То, что происходит с "Национальным движением", напоминает уже не отступление, а какой-то Бег – именно так, с большой буквы, по одноименной пьесе Булгакова. Как врангелевцы из Крыма, цепляясь за ржавые поручни последних миноносцев, бегут министры и чиновники высшего звена, несмотря на то, что за ними пока никто не гонится. И бессмысленно кричать им вослед: "Отдай колбасу, дурак! Я все прощу!", они не услышат и не обернутся. Большинство из них, судя по предварительным данным, осядет в ночном саду под сенью зреющего манго, сиречь в Латинской Америке. И, безусловно, есть какая-то неловкость в том, что люди, которые гордо именовали себя некоррумпированными демократами, вдруг срываются с места и скопом бегут куда-то в сторону Гондураса наперегонки с заходящим солнцем. На тех соратников Саакашвили, которые все еще удерживают отдельные участки обороны, это безудержное бегство производит самое удручающее впечатление.
Костяшки домино валятся одна за другой с тихим, печальным стуком. У телекомпаний появляются новые, вернее, хорошо забытые старые владельцы, и об этом сразу узнают все, но мало кто ведает о Великом Переделе собственности, который вершится вдали от телекамер. Прежние владельцы приходят с предложениями, от которых крайне трудно отказаться, просят не доводить их до греха, а дело до суда и вернуть собственность, неправедно экспроприированную после "Революции роз". В большинстве случаев дело решается полюбовно, ибо рациональней сходить в ЗАГС, чем к прокурору или куда подальше. Теневая бизнес-империя бывшего руководства рушится, словно Вавилонская башня, но, как и в 2003-м, иностранные комментаторы мало что знают об этом процессе – впрочем, для местной аудитории он является одним из самых убедительных аргументов в пользу того, что новая власть – это всерьез и надолго.
Парадоксально, но наиболее важными на данный момент для "националов" являются не политические и финансовые проблемы, но морально-волевые качества лидеров. Безусловно, можно создать новые фонды и сконцентрировать в них часть средств, нажитых непосильным трудом, сохранить контроль над одной из телекомпаний, парой-тройкой изданий и десятком прикормленных блоггеров. Но без веры в победу, без свирепой, волчьей решимости вернуть утраченные позиции, ничего, кроме томления духа и суеты, из этих начинаний не выйдет. Партия образца 2003 года, возможно, и смогла бы перестроиться после сокрушительного поражения, но девять без малого лет безраздельного господства ослабили и развратили ее. И там, где по закону жанра аудитория должна была бы увидеть поредевший, но сплоченный отряд пламенных и твердокаменных партийных бойцов, сегодня бродят одинокие, растерянные фигурки, явно не понимающие, как они очутились на развалинах часовни и что будут делать дальше. Их недоуменные взгляды обращаются к Михаилу Саакашвили, но он пока явно не готов влезть на броневичок, вдохнуть в соратников мужество и воскресить их надежды. Акела не только промахнулся, но, судя по всему, страшно издергался и устал.
На первом заседании нового парламента Саакашвили вчистую проиграл имиджевый поединок Бидзине Иванишвили. Он говорил сбивчиво, глотал слова и всем своим видом демонстрировал желание, как можно скорее выбраться из зала, в то время как лидер победившей коалиции вкладывал в каждый жест некую основательность, спокойную уверенность в своих силах, незамутненную, как слеза комсомолки и цепкую, как память младшего Корлеоне. Не исключено, что именно в этот момент Саакашвили наконец-то понял, с кем так неосмотрительно связался год назад, и это открытие вряд ли прибавило ему вдохновения. Но это не главное: дело в том, что в Грузии непропорционально большое значение придается имиджевой или, скорее, театральной составляющей политического процесса, и впечатление от подобных сцен играет очень важную роль в процессе формирования общественного мнения – тот, кто ведет себя как хозяин положения, им и является, в отличие от обладателя формального статуса и полномочий.
После выборов общественно-политический пульс Грузии остается аритмичным. С одной стороны, жизнь вроде как входит в русло, заседает парламент, и правительство Иванишвили неспешно примеряется к кормилу власти, и это, безусловно, располагает к тому, чтобы забыться и заснуть дней на сто. Но в то же самое время драма, а, может, и мелодрама "Национального движения" набирает обороты и приближается к кульминационной точке, а грузинский зритель по определению не может остаться в стороне от действа такого масштаба. Вот античные декорации, вот фигура неудачливого гладиатора на темном песке арены, вот оттопыренные пальцы, в большинстве своем неумолимо обращенные вниз. И мертвые с косами стоят, и тишина, и все взоры устремлены к императорской ложе.
Костяшки домино валятся одна за другой с тихим, печальным стуком. У телекомпаний появляются новые, вернее, хорошо забытые старые владельцы, и об этом сразу узнают все, но мало кто ведает о Великом Переделе собственности, который вершится вдали от телекамер. Прежние владельцы приходят с предложениями, от которых крайне трудно отказаться, просят не доводить их до греха, а дело до суда и вернуть собственность, неправедно экспроприированную после "Революции роз". В большинстве случаев дело решается полюбовно, ибо рациональней сходить в ЗАГС, чем к прокурору или куда подальше. Теневая бизнес-империя бывшего руководства рушится, словно Вавилонская башня, но, как и в 2003-м, иностранные комментаторы мало что знают об этом процессе – впрочем, для местной аудитории он является одним из самых убедительных аргументов в пользу того, что новая власть – это всерьез и надолго.
Парадоксально, но наиболее важными на данный момент для "националов" являются не политические и финансовые проблемы, но морально-волевые качества лидеров. Безусловно, можно создать новые фонды и сконцентрировать в них часть средств, нажитых непосильным трудом, сохранить контроль над одной из телекомпаний, парой-тройкой изданий и десятком прикормленных блоггеров. Но без веры в победу, без свирепой, волчьей решимости вернуть утраченные позиции, ничего, кроме томления духа и суеты, из этих начинаний не выйдет. Партия образца 2003 года, возможно, и смогла бы перестроиться после сокрушительного поражения, но девять без малого лет безраздельного господства ослабили и развратили ее. И там, где по закону жанра аудитория должна была бы увидеть поредевший, но сплоченный отряд пламенных и твердокаменных партийных бойцов, сегодня бродят одинокие, растерянные фигурки, явно не понимающие, как они очутились на развалинах часовни и что будут делать дальше. Их недоуменные взгляды обращаются к Михаилу Саакашвили, но он пока явно не готов влезть на броневичок, вдохнуть в соратников мужество и воскресить их надежды. Акела не только промахнулся, но, судя по всему, страшно издергался и устал.
На первом заседании нового парламента Саакашвили вчистую проиграл имиджевый поединок Бидзине Иванишвили. Он говорил сбивчиво, глотал слова и всем своим видом демонстрировал желание, как можно скорее выбраться из зала, в то время как лидер победившей коалиции вкладывал в каждый жест некую основательность, спокойную уверенность в своих силах, незамутненную, как слеза комсомолки и цепкую, как память младшего Корлеоне. Не исключено, что именно в этот момент Саакашвили наконец-то понял, с кем так неосмотрительно связался год назад, и это открытие вряд ли прибавило ему вдохновения. Но это не главное: дело в том, что в Грузии непропорционально большое значение придается имиджевой или, скорее, театральной составляющей политического процесса, и впечатление от подобных сцен играет очень важную роль в процессе формирования общественного мнения – тот, кто ведет себя как хозяин положения, им и является, в отличие от обладателя формального статуса и полномочий.
После выборов общественно-политический пульс Грузии остается аритмичным. С одной стороны, жизнь вроде как входит в русло, заседает парламент, и правительство Иванишвили неспешно примеряется к кормилу власти, и это, безусловно, располагает к тому, чтобы забыться и заснуть дней на сто. Но в то же самое время драма, а, может, и мелодрама "Национального движения" набирает обороты и приближается к кульминационной точке, а грузинский зритель по определению не может остаться в стороне от действа такого масштаба. Вот античные декорации, вот фигура неудачливого гладиатора на темном песке арены, вот оттопыренные пальцы, в большинстве своем неумолимо обращенные вниз. И мертвые с косами стоят, и тишина, и все взоры устремлены к императорской ложе.
