Старший аналитик Благотворительного фонда «Повернись Живим» и аналитик Национального института стратегических исследований Николай Белесков в интервью проектуРадіо Свобода Донбасс Реалии рассказал об итогах боевых действий в 2023 году, ожиданиях от военной кампании-2024 и препятствиях, с которыми может столкнуться Украина в войне против России.
– Если оценивать наступление с точки зрения ожиданий – результат, как можно охарактеризовать то, что мы увидели? Кто победил на этом промежуточном этапе?
– Оценку наступления, в принципе, четко дал и Главнокомандующий Вооруженными силами [Украины], и Верховный главнокомандующий в своих заявлениях и статьях. Основной вывод, что на текущем этапе для Сил обороны является вызовом проведение наступательной операции против противника, позиции которого хорошо подготовлены в инженерном отношении, – это классическая эшелонированная оборона.
Те ожидания, которые были, их оказалось очень трудно реализовать, несмотря на безумную преданность украинских бойцов, готовность фактически приносить себя в жертву, выполнять задачи с сопутствующими рисками. Это украинское наступление, попытка проводить наступательные действия, четко показали, что с теми технологиями и применяемыми тактиками оборона является доминирующей. Проводить наступление – это вызов, оборона доминирует.
То есть выявить и уничтожить скопление сил и средств гораздо легче, чем самому создать соответствующее скопление сил и средств, определенное преимущество, и проводить классическую наступательную операцию. Где-то это работало на нас очень долго, где-то, к сожалению, это работает на нашего противника. А стратегически, поскольку перед Украиной стоит задача освобождать свои территории, освобождать своих людей, конечно, такое развитие событий не играет на нас.
Потому что, если мы этого не сделаем, на Украину будет увеличиваться давление: садиться за стол переговоров, фиксировать фактическую линию фронта. А это совсем не тот сценарий, который устраивает украинское военно-политическое руководство и, соответственно, украинское общество, если ориентироваться на социологические опросы.
– Следует ли считать те усилия, которые Украина прикладывала для уменьшения российского контроля над морем, частью стратегической наступательной операции? Были ли успехи здесь?
На текущем этапе проведение наступательной операции является вызовом для Сил обороны
– Здесь все-таки картинка более нюансирована, потому что те действия, которые мы осуществляем в отношении временно оккупированного Крыма, преследуют две цели, и это две разных цели. Наша первая задача – гарантировать свободу судоходства.
Чтобы тот коридор, который мы сами создали и поддерживаем, чтобы он функционировал. Чтобы через него вывозилась продукция. Удары, наносимые по военным объектам противника во временно оккупированном Крыму, в первую очередь, преследуют эту цель – заставить противника фактически эвакуироваться и не совершать соответствующие действия в западной части Черного моря. Чтобы, понимая уровень рисков, [противник] не создавал для нас препятствий для свободы судоходства.
Осуществлялись ли мероприятия, связанные со способностью россиян держать линию фронта, держать и применять группировки на материковом юге, – я имею в виду касающиеся объектов во временно оккупированном Крыму? Да, они осуществлялись, конечно.
В течение лета 2023 года мы неоднократно видели удары, объектами которых были логистика, система обеспечения. Единственная проблема, что этого оказалось недостаточно для выполнения комплекса мероприятий, связанных с изоляцией района, проведения наступательной операции, нарушения системы управления, обеспечения, выбивания ключевых элементов боевого построения.
Поэтому я все же разделял бы удары, которые наносились по военным объектам во временно оккупированном Крыму. Часть этих ударов связана была со свободой судоходства, часть – с попытками проводить наступательную операцию. Во втором случае проблема, что частоты и качества этих ударов оказалось недостаточно для такой критической массы, которая сделала бы невозможным для России системную оборону на линии фронта и создала бы условия для прорыва этой линии фронта украинскими Силами обороны.
– В поддержке Украины западными партнерами есть две крайности – с одной стороны, часть стран обеспечивают ВСУ в силу своих производственных мощностей, другие же – в силу своеобразного «контроля эскалации». Мы знаем, что поддержка растет, когда есть успех, и кое-что спадает, когда ее нет. Учитывая неуспех украинских сил в этом году во время проведения наступательных действий, изменится ли этот сценарий, когда западная техника и вооружение дается в определенных лимитах? Чего следует ожидать?
– Основной и определяющий фактор, ограничивающий поставки, – это уже даже не управление эскалацией, потому что большую часть возможностей [в течение 2023 года] мы открыли для себя. Это не ситуация в 2022 году, когда нужно достигать принципиального согласия наших партнеров передавать те или иные средства. Основная проблема, основной ограничивающий фактор – это не столько готовность передавать те или иные возможности, исходя из рисков, а производственные мощности, производственные потенциалы.
Даже это наступление, которое мы пытались проводить на Юге, было возможно, в частности, за счет очень интересного соглашения между Республикой Корея и США – Республика Корея давала США свои снаряды в лизинг, а США уже выделяли нам свои для проведения операции. Однако даже этого оказалось недостаточно, поэтому вместе с осколочно-фугасными снарядами было принято решение о передаче кассетных боеприпасов калибра 155 мм.
В течение того времени, которое выиграли Силы обороны Украины, – а это почти два года – оборонно-промышленный комплекс наших партнеров наращивает производство, но пока не увеличивает его теми темпами, которые позволили бы по меньшей мере установить знак равенства между тем, сколько Украина ежемесячно тратит (например, артиллерийских боеприпасов, потому что это артиллерийская война в первую очередь), и тем, что производится.
Да, наши партнеры осуществили значительный прогресс. До 24 февраля 2022 года США ежемесячно производили 14-14,5 тысячи осколочных фугасных боеприпасов 155 мм, а сейчас они производят вдвое больше. Это прогресс? Прогресс, но этого все равно недостаточно, потому что Украине нужно не менее 90 тысяч снарядов соответствующего типа в месяц.
То есть, основная проблема не политическая, основная проблема – это производственные мощности. Надо больше времени, чтобы нарастить производство. Хотя, конечно, и политические риски для нас нарастают, потому что очень трудно действительно удерживать так называемый положительный цикл, когда есть определенные успехи на фронте, и дальше привлекается помощь, и снова иметь успехи на фронте.
Когда успехи менее масштабны, понятно, что сложнее поддерживать этот положительный цикл. И легче противникам долгосрочной поддержки Украины говорить «мы не готовы инвестировать в статус-кво», «мы не готовы инвестировать в то, что линия фронта не изменится». Это дополнительный риск.
– Генерал армии Виктор Муженко в недавнем интервью BBC говорил о необходимости перехода к стратегической обороне. В этом контексте, как вы думаете, насколько вероятным является то, что результат наступательной кампании в этом году обусловит отсутствие большой наступательной операции уже в 2024-м?
– Когда генерал Муженко говорит соответствующие вещи, он базируется на тех ограничениях, которые есть. Одно из ограничений – нехватка боеприпасов ракетных войск и артиллерии. Понятно, что в таких условиях планировать и проводить какие-либо наступательные операции очень сложно, хотя проводить такие операции – это не только снабдить боеприпасами, как показала практика. Поэтому это мнение, в принципе, логично: когда делают оценку, делают рекомендации, исходя из ограничений, перед которыми стоят Силы обороны Украины, из тех реалий, с которыми мы сталкиваемся.
В таких условиях проводить наступательные операции очень сложно
Как человек, не отягощенный политической составляющей, он руководствуется исключительно военными расчетами: соотношение сил, средств, боеприпасы, мобилизация. Он говорит вещи, которые являются здравым смыслом. И к этому подталкивает объективная ситуация – проблема основная заключается в том, что выгоднее воевать с позиции обороны. Мы это увидели в 2022 году, когда россияне допускали многочисленные ошибки, мы их потом использовали и проводили довольно успешные контрнаступательные операции.
Но наряду с военными расчетами есть политические расчеты. Основная проблема состоит в том, что между этими политическими и военными расчетами есть конфликт. И этот конфликт признал Валерий Федорович Залужный. Он также, констатируя факт, что оборона доминирует над наступлением, признал, что нам нужно освобождать своих людей, свои территории. Иначе начинает появляться призрак заморозки и всего того, что мы уже проходили в 2014-2015 годах.
Поэтому имеет ли смысл то, что говорит начальник Генерального штаба – Главнокомандующий ВСУ в 2014-2019 годах Виктор Муженко? Да, имеет смысл. Проблема в том, что кроме военных расчетов есть еще политические расчеты. И здесь есть конфликт.
Другой момент: мы, например, достигнем момента, когда есть согласие политиков и военных внутри Украины [касательно того], какую военную стратегию на следующую кампанию выбирать, – и это будет действительно активная оборона на суше. Наряду с комбинированием ударов по временно оккупированному Крыму и военным объектам. Однако нужно еще это партнерам не просто донести, но и убедить их, добиться консенсуса, что украинская военная стратегия на 2024 год должна строиться на активной обороне.
Потому что, опять-таки, от нас ожидается, что мы будем освобождать свои территории. И поэтому здесь есть некоторые нюансы, и потребуется много усилий для того, чтобы в 2024 году Украина могла действительно спокойно играть с позиций активной обороны. Здесь вопрос и ресурсного обеспечения – мы видим, как трудно дается голосование в Конгрессе, а для активной обороны нам нужно, во-первых, нейтрализовать российские воздушные силы, чтобы они не могли использовать свое численное преимущество. И для этого нужны дорогостоящие перехватчики для разных систем ПВО.
Ну и для активной обороны должны быть ударные системы, которые снабжаются ракетными войсками и артиллерией, – это тоже дорогие системы, поэтому вопрос, $60 млрд долларов, которые внес [президент США Джо] Байден, одобрят ли их. Здесь еще дополнительные риски. Но, в принципе, оценка верна. Единственное, что она базируется на полностью военных расчетах, не учитывая сложную политическую составляющую.
– Неоднократно в течение этого года, в частности, после боев за Бахмут и других попыток российских войск наступать, говорилось о том, что якобы у российских оккупационных сил иссякли резервы. Тем не менее, мы сейчас видим, что фронт «ожил» от севера и до юга лишь за счет скрытой мобилизации в России. Означает ли это, что даже таких неактивных попыток мобилизовать население России достаточно, чтобы долго держать в напряжении значительную часть фронта в Украине?
– В течение всего времени, с 24 февраля, Россия продемонстрировала готовность привлекать дополнительные ресурсы. Да, пока темпов привлечения ресурсов не хватает для того, чтобы получить преимущество тотальное, чтобы захватить и использовать стратегическую инициативу.
Тем не менее, по результатам кампании 2023 года, мы можем с уверенностью говорить, что скрытой частичной мобилизации в Российской Федерации хватает не только для того, чтобы держать линию фронта протяженностью 850 километров, где осуществляется наиболее активный обмен ударами, где наибольшая интенсивность боевых действий, а также чтобы точечно переходить к каким-то локальным наступательным действиям, вернее, попыткам их проводить, потому что результатов-то особенных нет.
Однако скрытая частичная мобилизация дает достаточный ресурс как для обороны, так и для каких-то локальных наступательных попыток. И опять же, здесь интересная ситуация, действительно, получается – это касается не только мобилизации.
Пока наши партнеры рассказывали о стратегическом провале России, Россия в это время принимала принципиальные решения по увеличению производства, привлечению дополнительных ресурсов из третьих стран: Северной Кореи, Ирана. И в условиях исчерпания уже у Запада припасов и боеприпасов, накопленных до 24 февраля, действительно, возникает ситуация, когда это еще не тотальное преимущество, – но с точки зрения производства Россия намного больше сейчас опережает.
И возникла парадоксальная ситуация, когда Запад номинально располагает в разы большим финансовым, технологическим, экономическим потенциалом, однако не смог его в полной мере превратить в тотальное военное преимущество и обеспечить Украину. Поэтому мы сейчас вступаем в довольно трудный период, когда уже полагаются исключительно на то, что было произведено на мобилизацию после 24 февраля.
Здесь надо признать, что наш противник предпринял более систематические попытки, которые еще не дают ему тотального преимущества, однако дают возможность, как мы видим, не только держать оборону, но и точечно постоянно давить сразу на нескольких направлениях.
Мы видим, что сейчас это и Купянское направление, и Лиманское направление, и вокруг Бахмута они перешли к определенным контратакам. Ну и в Авдеевке уже два месяца [российские военные предпринимают] активные попытки продвигаться вперед, несмотря на потери. Поэтому сейчас такая ситуация, когда Россия будет давить, потому что были приняты соответствующие решения, в то время как наши партнеры рассказывали о стратегическом промахе Российской Федерации и как бы утешались этим.
– Есть тренд, в котором российская армия на протяжении последних почти двух лет постоянно догоняла ВСУ во внедрении различных инноваций – от дронов до тактики действий на тактическом уровне. Возможно ли, что в какой-то момент Россия превратится из догоняющей страны в опережающую, а асимметричные варианты для ответа, условно говоря, закончатся?
– Ситуации могут быть разными – мы в состоянии войны находимся. Мы должны признать, что россияне быстро учатся, они адаптируются. Мы много в этом году увидели адаптации и способности россиян приспосабливаться в различных измерениях боевых действий. Другое дело, что пока это скорее об оборонных действиях.
Мы должны признать, что россияне быстро учатся, они адаптируются
Все-таки, несмотря на быструю технологическую адаптацию, на то, что они (Россия – ред.) у нас учатся, – и это, в принципе, ожидалось, что они будут повторять те наши успешные кейсы, – все равно качество личного состава, командного состава не позволяет, даже если они получат техническое преимущество, реализовать его в полной мере в наступательных операциях.
Нужно ли впадать в самоуспокоение? Нет, не нужно – даже поддержание определенного паритета будет стоить усилий. Имея определенные ограничения, России будет трудно полностью реализовать эти адаптации, особенно с точки зрения перехода к масштабным наступательным действиям. Хотя да, противник постоянно адаптируется, и это надо признать, это надо помнить, и поэтому даже чтобы держать эту линию фронта, которую мы имеем, темп адаптации, темп технических решений, он должен быть достаточно значительным.
– Вы сказали о том, что сейчас тяжелый период. Учитывая, что ситуация настолько напряженная, можно ли вообще сейчас говорить о долгосрочной оценке того, как будут развиваться боевые действия и война в целом?
– Мы можем говорить о контурах кампаний 2024 года: как будут вести себя украинские силы, российские силы. Украина в такой ситуации, когда мы не полностью контролируем многие моменты – это особенно связано с вооружением, военной техникой, финансовой поддержкой. Поэтому понятно, что говорить точно о каком-то сценарии, который будет наиболее вероятным – очень и очень сложно, нужно просчитывать все сценарии.
В любом случае, сейчас горизонт планирования – это одна кампания. Это немного больше, чем был горизонт планирования в конце февраля-в начале марта 2022 года. Но, действительно, такова ситуация, что многие факторы начинают играть против Украины, и самая большая проблема, самый большой вызов – это удержать ту коалицию, которая сформировалась весной 2022 года. И удерживать ее с точки зрения хотя бы той идеи, что Россия не должна победить, а Украина не должна проиграть.
Да, это сложная задача, однако мы понимаем вызовы, понимаем задачи, которые перед нами стоят, и у нас нет другого варианта, кроме как понемногу их решать, предоставляя нашим партнерам соответствующие аргументы, почему любые попытки договариваться с Россией «здесь и сейчас» лишены любого смысла, и почему, наоборот, необходимы дополнительные усилия, чтобы укреплять переговорную позицию Украины.
СПРАВКА: Российское полномасштабное военное вторжение в Украину продолжается с утра 24 февраля 2022 года. Российские войска наносят авиаудары по ключевым объектам военной и гражданской инфраструктуры, разрушая аэродромы, воинские части, нефтебазы, заправки, церкви, школы и больницы. Обстрелы жилых районов ведутся с использованием артиллерии, реактивных систем залпового огня и баллистических ракет.
Ряд западных стран, включая США и страны ЕС, ужесточил санкции в отношении России и осудили российские военные действия в Украине.
Россия отрицает, что ведет против Украины захватническую войну на ее территории и называет это «специальной операцией», которая имеет целью «демилитаризацию и денацификацию».
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://dbr0pecj40jo5.cloudfront.net/следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
