства из кармана российского налогоплательщика не должны поступать на "хотелки" руководства двух республик. Почему же именно сейчас Москва решила заострить вопрос о том, кто заказывает и оплачивает музыку?
Поскольку публичное разъяснение тех или иных телодвижений российской власти не является сильной чертой ее споуксменов, придется полагаться не на новые доктрины или концепции, а рассуждать логически. Во-первых, внутри самой России ведутся дискуссии о необходимости более строгого расходования средств и экономии. Это четко проявилось и при обсуждении бюджета, и экономических перспектив страны в целом. Но если запрос на экономию выходит на первый план, то рано или поздно он должен был коснуться и абхазско-югоосетинских сюжетов. Если возникает необходимость считать деньги, то Кремль будет требовать этого от всех, кто с ним связан или от него зависит. Прямо или косвенно.
Во-вторых, одной лишь "бухгалтерией" данная проблема не ограничена. Москва, считающая себя гарантом безопасности и самоопределения двух республик от Грузии (именно так, речь не об абстрактном самоопределении), была бы заинтересована в большей лояльности. В особенности это касается случая с Абхазией, где налицо определенное противоречие между запросом на самостоятельную государственность и растущей материальной зависимостью от РФ. В-третьих, Москва фактически свернула всякую активность по расширению международного признания Абхазии и Южной Осетии. А раз так, то к чему излишняя "политкорректность" среди своих?
В-четвертых, не стоит сбрасывать со счетов и "грузинский фактор". Сегодня речь идет не столько о "жесткой силе" (поскольку нет угрозы "разморозки конфликтов"), сколько о т.н. "силе мягкой". В ходе третьего саммита стран "Восточного партнерства" в Вильнюсе представители официального Тбилиси парафировали соглашение об ассоциации с Евросоюзом. Это, конечно, еще не приглашение в ЕС, но некий шаг по наращиванию партнерства с Европой. И отсюда неизбежны сравнительные соблазны, хотим мы этого или нет. Следовательно, предложениям "оттуда" Москва должна противопоставить нечто большее, чем одну только критику. Даже если эта критика и является справедливой и оправданной. Но противопоставление без наведения элементарного порядка в сфере распределения финансовых средств не представляется возможным. Да и само экономическое развитие Абхазии и Южной Осетии уже давно пора сводить не только к ловле рыбы, но и к обретениям навыка владения удочкой, а еще лучше спиннингом нового поколения. И в этом также роль кремлевского куратора крайне важна.
Однако без появления системных подходов к отношениям к Абхазии и Южной Осетии (да и всему Кавказу в целом, здесь также были и есть свои "сравнительные соблазны"), как и без наведения того же элементарного порядка в финансах и их "освоении" в целом в России, точечные акции вряд ли будут эффективны. Это уже не раз доказывала и северокавказская практика, и практики российской политики в "ближнем зарубежье". И в этом плане критика абхазских и осетинских партнеров, хотя, наверное, и не лишена оснований, во многом бьет мимо цели. Партнеры ведь работают не в вакууме. И берут пример отнюдь не с марсиан. Риторический вопрос: когда эта истина достигнет высоких башен на Москве.
По сравнению с другими высокопоставленными визитерами из Москвы Владислав Сурков был специально призван на свой пост для повышения качества политики России по отношению к частично признанным республикам. В российской бюрократической системе (да и в постсоветской управленческой культуре в целом) важнее не столько сам пост, сколько то, кто его занимает. Формально помощник президента – не та позиция, которую можно рассматривать как топ-должность. Но назначение помощником президента чиновника, специально ответственного за две частично признанные республики и имеющего за плечами опыт работы заместителем руководителя администрации главы государства, говорит о многом. Прежде всего, о заинтересованности Кремля детально разобраться в проблемах Абхазии и Южной Осетии. И совсем не случайно появление Суркова в Сухуми и в Цхинвали воспринимается как приезд куратора от Москвы.
И если оценивать результаты двух кураторских поездок, то первое, что сразу обращает на себя внимание, это довольно явственное стремление представителя Москвы определить иерархию взаимоотношений и продемонстрировать, кто в доме хозяин. В особенности это касается югоосетинского визита Суркова, где кремлевский куратор подверг жесткой критике работу республиканского правительства. Было видно, что неким риторическим фигурам (разговоры о вступлении частично признанных образований в Таможенный союз) Сурков предпочел разговор о вещах более приземленных, касающихся расходования российских финансовых средств. На практике он попытался реализовать то, что еще совсем недавно старался разъяснять в своем интервью глава администрации президента России Сергей Иванов. Тогда высокопоставленный чиновник выразился в том духе, что средства из кармана российского налогоплательщика не должны поступать на "хотелки" руководства двух республик. Почему же именно сейчас Москва решила заострить вопрос о том, кто заказывает и оплачивает музыку?
Поскольку публичное разъяснение тех или иных телодвижений российской власти не является сильной чертой ее споуксменов, придется полагаться не на новые доктрины или концепции, а рассуждать логически. Во-первых, внутри самой России ведутся дискуссии о необходимости более строгого расходования средств и экономии. Это четко проявилось и при обсуждении бюджета, и экономических перспектив страны в целом. Но если запрос на экономию выходит на первый план, то рано или поздно он должен был коснуться и абхазско-югоосетинских сюжетов. Если возникает необходимость считать деньги, то Кремль будет требовать этого от всех, кто с ним связан или от него зависит. Прямо или косвенно.
Во-вторых, одной лишь "бухгалтерией" данная проблема не ограничена. Москва, считающая себя гарантом безопасности и самоопределения двух республик от Грузии (именно так, речь не об абстрактном самоопределении), была бы заинтересована в большей лояльности. В особенности это касается случая с Абхазией, где налицо определенное противоречие между запросом на самостоятельную государственность и растущей материальной зависимостью от РФ. В-третьих, Москва фактически свернула всякую активность по расширению международного признания Абхазии и Южной Осетии. А раз так, то к чему излишняя "политкорректность" среди своих?
В-четвертых, не стоит сбрасывать со счетов и "грузинский фактор". Сегодня речь идет не столько о "жесткой силе" (поскольку нет угрозы "разморозки конфликтов"), сколько о т.н. "силе мягкой". В ходе третьего саммита стран "Восточного партнерства" в Вильнюсе представители официального Тбилиси парафировали соглашение об ассоциации с Евросоюзом. Это, конечно, еще не приглашение в ЕС, но некий шаг по наращиванию партнерства с Европой. И отсюда неизбежны сравнительные соблазны, хотим мы этого или нет. Следовательно, предложениям "оттуда" Москва должна противопоставить нечто большее, чем одну только критику. Даже если эта критика и является справедливой и оправданной. Но противопоставление без наведения элементарного порядка в сфере распределения финансовых средств не представляется возможным. Да и само экономическое развитие Абхазии и Южной Осетии уже давно пора сводить не только к ловле рыбы, но и к обретениям навыка владения удочкой, а еще лучше спиннингом нового поколения. И в этом также роль кремлевского куратора крайне важна.
Однако без появления системных подходов к отношениям к Абхазии и Южной Осетии (да и всему Кавказу в целом, здесь также были и есть свои "сравнительные соблазны"), как и без наведения того же элементарного порядка в финансах и их "освоении" в целом в России, точечные акции вряд ли будут эффективны. Это уже не раз доказывала и северокавказская практика, и практики российской политики в "ближнем зарубежье". И в этом плане критика абхазских и осетинских партнеров, хотя, наверное, и не лишена оснований, во многом бьет мимо цели. Партнеры ведь работают не в вакууме. И берут пример отнюдь не с марсиан. Риторический вопрос: когда эта истина достигнет высоких башен на Москве.
