Израильский военнослужащий Гилад Шалит, пробывший в плену у палестинской группировки ХАМАС пять лет и четыре месяца, вернулся в Израиль. Как израильские эксперты оценивают сделку между Израилем и движением ХАМАС?
О том, как формировались договоренности об освобождении Гилада Шалита, рассказывает Гершон Баскин, один из создателей и директор Израильско-палестинского информационного центра.
– С чего начались переговоры об освобождении Гилада Шалита?
– Уже через три дня после похищения Гилада Шалита с израильской территории со мной связался профессор экономики из Университета в секторе Газы, с которым я познакомился где-то за полгода до этого на конференции в Каире. Он был первым членом движения ХАМАС, которого я когда-либо встречал, а я был первым израильтянином в его жизни. Мы долго обсуждали возможности двустороннего диалога, перспективы взаимных отношений и договорились продолжать контакт. Спустя три дня после пленения Шалита он вдруг позвонил мне и сказал примерно следующее: "Профессор Гершон, нас бомбят, мы сидим без электричества и без воды, мои дети не могут выйти на улицу, надо что-то делать, чтобы прекратить это безобразие". Я спросил: "И что же вы предлагаете?" Он ответил: "Я и сам не знаю. Вот собираюсь зайти к хамасовскому премьеру Исмаилу Хание и попросить его связаться с вами, так, чтобы появился какой-то канал связи между нашими сторонами".
Спустя какое-то время мне действительно позвонили от хамасовского премьера. Глава его администрации сообщил мне, что вскоре будет назначен человек, уполномоченный поддерживать связь со мной. Спустя час позвонил доктор Гази Хамад, в то время пресс-секретарь хамасовского правительства Газы. С тех пор в течение пяти с половиной лет мы поддерживали постоянную телефонную связь, ведя переговоры об обеспечении безопасности Шалита и возможном обмене. Как минимум трижды в ходе этих пяти с половиной лет нам пришлось вести переговоры в атмосфере военной эскалации после очередных террористических вылазок вроде той, которую совершили террористы в районе Эйлата в августе прошлого года. И нам удавалась разруливать ситуацию и, несмотря на общую напряженность, добиваться прекращения огня.
– Какой была реакция израильского правительства, когда вы сообщили о своих контактах и информации, полученной от ХАМАС?
– Первоначально мне не с кем было говорить, потому что премьер-министр Ольмерт тогда еще не назначил уполномоченного по переговорам по делу Шалита, это произошло лишь через два с половиной месяцев. Премьер был занят судьбой других израильтян -напомню, что вскоре после захвата Гилада Шалита двое других израильских военнослужащих были взяты в плен на ливанской границе. Через пару дней разразилась ливанская война. Поэтому я решил связаться с дочерью премьер-министра Даной, известным борцом за мир. Я спросил, не могла бы она посредничать в передаче сообщений. И она охотно согласилась, предупредив, однако, что ее отец не разделяет наших убеждений и считает, что с террористами не может быть никаких переговоров. Тем не менее, мы воспользовались этой возможностью, и я стал передавать сведения ее отцу. Думается, нам удалось добиться решающего перелома.
Вскоре на основании наших сообщений, когда было получено письмо, написанное собственноручно Гиладом Шалитом, был назначен специальный уполномоченный по этому делу. Через какое-то время премьер вызвал меня и сказал: "Гершон, мы больше не нуждаемся в ваших услугах, мы ведем переговоры через египетских посредников". Мои египетские знакомые, однако, просили меня не прекращать усилий, так как им нужен был независимый контакт в Израиле, человек, имеющий выход на израильское правительство и способный передавать секретную информацию в обоих направлениях. Я
продолжал поддерживать связь с Гази Хамадом, получая от него конфиденциальную информацию от хамасовских властей сектора Газа и передавая ее израильскому правительству. Именно так нам удалось добиться прорыва в этом деле.
– Какова была позиция администрации Махмуда Аббаса?
– С самого начала я отправился в Рамаллах и попытался вовлечь в переговоры окружение Аббаса. ХАМАС просил об освобождении 350 женщин и виновных не в тяжких преступлениях в обмен на видеозапись Шалита. Я приехал в Рамаллах, пришел в офис Махмуда Аббаса, мне сказали, чтобы я поговорил с одним из советников, мы позвонили в Газу, и нам удалось снизить число с 350 до пятидесяти, женщин и детей, которые на одном автобусе могли быть доставлены в штаб-квартиру Аббаса. Я снял трубку и позвонил в офис Ольмерта и побеседовал с его представителем, но тот ответил, что Израиль не заинтересован в этом соглашении, что он не идет на уступки террористам и не платит за информацию. В этот момент я решил отправиться в Газу, встретился там с доктором Гази Хамадом, одним из руководителей ХАМАС. Тот вручил мне документ, – это было впервые, чтобы ХАМАС передавал такой документ, – согласно которому движение требовало взамен на освобождение Шалита заключить перемирие, открыть границу для торговли, разблокировать морское побережье, и отпустить из израильской тюрьмы – в обмен на Шалита – полторы тысячи палестинских заключенных. Это было начало. Я продолжил свои усилия, используя теневые каналы, не теряя из виду тех, кто отвечал за все это дело. Чаще всего мне говорили, что я надоедаю своей назойливостью, что лучше бы мне оставаться в стороне. Но я продолжал поддерживать контакты с третьей стороной, с египтянами, с немцами, с норвежцами, с религиозными представителями, пытаясь подтвердить их участие. В какой-то момент до меня дошла информация из Газы, что процесс полностью заморожен. Я попытался кое-что предложить, был в постоянном контакте с доктором
Хамадом. Это был мой главный канал сообщения.
– Изменилось ли что-то после прихода к власти Беньямина Нетаньяху?
– Первый уполномоченный Нетаньяху по этому делу отказывался разговаривать со мной. Я слал ему текстовые послания по мобильному телефону, он отвечал мне тем же. Он уповал на контакты с официальным немецким посредником. Но в Газе мне сказали, что этот путь зашел в тупик. В июле 2010 года доктор Хамад послал мне документ, авторизованный Ахмедом Джаабри, одним из лидеров ХАМАСа, главой его боевого крыла Иззадим Кассам, который я переслал представителю Нетаньяху, а также египтянам и так далее, чтобы спросить, можем ли мы что-то с этим сделать? Ведь ХАМАС продемонстрировал гибкость. На что мне было сказано, что существует только официальный канал для переговоров через немецких посредников. Мы обменивались СМС с представителем Нетаньяху; в какой-то момент я даже спросил, могу ли я просто поговорить с ним по телефону, на что получил ответ: "Нет, я не хочу ни говорить, ни встречаться с вами". Потом он подал в отставку, поняв, что не может добиться успеха. Нетаньяху назначил другого посредника, Давида Мейдана. В первый же день я связался с ним. Нас представили и нам удалось поговорить – через месяц после его назначения, так как ему надо было закончить его предыдущую работу в Моссад. Я переслал ему все послания и предложения от ХАМАС. И вот тогда он и другие специалисты из спецсужб смогли проверить серьезность всех этих посланий и их аутентичность.
Выяснилось, что все это на самом деле серьезно. Мой переговорный канал привел прямо к Ахмеду Джаабри, чьи люди держали в плену Шалита. Все предыдущие попытки израильских посредников отправить послания и сообщения Джаабри требовали дней, недель, месяцев. У нас были каналы передачи этих посланий, иногда раз в день, иногда – по несколько раз. Так что этот канал был качественно чем-то новым. Мейдан сказал, что когда он принял этот пост от Нетаньяху, тот дал ему прямое указание – прошло пять лет, целых пять лет и Шалит должен вернуться домой. Так все это началось. Официальные контакты продолжались, реплики той стороны обсуждались, я делал свою работу. Так прошло несколько месяцев до того, как в середине июля этого года мы смогли совершить прорыв. Мы с Гази Хамадом смогли составить документ, рассмотрев три или четыре варианта предложений, и этот документ Давид Мейдан понес к Нетаньяху. Это был зеленый свет для дальнейших интенсивных переговоров. Обе стороны согласились, что эти контакты будут осуществляться при посредничестве египтян. Еще несколько месяцев спустя – хотя контакты прерывались из-за террористических атак и эскалации напряженности – мы вернули Гилада Шалита домой.
– В Израиле было много радости по поводу возвращения домой Шалита, но есть и недовольство, что это решение правительства – обменять его на тысячу с лишним палестинцев - не прошло через суд, что правительство поставило себя над судебной властью. Что вы скажете на это?
– Во-первых, о суде. Перед судом был поставлен вопрос об этом обмене, и суд решил, что все законно, что правительство имеет право делать подобный обмен, поскольку речь идет о политическом вопросе и вопросе безопасности, а не о юридической проблеме. Если бы действия правительства носили незаконный характер, суд тут же вмешался бы. Что же касается числа освобожденных палестинцев и вопроса о том, кто они такие, то я очень рад, что не я принимал эти решения. В этом смысле и Беньямин Нетаньяху проявил качества настоящего лидера, и все, кто участвовал в процессе: спецслужбы, Моссад, внутренняя безопасность, израильская армия, полиция – все оценили, что риск не настолько велик, мы можем с этим справиться. К тому же, не надо забывать, что освобождение заключенных происходит совсем в иной ситуации (нежели та, когда они попали в тюрьму). Это уже не времена второй интифады. Власти Палестинской автономии борются с терроризмом, отбирают оружие и передают его Израилю, меньше палестинцев участвуют в террористической деятельности, сами палестинцы сажают в тюрьмы тех, кто нарушает закон и пытается развязать насилие против Израиля. И даже в Газе ХАМАС, который по-прежнему идеологически придерживается цели уничтожения Израиля, соблюдает условия перемирия и даже насаждает это перемирие более радикальным элементам в Газе. Сейчас никто не говорит о том, чтобы вновь взяться за оружие. Сейчас идет разговор только о продолжении политического процесса, и даже ХАМАС хочет долгосрочного перемирия с Израилем.
О том, как формировались договоренности об освобождении Гилада Шалита, рассказывает Гершон Баскин, один из создателей и директор Израильско-палестинского информационного центра.
– С чего начались переговоры об освобождении Гилада Шалита?
– Уже через три дня после похищения Гилада Шалита с израильской территории со мной связался профессор экономики из Университета в секторе Газы, с которым я познакомился где-то за полгода до этого на конференции в Каире. Он был первым членом движения ХАМАС, которого я когда-либо встречал, а я был первым израильтянином в его жизни. Мы долго обсуждали возможности двустороннего диалога, перспективы взаимных отношений и договорились продолжать контакт. Спустя три дня после пленения Шалита он вдруг позвонил мне и сказал примерно следующее: "Профессор Гершон, нас бомбят, мы сидим без электричества и без воды, мои дети не могут выйти на улицу, надо что-то делать, чтобы прекратить это безобразие". Я спросил: "И что же вы предлагаете?" Он ответил: "Я и сам не знаю. Вот собираюсь зайти к хамасовскому премьеру Исмаилу Хание и попросить его связаться с вами, так, чтобы появился какой-то канал связи между нашими сторонами".
Спустя какое-то время мне действительно позвонили от хамасовского премьера. Глава его администрации сообщил мне, что вскоре будет назначен человек, уполномоченный поддерживать связь со мной. Спустя час позвонил доктор Гази Хамад, в то время пресс-секретарь хамасовского правительства Газы. С тех пор в течение пяти с половиной лет мы поддерживали постоянную телефонную связь, ведя переговоры об обеспечении безопасности Шалита и возможном обмене. Как минимум трижды в ходе этих пяти с половиной лет нам пришлось вести переговоры в атмосфере военной эскалации после очередных террористических вылазок вроде той, которую совершили террористы в районе Эйлата в августе прошлого года. И нам удавалась разруливать ситуацию и, несмотря на общую напряженность, добиваться прекращения огня.
Слушать
– Какой была реакция израильского правительства, когда вы сообщили о своих контактах и информации, полученной от ХАМАС?
– Первоначально мне не с кем было говорить, потому что премьер-министр Ольмерт тогда еще не назначил уполномоченного по переговорам по делу Шалита, это произошло лишь через два с половиной месяцев. Премьер был занят судьбой других израильтян -напомню, что вскоре после захвата Гилада Шалита двое других израильских военнослужащих были взяты в плен на ливанской границе. Через пару дней разразилась ливанская война. Поэтому я решил связаться с дочерью премьер-министра Даной, известным борцом за мир. Я спросил, не могла бы она посредничать в передаче сообщений. И она охотно согласилась, предупредив, однако, что ее отец не разделяет наших убеждений и считает, что с террористами не может быть никаких переговоров. Тем не менее, мы воспользовались этой возможностью, и я стал передавать сведения ее отцу. Думается, нам удалось добиться решающего перелома.
Вскоре на основании наших сообщений, когда было получено письмо, написанное собственноручно Гиладом Шалитом, был назначен специальный уполномоченный по этому делу. Через какое-то время премьер вызвал меня и сказал: "Гершон, мы больше не нуждаемся в ваших услугах, мы ведем переговоры через египетских посредников". Мои египетские знакомые, однако, просили меня не прекращать усилий, так как им нужен был независимый контакт в Израиле, человек, имеющий выход на израильское правительство и способный передавать секретную информацию в обоих направлениях. Я
Власти Палестинской автономии борются с терроризмом, отбирают оружие и передают его Израилю, меньше палестинцев участвуют в террористической деятельности, сами палестинцы сажают в тюрьмы тех, кто нарушает закон и пытается развязать насилие против Израиля
продолжал поддерживать связь с Гази Хамадом, получая от него конфиденциальную информацию от хамасовских властей сектора Газа и передавая ее израильскому правительству. Именно так нам удалось добиться прорыва в этом деле.
– Какова была позиция администрации Махмуда Аббаса?
– С самого начала я отправился в Рамаллах и попытался вовлечь в переговоры окружение Аббаса. ХАМАС просил об освобождении 350 женщин и виновных не в тяжких преступлениях в обмен на видеозапись Шалита. Я приехал в Рамаллах, пришел в офис Махмуда Аббаса, мне сказали, чтобы я поговорил с одним из советников, мы позвонили в Газу, и нам удалось снизить число с 350 до пятидесяти, женщин и детей, которые на одном автобусе могли быть доставлены в штаб-квартиру Аббаса. Я снял трубку и позвонил в офис Ольмерта и побеседовал с его представителем, но тот ответил, что Израиль не заинтересован в этом соглашении, что он не идет на уступки террористам и не платит за информацию. В этот момент я решил отправиться в Газу, встретился там с доктором Гази Хамадом, одним из руководителей ХАМАС. Тот вручил мне документ, – это было впервые, чтобы ХАМАС передавал такой документ, – согласно которому движение требовало взамен на освобождение Шалита заключить перемирие, открыть границу для торговли, разблокировать морское побережье, и отпустить из израильской тюрьмы – в обмен на Шалита – полторы тысячи палестинских заключенных. Это было начало. Я продолжил свои усилия, используя теневые каналы, не теряя из виду тех, кто отвечал за все это дело. Чаще всего мне говорили, что я надоедаю своей назойливостью, что лучше бы мне оставаться в стороне. Но я продолжал поддерживать контакты с третьей стороной, с египтянами, с немцами, с норвежцами, с религиозными представителями, пытаясь подтвердить их участие. В какой-то момент до меня дошла информация из Газы, что процесс полностью заморожен. Я попытался кое-что предложить, был в постоянном контакте с доктором
Хамадом. Это был мой главный канал сообщения.
– Изменилось ли что-то после прихода к власти Беньямина Нетаньяху?
– Первый уполномоченный Нетаньяху по этому делу отказывался разговаривать со мной. Я слал ему текстовые послания по мобильному телефону, он отвечал мне тем же. Он уповал на контакты с официальным немецким посредником. Но в Газе мне сказали, что этот путь зашел в тупик. В июле 2010 года доктор Хамад послал мне документ, авторизованный Ахмедом Джаабри, одним из лидеров ХАМАСа, главой его боевого крыла Иззадим Кассам, который я переслал представителю Нетаньяху, а также египтянам и так далее, чтобы спросить, можем ли мы что-то с этим сделать? Ведь ХАМАС продемонстрировал гибкость. На что мне было сказано, что существует только официальный канал для переговоров через немецких посредников. Мы обменивались СМС с представителем Нетаньяху; в какой-то момент я даже спросил, могу ли я просто поговорить с ним по телефону, на что получил ответ: "Нет, я не хочу ни говорить, ни встречаться с вами". Потом он подал в отставку, поняв, что не может добиться успеха. Нетаньяху назначил другого посредника, Давида Мейдана. В первый же день я связался с ним. Нас представили и нам удалось поговорить – через месяц после его назначения, так как ему надо было закончить его предыдущую работу в Моссад. Я переслал ему все послания и предложения от ХАМАС. И вот тогда он и другие специалисты из спецсужб смогли проверить серьезность всех этих посланий и их аутентичность.
Выяснилось, что все это на самом деле серьезно. Мой переговорный канал привел прямо к Ахмеду Джаабри, чьи люди держали в плену Шалита. Все предыдущие попытки израильских посредников отправить послания и сообщения Джаабри требовали дней, недель, месяцев. У нас были каналы передачи этих посланий, иногда раз в день, иногда – по несколько раз. Так что этот канал был качественно чем-то новым. Мейдан сказал, что когда он принял этот пост от Нетаньяху, тот дал ему прямое указание – прошло пять лет, целых пять лет и Шалит должен вернуться домой. Так все это началось. Официальные контакты продолжались, реплики той стороны обсуждались, я делал свою работу. Так прошло несколько месяцев до того, как в середине июля этого года мы смогли совершить прорыв. Мы с Гази Хамадом смогли составить документ, рассмотрев три или четыре варианта предложений, и этот документ Давид Мейдан понес к Нетаньяху. Это был зеленый свет для дальнейших интенсивных переговоров. Обе стороны согласились, что эти контакты будут осуществляться при посредничестве египтян. Еще несколько месяцев спустя – хотя контакты прерывались из-за террористических атак и эскалации напряженности – мы вернули Гилада Шалита домой.
– В Израиле было много радости по поводу возвращения домой Шалита, но есть и недовольство, что это решение правительства – обменять его на тысячу с лишним палестинцев - не прошло через суд, что правительство поставило себя над судебной властью. Что вы скажете на это?
– Во-первых, о суде. Перед судом был поставлен вопрос об этом обмене, и суд решил, что все законно, что правительство имеет право делать подобный обмен, поскольку речь идет о политическом вопросе и вопросе безопасности, а не о юридической проблеме. Если бы действия правительства носили незаконный характер, суд тут же вмешался бы. Что же касается числа освобожденных палестинцев и вопроса о том, кто они такие, то я очень рад, что не я принимал эти решения. В этом смысле и Беньямин Нетаньяху проявил качества настоящего лидера, и все, кто участвовал в процессе: спецслужбы, Моссад, внутренняя безопасность, израильская армия, полиция – все оценили, что риск не настолько велик, мы можем с этим справиться. К тому же, не надо забывать, что освобождение заключенных происходит совсем в иной ситуации (нежели та, когда они попали в тюрьму). Это уже не времена второй интифады. Власти Палестинской автономии борются с терроризмом, отбирают оружие и передают его Израилю, меньше палестинцев участвуют в террористической деятельности, сами палестинцы сажают в тюрьмы тех, кто нарушает закон и пытается развязать насилие против Израиля. И даже в Газе ХАМАС, который по-прежнему идеологически придерживается цели уничтожения Израиля, соблюдает условия перемирия и даже насаждает это перемирие более радикальным элементам в Газе. Сейчас никто не говорит о том, чтобы вновь взяться за оружие. Сейчас идет разговор только о продолжении политического процесса, и даже ХАМАС хочет долгосрочного перемирия с Израилем.
