ВЗГЛЯД ИЗ ВАШИНГТОНА---Премьер-министр России Владимир Путин посетил Чеченскую республику. С этим северокавказским образованием фаворита предстоящей президентской кампании многое связывает. Именно проблемы Чечни выдвинули 12 лет назад Владимира Путина в первую шеренгу российских политиков. О содержании и значении декабрьского визита политолог Сергей Маркедонов.
Владимир Путин повторяется. Пожалуй, именно этот тезис лучше всего передает впечатление от поездки премьер-министра России в Чеченскую Республику. Незадолго до этого в своем телевизионном общении с «многонациональным народом РФ» он повторил весь свой старый арсенал сравнений и оценок. В Чечне же, перефразируя известный афоризм императора Франции Наполеона, российский премьер попытался «примерить на себя сапоги 1999 года». Двенадцать лет назад жесткая риторика Путина по отношению к террористам и сепаратистам заставила «дорогих россиян» забыть о том, кто предложил им его в качестве «национального лидера». С этого момента Северный Кавказ оказался важнейшим символом Путина - политика. И его декабрьский визит в Чечню имел глубокий смысл. Российский премьер фактически начал свою президентскую кампанию. И ведет он ее, опираясь на известное правило о новом как о «хорошо забытом старом». Когда-то старт его первой избирательной гонки был дан именно в Чечне. Свое «возвращение» к президентству Путин начинает с того же символа. На заседании правительственной комиссии по проблемам социально-экономического развития Северного Кавказа он вспомнил про свой новогодний визит в Грозный двенадцатилетней давности.
Вообще, его декабрьский визит отличал «сравнительный пафос». Премьер отправил российским избирателям недвусмысленный сигнал. Мол де раньше республика лежала в руинах, а сегодня она стремительно развивается в соответствии с его представлениями и под руководством его молодого амбициозного ученика. При этом многие оценки и формулировки премьер-министра России были на удивление откровенными. Так, Путин коснулся вопроса о «цене кормления» Северного Кавказа. Комментируя этот сюжет, он недвусмысленно заявил о том, что создание новых рабочих мест и развитие инфраструктуры региона в целом нужно для того, чтобы молодые люди из северокавказских республик не приезжали в крупные российские города. Премьер задался вечным российским вопросом, размышляя о том, что случится, если такое «нашествие» вдруг произойдет. «Что тогда делать?.. Гнать их оттуда? Чего будет? Куда им деваться?» После таких слов воображение невольно рисовало выступление президента США где-нибудь в Алабаме или Арканзасе с советами создавать рабочие места для удержания черных американцев от поездки в крупные мегаполисы. И сразу понимаешь, что такой спич стоил бы его автору президентского кресла. Скорее всего, импичмент был бы запущен еще до прибытия главы Белого дома в близлежащий аэропорт. И не потому, что американские конгрессмены все сплошь «прогрессисты» и человеколюбцы, чуждые цинизма. А потому что они не хотят распада своей страны, равно как и обособления отдельных ее частей.
Но у российской элиты свои, только ей ведомые резоны. И задачу общегражданской интеграции Владимир Путин даже не обозначил в Чечне хотя бы пунктирно. Следуя его логике, Кавказ стоит кормить хотя бы для того, чтобы держать там местную молодежь, предотвращая нежелательные межэтнические контакты граждан Российской Федерации. И поскольку в условиях зашкаливающей коррупции, террористической и диверсионной войны кроме власти (да, пожалуй, некоторых бизнесменов, мобилизованных в добровольно-принудительном порядке) экономическая модель «кормления» вряд ли кого-то всерьез заинтересует, мы можем говорить только о весьма специфической занятости населения. Новые рабочие места будут создаваться в сфере управленческого бизнеса на основе лояльности первому лицу (как в Чечне) или группе лиц (как в Дагестане). Что касается Кремля, то для него персонификация удобнее. Отсутствие выстроенной вертикали создает неудобства в процессе контроля над административным рынком. Когда же власть олицетворяет один человек, как Рамзан Кадыров, договариваться намного проще. Отсюда и столь демонстративное расположение Кремля к лидеру Чечни.
Таким образом, предвыборная программа Путина применительно к Кавказскому региону ясна до предела. Суть ее в поддержании регионального апартеида и в «кормлении» в обмен на лояльность. Мы Вам финансирование, а Вы нам освоение бюджетов. В этот процесс тоже можно включить больше «креативной молодежи». Всем не хватит, но иллюзию сопричастности к «великому делу» создать можно. При таких условиях трудно ожидать иных результатов выборов, кроме тех, что были показаны Чечней, Ингушетией, Дагестаном в декабре 2011 года. Впрочем, трудно ожидать и иной реальности, кроме той, которая есть сегодня на российском Кавказе. Со всеми терактами, социальными проблемами, растущей политической исламизацией и отчужденностью от большой России. Непраздный вопрос: что и с чем будут сравнивать российские политики на Кавказе в случае повторения путинского президентского цикла.
Владимир Путин повторяется. Пожалуй, именно этот тезис лучше всего передает впечатление от поездки премьер-министра России в Чеченскую Республику. Незадолго до этого в своем телевизионном общении с «многонациональным народом РФ» он повторил весь свой старый арсенал сравнений и оценок. В Чечне же, перефразируя известный афоризм императора Франции Наполеона, российский премьер попытался «примерить на себя сапоги 1999 года». Двенадцать лет назад жесткая риторика Путина по отношению к террористам и сепаратистам заставила «дорогих россиян» забыть о том, кто предложил им его в качестве «национального лидера». С этого момента Северный Кавказ оказался важнейшим символом Путина - политика. И его декабрьский визит в Чечню имел глубокий смысл. Российский премьер фактически начал свою президентскую кампанию. И ведет он ее, опираясь на известное правило о новом как о «хорошо забытом старом». Когда-то старт его первой избирательной гонки был дан именно в Чечне. Свое «возвращение» к президентству Путин начинает с того же символа. На заседании правительственной комиссии по проблемам социально-экономического развития Северного Кавказа он вспомнил про свой новогодний визит в Грозный двенадцатилетней давности.
Вообще, его декабрьский визит отличал «сравнительный пафос». Премьер отправил российским избирателям недвусмысленный сигнал. Мол де раньше республика лежала в руинах, а сегодня она стремительно развивается в соответствии с его представлениями и под руководством его молодого амбициозного ученика. При этом многие оценки и формулировки премьер-министра России были на удивление откровенными. Так, Путин коснулся вопроса о «цене кормления» Северного Кавказа. Комментируя этот сюжет, он недвусмысленно заявил о том, что создание новых рабочих мест и развитие инфраструктуры региона в целом нужно для того, чтобы молодые люди из северокавказских республик не приезжали в крупные российские города. Премьер задался вечным российским вопросом, размышляя о том, что случится, если такое «нашествие» вдруг произойдет. «Что тогда делать?.. Гнать их оттуда? Чего будет? Куда им деваться?» После таких слов воображение невольно рисовало выступление президента США где-нибудь в Алабаме или Арканзасе с советами создавать рабочие места для удержания черных американцев от поездки в крупные мегаполисы. И сразу понимаешь, что такой спич стоил бы его автору президентского кресла. Скорее всего, импичмент был бы запущен еще до прибытия главы Белого дома в близлежащий аэропорт. И не потому, что американские конгрессмены все сплошь «прогрессисты» и человеколюбцы, чуждые цинизма. А потому что они не хотят распада своей страны, равно как и обособления отдельных ее частей.
Но у российской элиты свои, только ей ведомые резоны. И задачу общегражданской интеграции Владимир Путин даже не обозначил в Чечне хотя бы пунктирно. Следуя его логике, Кавказ стоит кормить хотя бы для того, чтобы держать там местную молодежь, предотвращая нежелательные межэтнические контакты граждан Российской Федерации. И поскольку в условиях зашкаливающей коррупции, террористической и диверсионной войны кроме власти (да, пожалуй, некоторых бизнесменов, мобилизованных в добровольно-принудительном порядке) экономическая модель «кормления» вряд ли кого-то всерьез заинтересует, мы можем говорить только о весьма специфической занятости населения. Новые рабочие места будут создаваться в сфере управленческого бизнеса на основе лояльности первому лицу (как в Чечне) или группе лиц (как в Дагестане). Что касается Кремля, то для него персонификация удобнее. Отсутствие выстроенной вертикали создает неудобства в процессе контроля над административным рынком. Когда же власть олицетворяет один человек, как Рамзан Кадыров, договариваться намного проще. Отсюда и столь демонстративное расположение Кремля к лидеру Чечни.
Таким образом, предвыборная программа Путина применительно к Кавказскому региону ясна до предела. Суть ее в поддержании регионального апартеида и в «кормлении» в обмен на лояльность. Мы Вам финансирование, а Вы нам освоение бюджетов. В этот процесс тоже можно включить больше «креативной молодежи». Всем не хватит, но иллюзию сопричастности к «великому делу» создать можно. При таких условиях трудно ожидать иных результатов выборов, кроме тех, что были показаны Чечней, Ингушетией, Дагестаном в декабре 2011 года. Впрочем, трудно ожидать и иной реальности, кроме той, которая есть сегодня на российском Кавказе. Со всеми терактами, социальными проблемами, растущей политической исламизацией и отчужденностью от большой России. Непраздный вопрос: что и с чем будут сравнивать российские политики на Кавказе в случае повторения путинского президентского цикла.
