18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Амет Меметов, крымский татарин, родился 15 июня 1923 года в деревне Улу-Сала Куйбышевского района (ныне село Синапное Бахчисарайского района) Крымской АССР.
Накануне депортации в состав семьи входили: жена Айше Аметова (1926 г.р.), мать Фериште Мамутова (1899 г.р.), сестры Умие Меметова (1914 г.р.), Джеваир Меметова (1915 г.р.), Шейде Меметова (1932 г.р.) и Эльмаз Меметова (1940 г.р.).
Отец и мать были специалистами по табаководству. На момент депортации мы жили в доме со всеми хозяйственными пристройками, также у нас был приусадебный участок с садом и огородом, где выращивали овощи. Родители держали скотину: дойную корову, теленка, бычка, 8-10 баранов и 10-15 кур. Жили в живописном, благодатном месте – кругом леса, горы и протекала речка.
На момент осуществления депортации я участвовал в боях в партизанском отряде, был минометчиком Южного соединения, бригада №7. Командиром был Федор Федорович Яланчук, комиссаром – Меметов из Симферополя, ему присвоили фамилию Молочников – в то военное время такая была политика у советского командования по отношению к крымским татарам.
В наказание немцы собрали жителей в сельский клуб и подожгли людей живьем, а затем сожгли все дома в селе Улу-Сала
Во время войны наше село Улу-Сала оказывало, как могло, помощь партизанам. Однажды группа партизан совершила нападение на немцев и место их дислокации, уничтожив боевую технику и солдат. На утро немецкий комендант потребовал от местного населения указать месторасположение партизан, но сельчане не выдали. В наказание немцы собрали жителей в сельский клуб и подожгли людей живьем, а затем сожгли все дома в селе Улу-Сала, только часть людей, которые были вне села, остались живыми. Уцелевшим жителям пришлось уйти в горы и жить в землянках.
На этом месте по возвращению в Крым в середине 90-х годов наши соотечественники установили памятник погибшим и сожженным жителям в селе Улу-Сала.
Война продолжалась.
На улицу, как и нас, вывели всех соседей, солдаты кричали «Быстрей!», унижали, оскорбляли нас, все это сопровождалось и физическим насилием
18 мая 1944 года началось массовая депортация по национальному признаку крымских татар. Ранним утром, 18 мая, по рассказу моей матери Фериште Мамутовой (в это время я был в партизанском отряде) неожиданно в наш дом ворвались вооруженные люди – двое солдат с автоматами и сопровождающий их офицер из состава войск НКВД. Офицер зачитал постановление о выселении и дал на сборы 15 минут. В семье русским языком владели очень плохо. Ничего не объяснив, в грубой форме нам было приказано быстро собраться. Спросонья семья начала мешкать, суетиться, наспех собирая вещи. Солдаты по отношению к нам вели себя очень грубо, оскорбляли, кричали, постоянно торопили и угрожали расправиться, если кто-либо посмеет ослушаться. Так как все это было неожиданно, мы толком не успели собраться, быстро оделись, схватили то, что попалось под руку и вышли во двор. На улицу, как и нас, вывели всех соседей, солдаты кричали «Быстрей!», унижали, оскорбляли нас, все это сопровождалось и физическим насилием. Считаю, что в отношении меня, моей семьи и соотечественников было совершенно тяжкое преступление со стороны солдат и офицеров Красной армии.
По словам матери Фериште Мамутовой, семья не успела забрать спрятанные семейные реликвии и ценности, украшения и деньги. Конечно, все эти ценности потом бесследно исчезли. Всех жителей села собрали в центре села. Там, в окружении вооруженных солдат, продержали до обеда. Никто не понял, что происходит, думали, что это что-то временное, связанное с боевыми действиями. Затем всех погрузили на машины и под конвоем привезли на железнодорожную станцию в городе Бахчисарай. Нас партизан по национальному признаку построили на месте дислокации отряда, ничего не объяснив, на грузовых машинах подвезли к железнодорожной станции Бахчисарая и буквально затолкали в товарные, так называемые «телячьи» вагоны. Там случайно я встретил семью и родственников. Надо ли говорить о том ужасе, шоковом потрясении и воплях, которыми сопровождалось это «важное государственное дело».
В пути следования эшелона, продолжавшемся около месяца, как и в местах насильственного поселения, люди умирали от голода, болезней, невыносимых душевных мук и несчастных случаев. На станциях и привокзальных рынках, кто, как мог, искал еду для семьи – был период выживания. В дороге многие нуждались в медицинской помощи, но ее нам никто не оказывал, хотя многие нуждались в этом.
Они заранее, до мелочей продумали, как незаметно ликвидировать целый народ, чтобы отнять его землю
Нужду справляли, кто где мог и в огороженном в углу вагона. Можно себе представить антисанитарию, царившую в вагоне, битком набитом стариками, женщинами и детьми. Людей в течение месяца в страшных антисанитарных условиях морили голодом, на всем протяжении пути иногда давали «баланду», по-другому это не назовешь, и целенаправленно держали в ограниченном пространстве до полного истощения, а потом больных и завшивевших обрекали на верную голодную и мученическую смерть. Они заранее, до мелочей продумали, как незаметно ликвидировать целый народ, чтобы отнять его землю.
Нашу семью разместили в Ферганской области, Кувинском районе, село Суфан в бараках колхозного двора, где до нас содержали колхозный скот и всякий инвентарь колхозной принадлежности.
От болезней в первые годы умерли сын и муж моей сестры Джеваир Мамутовой. Умерла моя сестра Шейде Мамутова. Далее после тяжелой болезни умер отец моей жены
В этой же деревне разместили еще пять семей в неприспособленных для жилья помещениях. Из-за отсутствия элементарных условий жизни, продуктов питания, от болезней и моральных страданий, доведенные до полного истощения, люди умирали. Воду для питья и приготовления пищи брали из водоема – глубокой ямы с водой, понятия о водопроводе у местных даже и не было, или с арыков. В первые месяцы пребывания в ссылке работа была разовая, то есть на один или несколько дней распределяли для работы на колхозные поля, с оплатой за еду. В первые годы выселения члены моей семьи сильно болели, мой старший сын Камиль Аметов (1947 г.р.) был тяжело болен и находился при смерти, чудом вылечили. От болезней в первые годы умерли сын и муж моей сестры Джеваир Мамутовой. Умерла моя сестра Шейде Мамутова. Далее после тяжелой болезни умер отец моей жены.
До 1956 года мы находились под комендантским надзором, нарушение которого каралось уголовной ответственностью.
Депортация была губительной как для нашей семьи, так и для всего нашего народа, и обрекала всех нас на вымирание. Искажались фамилии, не писалось отчество родившихся детей. Например, я – Амет Меметов, сын – Камиль Аметов (1947 г.р.), сын – Асан Аметов (1950 г.р.), сын – Ремзи Аметов (1953 г.р.), дочь – Гульсум Аметовна Меметова (1956 г.р.), дочь – Гульнара Аметовна Меметова (1959 г.р.).
Жизнь продолжалась. Меня и остальных моих соотечественников взяли на работу в Райпромкомбинат, отделение Суфан, в качестве рубщика камыша. В то время Райпромкомбинат в районном центре занимался изготовлением так называемых подстилок для бытовых применений (сейчас это палас или ковер). Работа была ужасная: представьте себе рубить камыш в глухих зарослях на грунтовых водах. Ходить нужно было по уже вырубленным территориям и относить снопы на места складирования, никакая обувь не выдерживала. Была установлена норма ежедневной заготовки. Мы с соотечественниками придумали и изготовили обувь из вырезок автопокрышек, которые также было тяжело найти, надевали их на ноги и обвязывали шнурами, чтобы не спадали с ног. Таким образом перевыполняли установленную норму, чтобы прокормить семью и выжить.
Культурные и религиозные обычаи соблюдали скрытно, в таких условиях придерживаться было очень сложно.
Дети моих родственников пошли в школу с узбекским языком обучения, на все село была одна школа. Младший брат моей жены Айяр Меметов и младшие сестры Алие Меметова и Сание Меметова обучались в сельской школе с узбекским языком обучения. Далее они закончили высшие учебные заведения на узбекском языке обучения.
В 1950 году мы смогли переехать в поселок Кувасай Кувинского района и начали строить жилье. Устроился я стажером водителя в Кувасайский цементный завод, затем шофером, водителем большегрузных машин при карьере.
Жена Айше Аметова работала рабочим на шиферном заводе. Моего сына Камиля Аметова отдали в школу № 2 с русским языком обучения. Нужно сказать, что моя семья переехала из села Суфан, там на русском языке никто никогда не разговаривал, так как не с кем было общаться, не было русскоязычного населения.
Не зная ни одного слова на русском языке, мой сын Камиль стал обучаться в школе со всеми другими детьми. Было очень сложно, но он окончил школу и получил среднее образование, а затем высшее, окончив Ташкентский институт народного хозяйства, факультет планирования народного хозяйства.
В 1950 году родился сын Асан, в 1953 – сын Ремзи. Жить было тяжело, постоянно не доедали, зарплата была маленькая, нам на семью постоянно не хватало. Моя мама Фериште Мамутова постоянно жила с нами. В 1954 году я добился у властей разрешения переехать в областной центр – Фергану, так как на то время в городе прожить было гораздо легче. Вначале проживали у знакомых, а затем начали строить себе жилье.
В 1956 году родилась дочь Гульсум, затем в 1959-м – вторая дочь Гульнара.
Суд должен состояться и мировое сообщество должно узнать о государстве, которое совершило преступление против крымскотатарского народа
Считаю, что акция «Унутма» запоздала по меньшей мере на 20 с лишним лет, потому что свидетелей осталось единицы. Мне сейчас 86 лет. Многие говорят, какой может быть суд по истечении 65 лет депортации, когда почти всех депортированных уже нет в живых. А потом, кого судить? Сталина и его приспешников – палачей, непосредственных виновников нашей трагедии? А судьи кто?
Ответ только один: сколько бы не прошло времени, суд должен состояться и мировое сообщество должно узнать об этом государстве, которое совершило преступление против целого крымскотатарского народа и других народов.
Нужно требовать от украинского государства восстановить наши попранные права и реабилитировать нас и наших детей. Украина объявила себя независимым и демократическим государством, ей нужно придерживаться международных норм. Акцию «Унутма» необходимо довести до логического конца с признанием наших требований государством Украина и международным сообществом.
В Крым я, инвалид ВОВ первой группы, вернулся со своей семьей и вместе с моим народом в июне 1989 года. В этом деле помогли мои дети, а организовал переезд мой старший сын Камиль Аметов. Все мои дети с семьями переехали и живут в Крыму на исторической родине, земле своих предков.
(Воспоминание от 25 октября 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: