ВАШИНГТОН---Каждая новая годовщина августовской войны 2008 года, как правило, сопровождается серией деклараций, заявлений или инициатив. Однако общий пафос их неизменен. Они недвусмысленно демонстрируют неготовность сторон к поиску компромиссных решений. В августе 2012 года югоосетинский лидер Леонид Тибилов заявил о планах по социально-экономическому освоению грузинских сел по соседству с Цхинвали, покинутых их жителями четыре года назад. Что стоит за данной инициативой? Какую смысловую нагрузку она несет?
Заявление Леонида Тибилова, конечно же, имеет отношение в первую очередь не к проектам промышленного или сельскохозяйственного развития частично признанной республики. Это - символический шаг. И рассматривать его, ограничиваясь одними формально-правовыми рамками вне контекста сложной динамики этнополитического конфликта, невозможно. Спору нет, уход грузинского населения и занятие брошенных домов и прочего недвижимого имущества является нарушением прав частной собственности. Однако в данной ситуации речь не идет о случае из практики гражданского права. Для Грузии и для Южной Осетии села так называемого Лиахвского коридора – это важнейшая часть их политической идентичности в постсоветский период, который весь был зарифмован с конфликтом, а также жертвами, нарушениями прав человека с обеих сторон.
Для Тбилиси этот анклав на территории сепаратистов был не только символом контроля над частью бывшей Юго-Осетинской автономной области, но и инструментом продвижения своих интересов в процессе восстановления территориальной целостности. Именно здесь реализовывался сценарий "альтернативной Южной Осетии", а инвестиции в "коридор" были нацелены на превращение его в своеобразную витрину для осетин. Неслучайно в Тбилиси не раз то же село Курта (где была резиденция прогрузинского союзника Саакашвили Дмитрия Санакоева) сравнивали с Западным Берлином. Но для Южной Осетии многие годы анклав представлял собой угрозу безопасности. И эти слова вовсе не были красивой метафорой. При "разморозке" конфликта "коридор" использовался как плацдарм для наступления на сепаратистскую республику, а для того, чтобы попасть из Цхинвали в Джаву или в Северную Осетию, осетинам нужно было использовать объездную Зарскую дорогу. Во многом именно эта угроза предопределила ту бескомпромиссность, с которой действовала осетинская сторона в августе 2008 года. И сегодня, спустя четыре года, власти в Цхинвали хотели бы оставить в прошлом даже теоретическую возможность повторения событий минувших лет.
В 2012 году можно только гадать о том, что было бы, если бы не было четырех лет "разморозки" конфликта и августовской войны. Но сегодня в случае с "Лиахвским коридором" действует то же правило, что использовалось в Абхазии начала 1990-х годов. Частная собственность признается вторичной по отношению к собственности этнической. Заметим, что применительно к Ахалгорскому району власти в Цхинвали используют совсем иные подходы. Конечно же, далекие от западных стандартов в области защиты этнических меньшинств, но при этом лишенные недвусмысленной бескомпромиссности. Такова логика конфликта, при которой в случае провала компромиссных решений повестка дня упрощается до черно-белой картинки.
Другой вопрос, насколько нужно расширять публичное пространство для обсуждения столь деликатных проблем, как имущество беженцев. И чем руководствуется Москва, никак не комментируя подобные инициативы (значит, соглашаясь с ними, по сути)? Думается, логика тут проста: есть признание Южной Осетии, и иные варианты Кремлем попросту не рассматриваются. В другой реальности, которую поддерживают США и их союзники, нет места югоосетинской независимости, но нет и возможностей для радикального пересмотра новых реалий, сложившихся в августе 2008 года.
Заявление Леонида Тибилова, конечно же, имеет отношение в первую очередь не к проектам промышленного или сельскохозяйственного развития частично признанной республики. Это - символический шаг. И рассматривать его, ограничиваясь одними формально-правовыми рамками вне контекста сложной динамики этнополитического конфликта, невозможно. Спору нет, уход грузинского населения и занятие брошенных домов и прочего недвижимого имущества является нарушением прав частной собственности. Однако в данной ситуации речь не идет о случае из практики гражданского права. Для Грузии и для Южной Осетии села так называемого Лиахвского коридора – это важнейшая часть их политической идентичности в постсоветский период, который весь был зарифмован с конфликтом, а также жертвами, нарушениями прав человека с обеих сторон.
Для Тбилиси этот анклав на территории сепаратистов был не только символом контроля над частью бывшей Юго-Осетинской автономной области, но и инструментом продвижения своих интересов в процессе восстановления территориальной целостности. Именно здесь реализовывался сценарий "альтернативной Южной Осетии", а инвестиции в "коридор" были нацелены на превращение его в своеобразную витрину для осетин. Неслучайно в Тбилиси не раз то же село Курта (где была резиденция прогрузинского союзника Саакашвили Дмитрия Санакоева) сравнивали с Западным Берлином. Но для Южной Осетии многие годы анклав представлял собой угрозу безопасности. И эти слова вовсе не были красивой метафорой. При "разморозке" конфликта "коридор" использовался как плацдарм для наступления на сепаратистскую республику, а для того, чтобы попасть из Цхинвали в Джаву или в Северную Осетию, осетинам нужно было использовать объездную Зарскую дорогу. Во многом именно эта угроза предопределила ту бескомпромиссность, с которой действовала осетинская сторона в августе 2008 года. И сегодня, спустя четыре года, власти в Цхинвали хотели бы оставить в прошлом даже теоретическую возможность повторения событий минувших лет.
В 2012 году можно только гадать о том, что было бы, если бы не было четырех лет "разморозки" конфликта и августовской войны. Но сегодня в случае с "Лиахвским коридором" действует то же правило, что использовалось в Абхазии начала 1990-х годов. Частная собственность признается вторичной по отношению к собственности этнической. Заметим, что применительно к Ахалгорскому району власти в Цхинвали используют совсем иные подходы. Конечно же, далекие от западных стандартов в области защиты этнических меньшинств, но при этом лишенные недвусмысленной бескомпромиссности. Такова логика конфликта, при которой в случае провала компромиссных решений повестка дня упрощается до черно-белой картинки.
Другой вопрос, насколько нужно расширять публичное пространство для обсуждения столь деликатных проблем, как имущество беженцев. И чем руководствуется Москва, никак не комментируя подобные инициативы (значит, соглашаясь с ними, по сути)? Думается, логика тут проста: есть признание Южной Осетии, и иные варианты Кремлем попросту не рассматриваются. В другой реальности, которую поддерживают США и их союзники, нет места югоосетинской независимости, но нет и возможностей для радикального пересмотра новых реалий, сложившихся в августе 2008 года.
