Утром 8 сентября в квартире ростовской журналистки Беллы Насибян провели обыск. Правоохранители утверждали, что это необходимое следственное действие по делу депутата Госдумы Ильи Пономарева. В конце июля он был арестован по обвинению в распространении "фейков" о войне, при этом с 2014 года он не живет в России и сейчас является гражданином Украины.
У журналистки изъяли всю электронную технику, принадлежащую ей и ее матери, а также жесткий диск. При этом, как сообщили силовики, она проходит по делу только в качестве свидетеля.
В интервью Кавказ.Реалии Насибян рассказала про политический активизм на Юге России, преследование инакомыслящих в Ростовской области и свои планы на будущее.
– Стал ли этот обыск для вас неожиданностью или вы предполагали, что к вам могут прийти?
– Обыск, конечно, был неожиданным, хотя в целом, живя в России и занимаясь журналистикой или активистской деятельностью, всегда готов к чему-то такому. Но то, что обыск будет связан именно с делом Пономарева, оказалось неожиданностью.
– Откуда взялся долг в пять миллионов рублей, о котором вы упоминали журналистам?
– Это мне тоже неизвестно. Я о нем узнала случайно. Я поздно ночью вернулась домой, и мне пришло сообщение, что я не смогла оплатить такси и что мои счета арестованы судом. Я зашла в банковское приложение и увидела долг в пять миллионов рублей. Ту сумму, которая у меня была на карте, списали в его счет, и сейчас у меня осталось четыре с лишним миллиона долга. А откуда взялась эта сумма, я и у тех, кто приходил ко мне на обыски, спрашивала, они говорят, что тоже об этом не знают.
– Кто участвовал в обыске?
– Три человека с ЦПЭ, один участковый, а также, как я поняла, технический специалист, который осматривал только компьютер. И две девушки понятых.
– Обыск проходил в соответствии с законом?
– Это единственное, что меня порадовало: они вели себя адекватно. Они пришли ровно в шесть утра, постучали достаточно слышно в дверь. Так как у меня четырехлетний сын, я не хотела его пугать и почти сразу им открыла, только оделась. Они зачитали протокол, в котором говорилось, что обыск проходит по уголовному делу Ильи Пономарева. Единственное, они мне не сообщили мой статус, не сказали, что я в качестве свидетеля, просто повторяли, что это дело Пономарева. Обыск проводили очень спокойно, квартиру особо не разгромили. Все было в порядке, без какого-то давления или чего-то еще. Телефоны я сама им выдала.
– Вы говорили, что вам необходимо присутствие адвоката?
– Да, я позвонила адвокату, но он не смог приехать. Потом мне уже назначили другого, но мы с ним разминулись. Он приехал, когда меня уже увезли.
– Как вы связаны с Ильей Пономаревым?
Единственное, что я могла сказать на допросе, что, возможно, я общалась с кем-то, кто лично знает его, связан с ним
– Мы лично с ним не знакомы, мы никогда с ним не общались. Я никогда не была админом телеграм-канала "Утро февраля", никогда там ничего не писала. Я даже не подписана на этот канал, не смотрела никогда ютуб-канал Пономарева, потому что наши с ним позиции по некоторым вопросам резко расходятся. Единственное, что я могла сказать на допросе, что, возможно, я общалась с кем-то, кто лично знает его, связан с ним. Больше я ничего не могу предположить. Тех, кто меня допрашивал, интересовали данные о "специальной военной операции". Но я об этом вообще не пишу. Максимум – занимаюсь рерайтом того, что уже есть в интернете.
– Кавказ.Реалии когда-то писал про ваш штраф за публикацию символики "Умного голосования". Это был единственный раз, когда вас преследовали?
– Это был первый раз. Дальше в течение этого года мне выносили предостережения, когда мы выходили в пикеты, но задержаний не было.
– Вы тогда признали свою вину?
– Нет, потому что символика "Умного голосования" еще не была признана экстремистской. Они просто ссылались на то, что это проект Алексея Навального. Плюс я фотографировала не саму символику, а плакат на стенде своего кандидата, поэтому я вину не признала, но штраф оплатила. Позже выяснилось, что мое дело не подходит для ЕСПЧ и что с ним надо обращаться в Совет ООН по правам человека. Но пока время шло, началась "спецоперация", и для меня это уже потеряло какой-то смысл.
– Вы упомянули пикеты. Против чего вы выходили?
– Я общаюсь с ребятами из партии "Яблоко". Я не сторонник, я в ней не состою. Мы просто выходили в поддержку "Мемориала" (правозащитная организация, ликвидированная в России решением суда. – Прим. ред.) и в поддержку Заремы Мусаевой. И за это мне выносили предостережение.
– С вами в пикеты выходило много людей?
– Включая меня, нас было три или четыре человека – мы выходили в разное время. Один парень был и вовсе в Таганроге.
– А против "специальной военной операции" вы не выходили?
– Нет, но мы помогали тем, кто выходил. Собирали передачи ребятам в суды, спецприемники.
– В Ростове-на-Дону много людей, подвергшихся преследованию за свою антивоенную позицию?
– 6 марта был массовый митинг, и тогда было очень много задержанных. Среди них был даже какой-то профессор из института, который вышел с тортом из дома, другими словами, много "левых" людей, не причастных к антивоенным акциям. Но были и те, кто непосредственно митинговал. И это были самые массовые задержания на моей памяти. Были заполнены все спецприемники, людей даже увозили в другие города Ростовской области.
– С какими темами вы работаете как журналист?
– Я работаю в издании RusNews и в основном занимаюсь социальными и политическими темами: судами, репрессиями, митингами. Если я пишу про "специальную военную операцию", то только непосредственно про наш город. Например, что солдат не лечат или что-то такое.
– Как давно вы работаете с этим изданием?
– С весны прошлого года.
– Вы считаете себя оппозиционной журналисткой?
– Нет, я не считаю себя оппозиционной журналисткой, потому что стараюсь сохранять в журналистике отстранённость. Плюс я чаще делаю видео, то есть лишь фиксирую, что происходит, что говорят люди, это не отражает мои собственные эмоции. Как активистка я тоже не могу себя считать оппозиционной – у нас просто разные взгляды и мнения.
– Как вы оцениваете уровень общественной активности в Ростовской области? Насколько люди готовы отстаивать свои интересы?
Многие запуганы, могут сказать что-то максимум в личном разговоре с друзьями или родственниками
– Это сложный вопрос. Нельзя сказать, сколько таких людей, потому что многие запуганы, могут сказать что-то максимум в личном разговоре с друзьями или родственниками, но выходить на улицу и отстаивать это готовы единицы, потому что всем страшно, мне так кажется.
– Те же антивоенные пикеты в Ростове-на-Дону не очень часто бывают?
– Они были в самом начале, когда только начинали штрафовать за "дискредитацию" армии и "фейки". Была, например, Анастасия Николаева, которая вышла просто с белым плакатом, и ее арестовали. Постепенно таких пикетов стало меньше. Периодически появляются новости о них, но это редкие случаи.
– А в плане преследования активистов Ростовская область выделяется среди других регионов?
– Мне кажется, что да, потому что у нас многие дела известны на федеральном уровне. "Ростовское дело", когда Яна Сидорова и Владислава Мордасова посадили на четыре года, дело Насти Шевченко. А мой административный арест за символику "Умного голосования" и вовсе был первым в своем роде.
– Насколько мне известно, в Ростовской области преследовали и ряд журналистов.
– Да, как минимум это Сергей Резник и Игорь Хорошилов.
– Какие шаги вы будете предпринимать дальше?
– Мне надо выяснить сперва, что это за пять миллионов долга. А вообще сейчас у нас выборы, буду продолжать работать на них и заниматься своей обычной деятельностью.
– Обжаловать неправомерность обыска не будете?
– Мы еще не встречались с адвокатом, поэтому я еще не знаю, что можно здесь сделать.
– Вас поддержали коллеги, общественные организации?
– Огромное спасибо моим друзьям, которым я успела с утра сообщить, что у меня обыск. Они подняли шумиху, написали всем, кому можно. Многие СМИ поддержали, политические активисты. Это очень приятно. Мне кажется, что в прошлом году поддержка сыграла основную роль в том, что меня отпустили [заменив арест штрафом]. Когда ты понимаешь, что ты не один, тебе намного легче становится.
– На ваш взгляд, насколько сейчас опасно заниматься в России журналистикой и политическим активизмом?
Если какой-то журналист неудобен, если он пишет о деятельности правоохранительных органов, он также попадает под репрессии
– Мне кажется, очень опасно, потому что есть новая статья о "дискредитации" армии, нельзя писать, как есть. Журналистов задерживают и просто на митингах, когда они заняты своей работой. И в целом: если какой-то журналист неудобен, если он пишет о деятельности правоохранительных органов, он также попадает под репрессии. Это касается не только журналистов, но и политических, гражданских, экоактивистов – всех неравнодушных людей. А сейчас ты можешь даже не быть активистом, просто выскажешь свое мнение – и уже попадаешь под репрессии. Сейчас, мне кажется, всех начали под одну гребенку грести.
– Вы не собираетесь прекращать журналистскую деятельность или покидать Ростовскую область?
– Журналистскую деятельность я не буду прекращать, продолжу работать. А Россию покидать мне не хочется. Это было мое решение – оставаться в стране. Что будет дальше – не знаю.
***
Утром 8 сентября обыск по делу Пономарева прошел не только у Беллы Насибян – в Екатеринбурге и Тюмени у главного редактора "Вечерних ведомостей" Владислава Постникова и у экс-редактора портала "Тюмень-Про" и внештатного корреспондента Сибирь.Реалии Юлии Глазовой также провели обыски.
Илья Пономарев – экс-депутат Госдумы РФ, последние несколько лет проживающий в Украине. В августе 2022 года рассказал, что за убийством пропагандистки Дарьи Дугиной стоит российское партизанское сопротивление под названием "Национальная республиканская армия". Коптевский районный суд Москвы заочно арестовал бывшего депутата Госдумы Илью Пономарева за распространение "фейков" о российской армии.
В 2021 году Беллу Насибян арестовали на пять суток из-за публикации в инстаграме с символикой "Умного голосования". Ростовский областной суд пересмотрел это решение и, учтя наличие у нее малолетнего ребенка, заменил арест штрафом в две тысячи рублей.
Форум