Что станет с партией, генсек которой сидит за решеткой в темнице сырой? Арест Вано Мерабишвили делает трансформацию "Национального движения" фактически неизбежной, что, разумеется, будет иметь последствия для всего политического пространства: так, крушение одного поезда металлическим эхом расходится по всей железной дороге и ставит на уши всю систему, ломая графики, планы и судьбы.
10 лет непримиримые оппозиционеры встречали любые высказывания Саакашвили в штыки, гневно топтали их ногами и поливали кипящим свинцом. Но была одна политико-анатомическая метафора, которую не оспаривал никто и никогда. Сравнив Мерабишвили с позвоночником, Саакашвили на удивление точно описал его значение как для ушедшего в небытие режима, так и для партии, которая упорно отказывается проследовать тем же маршрутом. Теперь для "Национального движения" началась новая, возможная лишь в фильмах ужасов, жизнь после ампутации позвоночника.
Незаменимых нет, но кадры решают если не все, то многое. Михаил Николаевич попросту не умел и не хотел, неторопливо попыхивая сталинской трубкой, часами вчитываться в личные дела и раскладывать кадровые пасьянсы. Его управленческий стиль был принципиально несистемным. Несмотря на способность к быстрому принятию решений, развитую интуицию и перманентные проблески не только актерского, но и режиссерского таланта, он воспринимал лишь отдельные блестящие детали, с трудом представляя, как функционирует механизм в целом со всеми его сдержками и противовесами, винтиками и пружинками, денежными потоками и стопками компромата. На чем, собственно, и погорел. А Мерабишвили был бесконечно далек от знойных визионерских озарений и стратегических горизонтов, но он знал, как работает система, так или иначе, умел приводить ее в движение, дергая за ниточки, которые тянулись, прежде всего, к нему. Но сегодня эти ниточки лежат в грязи под сапогами конвойных, и кто ж их теперь соберет?
Когда один из велосипедистов, едущих на тандеме, выпустив руль, вдруг оборачивается, пытаясь то ли спихнуть партнера, то ли начать выяснение отношений, падение становится неизбежным. Именно так повел себя Саакашвили, когда непосредственно перед выборами с перепугу затеял кадровые перестановки, провоцируя тем самым всплеск внутривластной борьбы за перекройку сфер влияния и сводя менеджерскую эффективность Мерабишвили к минимуму. Не исключено, что в какой-то момент он просто перестал доверять ему, чего, кстати, Иванишвили и добивался с самого начала, играя на страхах и сомнениях оппонента, как Горовиц на фортепиано.
После ареста Бачо Ахалая его семья и окружение образовали внутри "Национального движения" некое автономное, чуть ли не сепаратистское образование, которое открыто атаковало партийный центр во главе с "железным" Вано. Часть партайгеноссе, считающих себя либералами (к ужасу отцов грузинского либерализма), явно уходит под контроль Гиги Бокерия: пока они критикуют Саакашвили и Мерабишвили вполголоса, но плохо скрывают желание повесить на них всех собак проклятого прошлого. Что до остальных: кто-то останется верен генсеку-сидельцу, кто-то лично Саакашвили, и эти группы, скорее всего, также сцепятся друг с другом. Некогда единое "Национальное движение" с очень большой вероятностью утратит остатки унитарности и превратится в рыхлую конфедерацию, состоящую из слабых, враждующих групп, имеющих разнонаправленные устремления.
Сериал "Ликвидация" продолжается на радость перевозбужденным зрителям. Хочет ли Иванишвили превратить бывшую правящую партию в банку с пауками? Возможно... Он, вообще, большой затейник. Но здесь важнее всего не вероятная трансмутация отдельно взятого и уже неопасного для новых властей политического объединения, а конец краткого, но буйного периода биполярности, не только политической, но и психологической и информационной.
Что касается самого Мерабишвили, то обвинения, и прежде всего в связи с садистским разгоном митинга 26 мая 2011 года, сулят ему самые мрачные перспективы. Избиратели "Грузинской мечты", затаив дыхание, подталкивая друг друга локтями, ждут, когда он начнет топить Саакашвили. Никто не кричит: "Покайся, Сергеич! Тебе скидка выйдет!", но прокуратура всеми доступными способами, за исключением разве что невербальных, намекает, что так оно и будет. Каждое слово Мерабишвили, подкрепленное показаниями парочки бывших заместителей, может вбить в карьеру Михаила Саакашвили осиновый кол. А еще болтают, что у него самая большая видеотека в Грузии, и там есть все – от неореализма и натурализма до неизвестных шедевров документалистики. А жить, вообще, надо так, чтобы не было мучительно больно смотреть в глаза прокурору.
Для того чтобы лучше разобраться в грузинской политике, желательно ознакомиться с основами драматургии и сценического искусства, поскольку они неразделимы. Если в первом акте на сцене стоят нары, то в последнем на них кто-то сядет. И уже очевидно, кто именно это будет и к какой развязке приближается действо. Надеяться на то, что Иванишвили отступит, не посмеет, на ходу перепишет пьесу и все переиграет, по меньшей мере неразумно; он, безусловно, пойдет до конца.
10 лет непримиримые оппозиционеры встречали любые высказывания Саакашвили в штыки, гневно топтали их ногами и поливали кипящим свинцом. Но была одна политико-анатомическая метафора, которую не оспаривал никто и никогда. Сравнив Мерабишвили с позвоночником, Саакашвили на удивление точно описал его значение как для ушедшего в небытие режима, так и для партии, которая упорно отказывается проследовать тем же маршрутом. Теперь для "Национального движения" началась новая, возможная лишь в фильмах ужасов, жизнь после ампутации позвоночника.
Незаменимых нет, но кадры решают если не все, то многое. Михаил Николаевич попросту не умел и не хотел, неторопливо попыхивая сталинской трубкой, часами вчитываться в личные дела и раскладывать кадровые пасьянсы. Его управленческий стиль был принципиально несистемным. Несмотря на способность к быстрому принятию решений, развитую интуицию и перманентные проблески не только актерского, но и режиссерского таланта, он воспринимал лишь отдельные блестящие детали, с трудом представляя, как функционирует механизм в целом со всеми его сдержками и противовесами, винтиками и пружинками, денежными потоками и стопками компромата. На чем, собственно, и погорел. А Мерабишвили был бесконечно далек от знойных визионерских озарений и стратегических горизонтов, но он знал, как работает система, так или иначе, умел приводить ее в движение, дергая за ниточки, которые тянулись, прежде всего, к нему. Но сегодня эти ниточки лежат в грязи под сапогами конвойных, и кто ж их теперь соберет?
Когда один из велосипедистов, едущих на тандеме, выпустив руль, вдруг оборачивается, пытаясь то ли спихнуть партнера, то ли начать выяснение отношений, падение становится неизбежным. Именно так повел себя Саакашвили, когда непосредственно перед выборами с перепугу затеял кадровые перестановки, провоцируя тем самым всплеск внутривластной борьбы за перекройку сфер влияния и сводя менеджерскую эффективность Мерабишвили к минимуму. Не исключено, что в какой-то момент он просто перестал доверять ему, чего, кстати, Иванишвили и добивался с самого начала, играя на страхах и сомнениях оппонента, как Горовиц на фортепиано.
После ареста Бачо Ахалая его семья и окружение образовали внутри "Национального движения" некое автономное, чуть ли не сепаратистское образование, которое открыто атаковало партийный центр во главе с "железным" Вано. Часть партайгеноссе, считающих себя либералами (к ужасу отцов грузинского либерализма), явно уходит под контроль Гиги Бокерия: пока они критикуют Саакашвили и Мерабишвили вполголоса, но плохо скрывают желание повесить на них всех собак проклятого прошлого. Что до остальных: кто-то останется верен генсеку-сидельцу, кто-то лично Саакашвили, и эти группы, скорее всего, также сцепятся друг с другом. Некогда единое "Национальное движение" с очень большой вероятностью утратит остатки унитарности и превратится в рыхлую конфедерацию, состоящую из слабых, враждующих групп, имеющих разнонаправленные устремления.
Сериал "Ликвидация" продолжается на радость перевозбужденным зрителям. Хочет ли Иванишвили превратить бывшую правящую партию в банку с пауками? Возможно... Он, вообще, большой затейник. Но здесь важнее всего не вероятная трансмутация отдельно взятого и уже неопасного для новых властей политического объединения, а конец краткого, но буйного периода биполярности, не только политической, но и психологической и информационной.
Что касается самого Мерабишвили, то обвинения, и прежде всего в связи с садистским разгоном митинга 26 мая 2011 года, сулят ему самые мрачные перспективы. Избиратели "Грузинской мечты", затаив дыхание, подталкивая друг друга локтями, ждут, когда он начнет топить Саакашвили. Никто не кричит: "Покайся, Сергеич! Тебе скидка выйдет!", но прокуратура всеми доступными способами, за исключением разве что невербальных, намекает, что так оно и будет. Каждое слово Мерабишвили, подкрепленное показаниями парочки бывших заместителей, может вбить в карьеру Михаила Саакашвили осиновый кол. А еще болтают, что у него самая большая видеотека в Грузии, и там есть все – от неореализма и натурализма до неизвестных шедевров документалистики. А жить, вообще, надо так, чтобы не было мучительно больно смотреть в глаза прокурору.
Для того чтобы лучше разобраться в грузинской политике, желательно ознакомиться с основами драматургии и сценического искусства, поскольку они неразделимы. Если в первом акте на сцене стоят нары, то в последнем на них кто-то сядет. И уже очевидно, кто именно это будет и к какой развязке приближается действо. Надеяться на то, что Иванишвили отступит, не посмеет, на ходу перепишет пьесу и все переиграет, по меньшей мере неразумно; он, безусловно, пойдет до конца.
