Воспитанные войной: как работать с детьми на Донбассе

Эти дети рассказывают о войне спокойно, показывают шрамы от осколков и места обстрелов. Некоторые жалеет, что не могут вернуться домой. Уже три года они живут в условиях вооруженного конфликта. По информации правозащитников, известно о нескольких десятках погибших детей, выявлены случаи насилия и привлечения несовершеннолетних в ряды военных формирований.

Мы гуляли зимой во дворе, и там приземлился снаряд: меня ранило, а брата защитило дерево, вспоминает 9-летний Вадим Игнатенко из Авдеевки Донецкой области.

Еще один парень, Сергей Славин, о конфликте рассказывает неохотно. Сергею – 14, он живет в городе Горное Луганской области.

«Ну что, летало, – говорит парень. – Вот окна у нас выбило. У меня на улице упало несколько штук, одна – в огород, другая – в дом. Бомбят – ну и бомбят. Сейчас пока тихо. Нам сюда, правда, и не сильно слышно. А так – живем. Не хочется, чтобы бомбили, чтобы военные ходили, а чтобы все было нормально. Именно нормально».

По словам представителя уполномоченного по правам человека Верховной Рады Аксаны Филипишиной, официальной статистики о детях, пострадавших во время конфликта на Востоке Украины, никто не ведет.

«Последние цифры, которые удалось собрать, – это 53 ребенка, погибшие в результате конфликта. Эти цифры по состоянию на август 2014 года. После этого статистика не собирается, хотя она и тогда собиралась в оперативном режиме», – рассказывает она.

Народный депутат Ирина Геращенко, которая представляет Украину в гуманитарной подгруппе на переговорах в Минске, по состоянию на конец января говорила о 68 погибших и 186 раненых детях.

Вооруженный конфликт в Украине обострил проблемы с соблюдением прав ребенка, которые были и раньше, считает эксперт коалиции «Права ребенка в Украине» Светлана Тарабанова:

– В украинском законодательстве была одна статья о том, что дети не должны участвовать в вооруженных конфликтах и должны быть защищены. И все. Украина не была к этому всему готова, даже законодательно, и это создало много коллизий. Каким-то образом за это время государство, конечно, приспособилось – ввело, например, разъяснительные работы о том, что делать, если ты нашел неизвестный предмет (который может оказаться взрывным устройством – ред.).

Но даже сегодня нет четкого механизма эвакуации людей с оккупированной территории или даже из зоны боевых действий – люди это делают самостоятельно или с помощью волонтеров и общественных организаций.

Передвижения детей без родительского сопровождения сейчас очень актуально, потому что начинается вступительная кампания в вузы. С получением паспорта бывают проблемы, с регистрацией рождения: если это ребенок с оккупированной территории, родители должны выехать на подконтрольную Украине территорию и его зарегистрировать.

Также была разрушена инфраструктура, учебные заведения, медицинские учреждения. Я знаю, что к общественным организациям все равно обращается та или иная больница. Когда в 2015-м мы вывозили детей на реабилитацию из некоторых населенных пунктов, и вывезти детей можно было только с помощью Государственной службы по чрезвычайным ситуациям, потому что кроме их военных машин, там никто не мог проехать.

Конечно, дети адаптируются к боевым действиям, как и взрослые. Но для таких детей должны работать непрерывные программы реабилитации.

– Правозащитная коалиция «Справедливость ради мира на Донбассе» в отчете Универсального периодического обзора ООН говорит о 95 случаях привлечения детей к участию в вооруженных формированиях: 85 таких случаев обнаружили на неподконтрольной и 10 – на подконтрольной Украине территории (последние, по их словам, датируются 2014-м). В отчете отмечается, что «несовершеннолетних и малолетних детей привлекали для несения службы с оружием на блокпостах как бойцов, выполнения роли охранников, посыльных, секретарей». Что вы знаете об этой ситуации?

– Я разговаривала с нашими военными, и мне отвечали: какие дети, им же по 17 лет. То есть они сами не понимают, что такое права ребенка и как они работают.

Нет основного – кто должен нести ответственность. Дети, даже если они приобщались к военным действиям со стороны противоположной стороны, не считаются преступниками, но Украина их квалифицировала как преступников. И было восемь производств уголовных, фигурантами которых являются дети, – это те, о которых я знаю. Некоторые сами пришли и сказали, что участвовали в военных действиях, и их сразу лишили свободы. Вместо этого должны квалифицироваться преступные действия взрослых, которые втянули их в конфликт. Конечно, «с той стороны» это будет трудно сделать, но такие дети должны не задерживаться, а получать пакет реабилитационных услуг.

Это подростковый и юношеский возраст, дети хотят приключений – и это такая возрастная особенность. И говорить, что они по своей воле пошли на войну – неправильно, это ответственность взрослых. Но, к сожалению, в Украине до сих пор существует эта коллизия: некоторые статьи факультативного протокола к Конвенции о правах ребенка, касающиеся участия детей в вооруженных конфликтах, включили в украинское законодательство, но механизм такого расследования отсутствует.

Дети – жертвы таких ситуаций, и это должен знать каждый военный. Сейчас с ними ведутся разъяснительные работы, некоторые организации уже проводят тренинги для военных по правам ребенка. Здесь нужно руководствоваться стандартами и законами, а не собственными убеждениями.

Но милитаризация общества из-за войны приводит к тому, что актуализируется проблема потребления наркотических веществ и рост уровня преступности. Детей в состоянии дестабилизации легко втянуть в какие-то преступные группировки или секс-рабство. В зоне конфликта, как мы видим, на обочинах строится много массажных салонов. Вот зачем они?

– В этом отчете также говорится о военных учениях, в частности, на территории России, куда привлекают детей с неподконтрольных территорий.

– Это очень скользкая тема. Я хотела бы сказать, что такое есть и в Украине. В национально-патриотических лагерях – я разговаривала с некоторыми ребятами – также могут быть «перегибы». Вообще, патриотическое воспитание – это очень деликатная тема.

– Вы говорите о том, что дети с территорий, где происходит конфликт, нуждаются в реабилитации. Что она включает? Что нужно знать и учитывать родителям?

В первую очередь, дети должны знать правила безопасности, постоянно информироваться о правах, которые они имеют. В 2009-м коалиция готовила альтернативный отчет о правах ребенка. И мы считали, что все продвигается очень хорошо. Но война отбросила всю нашу работу на десять лет назад. Разрушенная инфраструктура, война, децентрализация и реформы в государстве, постоянная смена чиновников – все это приводит к тому, что на местах трудно применять права ребенка.

Есть закон об охране детства. Но он не комплексный – все равно что-то есть в уголовном кодексе, что-то в семейном. Нет комплексного закона, который защищал бы и полностью отражал права ребенка. Во-вторых, у нас нет программ реабилитации для детей, имеющих конфликт с законом, нет специалистов, готовых с ними работать. Нужно вывозить их из зоны конфликта, проводить арт-терапевтические мероприятия.

Если помните, зимой был скандал по поводу детских суицидов. Что государство должно делать? Информировать. Что сделало государство: мой ребенок пришел из школы с большими глазами и сказал, что их будут осматривать на предмет самоповреждений. Сначала дети не поняли, подумали, что это должна делать полиция, но это делала медсестра. У меня такое было с ребенком: у нас были самоповреждения, определенные психологические проблемы, и школа была обеспокоена. Эти проблемы можно решать. Детям нужна любовь и доверие, это не предмет права.