Пытки – распространенное явление в России, причем на Северном Кавказе проблема стоит острее, чем в других регионах, отмечают опрошенные редакцией Кавказ.Реалии правозащитники. По их словам, пытают как задержанных, так и уже осужденных, как в полиции, так и в колониях. А жертвы зачастую не рискуют жаловаться, опасаясь расправы. Впрочем, многие все же не могут простить унижений, и тогда у них две дороги: добиваться наказания через Европейский суд либо вступать в незаконные вооруженные формирования, чтобы мстить силовикам.
Где пытают и как часто?
"На Северном Кавказе, особенно в сфере контртерроризма, пытки задержанных – увы, не эксцесс исполнителя, не отдельные инциденты, а фактически рутина, – рассказывает Татьяна Локшина, замдиректора по Европе и Центральной Азии Human Rights Watch. – Кроме того, пытки и жестокое обращение применяются и среди уже осужденных и отбывающих срок в местах лишения свободы".
Дела, в которых пытки применяют наиболее часто, – об участии в незаконных вооруженных формированиях, о нападении на сотрудников полиции, о терроризме, отмечает директор Центра анализа и предотвращения конфликтов Екатерина Сокирянская: "По другим статьям это происходит реже, но такое тоже бывает".
По словам опрошенных нами правозащитников, абсолютный лидер среди северокавказских республик по пыткам – это Чечня. При этом именно там о пытках заявляют меньше всего. Связано это, по мнению экспертов, с боязнью расправы.
"Обычно те, кто пытают, угрожают и делают все, чтобы потерпевшие боялись заявлять о пытках, – говорит Сокирянская. – Люди понимают, что живут в одном регионе с теми, кто их пытал, что у них есть власть, им гарантирована безнаказанность и они могут с ними расправиться".
Мы знаем немало случаев, когда жертвы пыток потом примыкали к вооруженным группам
Некоторые жертвы пыток обращаются в "Комитет против пыток", но потом отзывают свои заявления, рассказывает руководитель северокавказского отделения организации Дмитрий Пискунов: "У нас было за период с ноября 2018 года 12 заявлений, из которых мы в итоге расследование начали проводить по пяти случаям и о которых собрали информацию, подтверждающую заявления. По остальным инцидентам работа прекратилась по тем или иным причинам".
Тот факт, что в этом году заявлений о пытках меньше, чем в прошлом, Пискунов связывает с пандемией коронавируса. Реальный масштаб пыток, по его мнению, сложно узнать, так как обращаются к ним в основном люди, осведомленные об их деятельности.
"Даже зная о том, что такая организация существует, люди не всегда обращаются, опасаясь за свою жизнь, за жизнь своих родственников. К нам поступает примерно семь-восемь заявлений в месяц. Основные регионы – это Чечня, Ингушетия, Дагестан. За ними подтягивается Кабардино-Балкария, а вот Северная Осетия, Карачаево-Черкесия, Ставропольский край у нас на последнем месте по количеству обращений", – добавляет правозащитник.
Заявители часто приходят сообщить о пытках и в комитет "Гражданское содействие", но когда они узнают, что нужно написать обращение от своего имени, то отказываются.
"Боятся, что будет хуже. Они от нас часто ждут таких схем: мы должны обратиться куда-то и все это пройдет без их участия. Ждут механизмов личных договоренностей", – поясняет председатель комитета Светлана Ганнушкина.
Но бывают и случаи, когда люди, чтобы преодолеть психологическую травму, полученную во время пыток, полны решимости добиваться справедливости.
"Они требуют расследования и часто идут до конца (в нашем случае обычно до Европейского суда по правам человека, так как расследования в России добиваются лишь единицы). А есть те, кто хотят мстить. Мы знаем немало случаев, когда жертвы пыток потом примыкали к вооруженным группам", – говорит Сокирянская.
Как часто наказывают пытавших?
Если говорить о расследовании дел о пытках, то, по словам правозащитников, пытавшие очень редко оказываются наказаны.
"Были случаи, когда возбуждается уголовное дело и сворачивается. Или когда получил условный срок, а потом на апелляции его сняли. Наказание крайне редко", – говорит Ганнушкина.
Пытки еще с советских времен используются как основной инструмент "добывания" показаний
Суд в России полностью капитулировал перед ФСБ, подчеркивает собеседница. Много дел – даже если они неполитического характера, но за ними следит ФСБ, – заканчиваются формулировкой о том, что "суд не имеет права вмешиваться в дела ФСБ": "Вот прямо черным по белому написано, что решила эта организация неподсудно. Причем разные судьи в разных местах пишут одно и то же".
По делам "Комитета против пыток", касающихся преступлений, совершенных полицейскими, до сих пор не было ни одного приговора.
"Но в ближайшее время мы ожидаем три приговора: по одному случаю в Чечне и двум в Дагестане, – рассказывает Пискунов. – Вопрос лишь в наказании: будет ли оно реальным или это будет условный срок".
"Human Rights Watch не ведет дел в судах, – поясняет Локшина. – Поэтому, когда к нам поступают обращения от людей, пытающихся добиться правосудия, мы не только документируем их дела и стараемся освещать их в своих материалах, но и предоставляем им контакты российских правозащитных организаций. А по делам, которые кажутся нам особенно вопиющими, мы посылаем запросы в Следственный комитет и другие органы власти. К сожалению, на такие заявления нам, как правило, приходят не более чем отписки".
Почему пытки популярны среди силовиков в России?
Главная причина распространенности этого явления – низкая квалификация сотрудников правоохранительных органов, уверена Ганнушкина. При этом, по ее словам, пытки еще с советских времен используются как основной инструмент "добывания" показаний в стране.
Следовательно, для снижения количества пыток нужно реформировать судебную и правоохранительную систему государства, уверены опрошенные нами эксперты.
"У нас все теперь одним способом делается: должен быть сигнал от одного конкретного лица, – говорит Ганнушкина. – В этом весь ужас нашей сегодняшней ситуации правовой. Если один конкретный человек произнесет одну конкретную фразу, все изменится. Так живет страна".
"Прежде всего, судебные органы не должны опираться на явку с повинной как на доказательство вины человека при отсутствии каких-либо иных доказательств, – считает Пискунов. – Нужно, чтобы у силовиков не было необходимости выполнять какой-то план или количество минимальных дел".
Он добавляет, что Следственный комитет должен очень тщательно подходить к расследованию информации о жертвах пыток: "В случае с Чечней я вообще не знаю, что из таких мер может повлиять, потому что СК там вообще недееспособен в 99% случаев. Потому что любой следователь, который работает в следственном управлении, не говоря уже о рядовых следователях по отделам, – они все боятся местного МВД".
Пытают, потому что знают: им ничего за это не будет
Сокирянская полагает, что прежде всего нужно бороться с безнаказанностью и важно, чтобы суды не принимали как доказательство показания, выбитые очевидно незаконными методами: "Пока у нас признание – царица доказательств. Система построена так, что следователь заинтересован, чтобы признательные показания лежали в деле. Надо менять эту сложившуюся практику. А пытают, потому что знают: им ничего за это не будет. Как только начнут за это сажать, ситуация сразу заметно улучшится".
***
Из наиболее громких случаев пыток в регионе – самоистязание на камеру 19-летнего жителя Чечни Салмана Тепсуркаева, бывшего админа оппозиционного телеграм-канала 1ADAT. На кадрах он извиняется за критику властей и садится на бутылку. Правозащитники требуют от российских властей наказать виновных в издевательствах над Тепсуркаевым и найти его.
В Северной Осетии судят полицейских по делу о гибели в 2015 году задержанного жителя Владикавказа Владимира Цкаева. К 30 сентября в суде было опрошено 10 обвиняемых, и ни один из них не признает вину. Между тем Цкаев, согласно первоначальному заключению судмедэкспертов, умер в результате удушения пакетом. Его тело родные нашли в морге со следами многочисленных травм – через пару дней после того, как тот был доставлен в полицию.
Жительница Ингушетии Пятимат Долиева несколько лет пыталась добиться наказания за пытки своего брата Магомеда, который погиб в здании Центра "Э" республики летом 2016 года. В марте этого года Верховный суд Ингушетии постановил выплатить матери погибшего полтора миллиона рублей в качестве компенсации от МВД России.
В Дагестане матери жителей Дербента Гасана Курбанова и Ислама Барзукаева заявляют об их пытках в полиции и с этой целью устраивают пикеты. В августе силовики помешали им выйти с пикетом в Махачкале. Матери уверены, что именно пытками из молодых людей выбили признательные показания о причастности к террористической деятельности.
Растет количество жалоб на пытки в Краснодарском крае. В начале сентября Следственный комитет России возбудил уголовное дело о халатности сотрудника следственного изолятора №1 Краснодара. Это связано с гибелью арестованного Дмитрия Красковского, чей труп был обнаружен в изоляторе 7 июля с закрытой черепно-мозговой травмой и множественными ушибленными ранами головы.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: