В России, по официальным данным, 1 132 087 человек с положительным ВИЧ-статусом. Количество подтвержденных смертей от СПИДа – 413 390. Заболеваемость ВИЧ-инфекцией в пересчете на 100 тысяч человек в России в десять раз выше, чем в странах Евросоюза. Кроме того, Россия входит в пятерку стран с самой высокой скоростью распространения ВИЧ-инфекции, а число людей с положительным ВИЧ-статусом на самом деле может достигать 1,5 миллионов – не диагностированы до трети носителей вируса, полагает руководитель центра по профилактике и борьбе со СПИДом Вадим Покровский.
Как становятся ВИЧ-диссидентами, что происходит с носителями вируса в тюрьме, как рожают женщины с ВИЧ и почему многие до сих пор не получают жизненно необходимую терапию. Во Всемирный день борьбы со СПИДом, который ежегодно отмечается 1 декабря, Настоящее Время рассказывает истории людей, живущих с ВИЧ в России.
Как стать ВИЧ-диссиденткой и как перестать ею быть
"Однажды у меня случилась буквально минутная половая связь незащищенная, и через год я встретила на улице этого молодого человека. Он мне в открытую сказал: "Иди проверяйся", – с такой ухмылкой. Я говорю: "А зачем? Со мной все хорошо". – "Ну это ты так думаешь, не одному же мне с этой заразой ходить", – Светлана рассказывает, как узнала о своем ВИЧ-статусе в 25 лет.
К тому моменту она уже много лет употребляла наркотики, но всегда была "аккуратным наркоманом": носила в кармане свой личный упакованный шприц, регулярно тестировалась на ВИЧ-инфекцию.
"Я знаю точно, что заразилась половым путем. И я была готова к тому, что заражусь через инъекционные наркотики, но вот что я другим способом на себя эту болячку прилепила – для меня это, конечно, стало шоком", – говорит Светлана.
"ВИЧ-инфекция передается тремя основными путями. Первый путь, наиболее интуитивно понятный, – это половой путь, при незащищенных сексуальных контактах, будь то анальный, вагинальный секс. Второй – это через кровь, чаще всего это актуальней, в частности для России, среди людей, употребляющих наркотики, при использовании нестерильного инструментария, то есть когда одинаковые шприцы или баночки, где набирают наркотики, и так далее, гемоконтакт называется. И третий путь – когда ВИЧ-позитивная мама не принимает антиретровирусную терапию, она способна передать свою инфекцию новорожденному ребенку", – объясняет Николай Лунченков, врач-инфекционист, координатор проектов по здоровью ЕКОМ (Евразийской коалиции по здоровью, правам, гендерному и сексуальному многообразию).
Сегодня все ВИЧ-положительные граждане России имеют право на получение бесплатной антиретровирусной терапии – комплекса лекарств, останавливающих развитие ВИЧ-инфекции, снижающих вирусную нагрузку и восстанавливающих иммунитет. При этом антиретровирусная терапия должна назначаться незамедлительно, когда пациент обратился в центр СПИД по месту жительства. Лекарства выдают на шесть месяцев.
Наиболее подвержены инфицированию люди из нескольких ключевых групп, объясняет Лунченков: "Мы выделяем людей, употребляющих наркотики, сотрудников и сотрудниц коммерческого секса, а также мужчин, практикующих секс с мужчинами".
"Когда мне сказали, что у меня ВИЧ-инфекция, я почему-то решила, что мне осталось жить три года, – вспоминает Светлана. – Я пришла домой, рассказала маме, мама, конечно, была в шоке – вплоть до того, что отдельную посуду мне выделила. Когда я ходила там в туалет, [говорила]: "Пожалуйста, возьми "Белизну" и помой все за собой".
Первые восемь лет жизни с положительным статусом Светлана была ВИЧ-диссидентом – человеком, отрицающим существование болезни. Она говорила о своем статусе партнерам и использовала презервативы во время половых связей, но не лечилась.
В период своего ВИЧ-диссидентства Светлана заболела двусторонней пневмонией. "Скорая" приезжала на вызовы, делала уколы жаропонижающих препаратов, но отказывалась забирать женщину в больницу из-за положительного ВИЧ-статуса. Это продолжалось полтора месяца. Светлана похудела на двадцать килограммов и привыкла к ежедневной температуре под сорок.
"В последний раз я вызвала "скорую" и мужу говорю: "Если меня сейчас не заберут, то все, я выхожу и выкидываюсь с балкона". Потому что это было невозможно: эти лихорадки, этот бред, эта ужасная температура, – вспоминает Светлана. – Приехала "скорая", там был молодой мальчик-фельдшер. Говорит: "Поедешь в больницу?" И вот он один-единственный из всех не спросил, есть ли у меня ВИЧ или какие-то заболевания. Может быть, по-человечески отнесся, может быть, ему стало меня жалко, не знаю, может быть, он новенький в этой профессии – горел, да, людей спасал".
Врач-инфекционист Николай Лунченков объясняет, что если не принимать антиретровирусную терапию, то болезнь будет прогрессировать в естественных условиях: "Вирус иммунодефицита ориентируется на клетки иммунной системы, которые, условно говоря, защищают наш организм от каких-либо других бактерий, вирусов и так далее. Если человек не принимает антиретровирусную терапию, то вирус иммунодефицита убивает эти иммунные клетки и, по сути, человек остается без иммунитета". Отсутствие терапии может привести к развитию заболеваний, сопутствующих ВИЧ, таких как туберкулез, криптококковый менингит, тяжелые бактериальные инфекции и онкологические заболевания, в частности лимфомы и саркома Капоши.
Муж Светланы тоже был ВИЧ-положительным. Принимать АРВ-препараты партнеры решили, когда захотели завести ребенка. "Я просто подумала: а вдруг действительно что-то есть? Я себе никогда не смогу простить, если у меня была возможность родить здорового ребенка, а я родила больного ребенка", – объясняет Светлана.
Передача вируса ребенку от матери, живущей с ВИЧ, может произойти во время беременности и родов или после родов при грудном вскармливании. При отсутствии вмешательств риск передачи инфекции во время беременности и родов оценивается в 15-30%. При этом грудное вскармливание повышает риск передачи ВИЧ на 10-15%. Этот риск зависит от клинических факторов, а также от режима и продолжительности грудного вскармливания. Применение антиретровирусной терапии во время беременности, родов и кормления грудью позволяет снизить риск передачи ВИЧ от матери ребенку до 5% и менее.
Пять раз врачи в женской консультации предлагали Светлане сделать аборт из-за ее ВИЧ-статуса, но в 2016 году она выносила здорового ребенка.
Когда ребенок родился, муж Светланы попал в больницу с туберкулезным менингитом. Тогда же она прекратила принимать терапию: "У меня умирал муж, мне было не до этого". Спустя неделю после его смерти у Светланы выявили сопутствующее заболевание, которое могло привести уже и к ее скорой гибели. Процесс лечения занял более двух лет. С тех пор перерывов в терапии она решила не делать.
Сейчас Светлана живет в Новосибирске, где работает равным консультантом – поддерживает людей, живущих с ВИЧ, исходя из своего личного опыта. Она регулярно принимает терапию и воспитывает дочь.
"Я люблю работать с тяжелыми клиентами, – говорит Светлана. – Это такие же, как я: от которых отказались все родственники, на которых поставили крест, которых все считают кончеными, что уже им ничем помочь в жизни нельзя. Я понимаю, что можно. Никогда нельзя отворачиваться от человека".
Терапия только для москвичей и борьба государства с гей-сообществом
Уже 15 лет в Орле работает организация "Феникс ПЛЮС" (российские власти признали ее "иностранным агентом"). Она помогает гомосексуальным мужчинам, бисексуалам и трансгендерным персонам определить свой ВИЧ-статус, получить поддержку и терапию. Евгений Писемский, возглавляющий "Феникс ПЛЮС", узнал о своем ВИЧ-статусе 20 лет назад.
"У меня был очень сложный год: я потерял маму, папа очень сильно пил, сестру посадили. Отцу я сказал [о ВИЧ-статусе] и никакой поддержки не получил, он со мной об этом не разговаривал. По сути дела, за кризисом, который связан с ВИЧ, у меня был какой-то семейный кризис, потому что я в течение года всю свою семью потерял и остался жить один – через год умер еще и папа. Я был в достаточно долгом кризисе, года два, пока не пришел в группу взаимопомощи людей с ВИЧ. Потом потихонечку начал выбираться с помощью опыта других людей", – рассказывает Писемский.
Когда Евгений узнал о своем статусе, лечение не было доступно всем людям, живущим с ВИЧ, лишь единицы получали препараты.
"Слава богу, мне на тот момент не нужна была антиретровирусная терапия [от государства], тогда я уже как активист выходил к Белому дому, мы требовали лечения у правительства. И через какое-то время лечение появилось. Но вот этот страх, что в какой-то момент оно может пропасть, – этот страх не покидал меня практически никогда. Может быть, у меня уверенность появилась как у активиста, потому что я знал, где купить лекарства, что кто-то меня выручит. Но все равно был страх того, что что-то может произойти – и лекарств не будет. А если лекарств не будет, то я умру", – говорит Евгений.
Когда "Феникс ПЛЮС" признали "иностранным агентом", Евгений начал получать угрозы в свой адрес. Он обратился в полицию, но его заявление проигнорировали. Тогда Писемский решил переехать из Орла в Москву, чтобы обеспечить свою безопасность. Но из-за того, что у него нет постоянной регистрации в Москве (того, что раньше называлось "пропиской"), он не может получать терапию в московском центре СПИД.
"Москва на самом деле один из тех регионов, который даже никакие варианты не предлагает, чтобы исправить ситуацию. В некоторых регионах все-таки идут пациентам навстречу и даже без регистрации можно получить [препараты], но не в Москве. И надо сказать, что эта ситуация очень типична именно для гей-сообщества. Почему? Потому что в гей-сообществе очень высокий уровень миграции: люди уезжают из маленьких городов в большие, потому что там, где они живут, они сталкиваются со стигмой, с дискриминацией, там их не принимают родители, на работе – и естественным образом люди уезжают в большой город, чтобы наладить свою жизнь. Речь идет о десятках тысяч людей", – говорит Писемский.
Активист отмечает, в России существует скрытая эпидемия ВИЧ среди гей-сообщества, и объясняет бездействие Московского центра СПИД "неосознанной гомофобией":
"Ну дайте людям таблетки. Понятно, что они переехали в большой город и они вряд ли уедут. Значит, они продолжают тут жить, распространяют тут ВИЧ-инфекцию. И это переносится все больше и больше и на другую популяцию, потому что бисексуальные люди имеют контакты сексуальные и с мужчинами, и с женщинами. То есть в итоге это катастрофа, и на эту катастрофу никак не реагирует правительство", – резюмирует Писемский.
Время в пути по маршруту Москва – Орел – четыре часа. Евгений отмечает, что находится в выгодном положении по сравнению со многими ВИЧ-положительными людьми, решившими переехать из более отдаленных регионов России.
Юрист и правозащитник Александр Ездоков объясняет, что согласно ФЗ-323 медицинская помощь должна быть приближена к месту работы, учебы и проживания гражданина Российской Федерации. Если человек переехал в другой город на длительный срок, он может добиться получения терапии. При этом существует федеральный регистр ВИЧ, по которому пациент не может получать терапию в двух местах, он должен быть прикреплен к одному региону.
"Исключение у нас Москва, это особенный орган, который не ставит на учет пациентов с ВИЧ с иногородней пропиской, хоть и проживающих в Москве по несколько лет. И ничего, к сожалению, мы с этим сделать не можем. Хотя госпожа Голикова заявила, что она их заставит. Но, похоже, не заставила", – говорит юрист. Ранее вице-премьер РФ Татьяна Голикова поручила ведомствам сделать доступной АРВ-терапию для пациентов без регистрации в конкретном регионе до 1 апреля 2021 года.
За последние два года "Феникс ПЛЮС" помогла протестироваться 35 тысячам людей из гей-сообщества. У более трех тысяч из них выявили ВИЧ-инфекцию. Евгений подчеркивает, что такие точечные тесты в группах риска эффективнее "случайного" тестирования, о котором отчитываются госорганы: "Государство нам говорит, что оно делает миллион тестов в год, но экономическая эффективность такого тестирования очень низкая".
После признания организации "иноагентом" анонимное и бесплатное тестирование людей из гей-сообщества пришлось прекратить из-за возникших сложностей с получением дополнительного финансирования.
"Всё, мы как организация ходим только на суды, пытаемся найти хоть какие-то деньги для того, чтобы продолжать работать. Мы теперь не тестируем такое большое количество людей, не выявляем их и не мотивируем, чтобы они пошли в центр СПИДа и получили лечение", – сетует Писемский. Он не знает, как будут развиваться события для "Феникс ПЛЮС" и замечает, что раньше проекты организации на базе орловского центра СПИД выигрывали федеральные награды за свою работу.
"Тема ВИЧ – она политическая, и тут надо принимать решения политические, а значит – финансировать гей-организации. Они лучше всех могут заниматься профилактикой ВИЧ среди мужчин, практикующих секс с мужчинами. Ну а как мы будем их финансировать, если они все "иностранные агенты" и это все "происки Запада"?" – размышляет Евгений Писемский.
Излишнюю политизированность ВИЧ также отмечает Алексей Лахов, консультант Европейского бюро ВОЗ и Управления ООН по наркотикам и преступности: "Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что Россия – наряду с Сирией, Беларусью и Никарагуа – проголосовала против принятия Политической декларации по СПИДу в ООН, в которой много внимания уделяется соблюдению прав человека и вовлечению в борьбу с эпидемией сообществ, наиболее затронутых этим заболеванием. Признание НКО, занимающихся профилактикой ВИЧ-инфекции, особенно среди ключевых групп населения, "иностранными агентами" способствует повышению тревожности и настороженности у других организаций, занимающихся решением этой проблемы. Это усложняет их и без того непростую работу", – говорит Лахов.
"Вы, спидозные, чего сюда бегаете?" Как рожают с ВИЧ
Люсе было 22 года, когда она заразилась ВИЧ от подруги, вместе с которой употребляла героин, пользуясь одним шприцем. Тогда же началось ее "лютое" употребление наркотиков из-за самостигмы.
"Шло непринятие, что я сейчас не такая, как все. Я в какой-то момент не могла общаться с людьми, закрылась, мне было стыдно, что у меня есть такое вот. И еще был такой момент, просто ужас: все в нашей компании, кто употреблял, естественно, мы по цепочке все друг-друга перезаражали. А на учете стояли только мы с подружкой, все остальные не стояли – и нас постоянно гнобили, что это чуть ли не мы всех заразили, потому что мы стоим на учете, а они нет. Еще поэтому мне было очень стыдно, стремно", – делится Люся.
Выходом стал переезд из родного Екатеринбурга в Казань, где жил ее молодой человек, с которым она познакомилась в чате для ВИЧ-положительных. По словам Люси, у нее была низкая вирусная нагрузка, поэтому она не употребляла терапию до 2014 года, пока не забеременела.
Чтобы получить терапию в Казани, Люся сделала временную прописку, но, несмотря на это, долгое время ей не выдавали АРВ-препараты: "Хотели ввести какое-то правило давать только тем, кто на постоянной прописке, а кто на временной – нет. А я же беременная, меня нельзя оставлять без терапии. Мне заведующая [больницей] все-таки написала, чтобы мне давали терапию, – рассказывает Люся. – Мне повезло в какой-то степени, беременность меня спасла".
Беременность была сложной. Почти весь срок молодая женщина пролежала на сохранении в двух роддомах Казани, где столкнулась с дискриминацией – со стороны и медработников, и других пациентов.
"На 24-й неделе у меня началось сильное кровотечение, я чуть ребенка не потеряла. Мы вызвали, естественно, "скорую", меня привезли [в больницу]. Пока оформляли, говорят: "Утром, после девяти, будем всем делать УЗИ". Я беременна, у меня там неизвестно что происходит, – по сути, в экстренном порядке меня должны были в первых числах отвести на это УЗИ. А у них такой порядок: сначала идут не больные девочки, а потом – ВИЧ-положительные. В итоге я приехала в семь утра, а дошла до УЗИ только в три часа дня", – говорит Люся.
На 29-й неделе ее положили в 4-ю городскую больницу на сохранение. Девушкам с ВИЧ-положительным статусом выделили отдельную палату с ржавым "совдеповским" туалетом, отгороженным от помещения только шторкой.
"Мы бегали все равно в другой туалет, где кабинки. Это некрасиво как-то – друг с другом лежать и делать какие-то вещи за шторкой. Кто-то из медсестер ляпнул другим девочкам на нашем этаже, что мы – ВИЧ-положительные и что мы ходим к ним в туалет. В общем, эти девочки начали ходить к нам разбираться: "Вы, спидозные, че вы сюда бегаете, да мы садимся на это унитаз, да мы заразимся", – делится Люся. – Мы уже как раз на тот момент родили, наши детки лежали в кювезе. Прямо нам угрожали, что они нас изобьют, если нас увидят [в общем туалете]".
Врач-инфекционист Николай Лунченков говорит, что "бесчеловечное отношение", с которым столкнулась Люся, не имеет ничего общего с медициной: "Если мы с вами посмотрим на западный мир, вы нигде никогда не увидите наличие специальных палат для людей, живущих с ВИЧ. Даже в принципе сама эта идея – она невозможна. Более того, для чего это нужно, совершенно непонятно. Только из-за какого-то предубеждения, страха и вот такой вот стигмы".
Лунченков отмечает, что разглашение ВИЧ-статуса преследуется по закону, потому что ВИЧ – это диагноз, защищенный врачебной тайной. В отношении человека, который ее разгласил (как в случае с медсестрами, рассказавшими о статусе Люси), могут возбудить уголовное дело по 137-й статье УК РФ ("Нарушение неприкосновенности частной жизни"). Максимальное наказание – лишение свободы на срок до двух лет с лишением права занимать определенные должности, в том числе в системе здравоохранения, до трех лет.
Юрист Александр Ездоков замечает: важно, кому разглашается статус ВИЧ-положительного человека. "Если врач сказал врачу и они вместе ведут пациента, вместе работают с пациентом, то это не является разглашением. А если медицинский работник пришел домой и начал об этом говорить знакомым, то это уже является разглашением, причем ответственность за разглашение статуса несут не только медицинские работники, но и все, кому об этом стало известно. То, что якобы только медицинские работники несут [ответственность], – это глубокое заблуждение. Несут ответственность все, – говорит юрист. – Так что если кто-то из живущих с ВИЧ столкнулся с этим, не надо бояться защищать права, надо просто наказывать людей за их длинный язык".
"Я помню свое состояние: я просто всегда сидела [в палате] и молчала. Сейчас бы, конечно, когда есть принятие, когда знаю, что у меня есть право голоса, я бы там просто поставила на вид сотрудников больницы – они не имеют право распространять [ВИЧ-статус], я бы просто там до суда довела дело", – рассуждает Люся.
Ее новорожденному сыну назначили препараты для профилактики передачи ВИЧ от матери. Их прием начинается в первые шесть часов после рождения – и не позднее трех суток – и продолжается в течение 28 дней. У ребенка ВИЧ не выявили.
Люся не знала, что может получать терапию и после выписки из роддома. Спустя три месяца у нее резко ухудшилось здоровье из-за медикаментозной ремиссии, и она обратилась в центр СПИД.
"Мне не давали терапию без психолога, потому что у них такое правило привилось: надо сначала к психологу сходить, и психолог узнает, почему я не принимала терапию. Появились такие случаи, что люди приходят, берут терапию, а потом ее не принимают. Если несколько раз так происходит, то они могут на каких-то чуть ли не законных [основаниях] не давать человеку [терапию] больше. "Он не хочет жить, зачем ему давать" – это мне так объяснили врач и психолог", – рассказывает Люся. С 2020 года она не пьет алкоголь, давно прекратила употреблять наркотики и систематически принимает терапию.
"Даже не шмонали: "Спидовые, спидовые!" Как с ВИЧ сидят в тюрьме
17-летний Дмитрий Темерханов узнал о своем статусе ВИЧ, попав с друзьями в больницу: у всех четверых обнаружили гепатит. К тому моменту он употреблял наркотики уже пять лет: с теми же друзьями варил "ханку" в подвале дома в Екатеринбурге, а шприцы использовал из общей кружки.
"Я вообще ничего не знал, 1997 год. Почему-то я думал, что у меня уши отвалятся, что мне жить два месяца осталось, что я умру от каких-то гнойных ран. И я украл шапку норковую у врача и решил поставить себе "золотой укол" – много наркотиков взять и передоз сделать", – вспоминает Дмитрий, которому ошибочно сказали, что у него не ВИЧ, а уже СПИД.
Очнулся Темерханов в реанимации, откуда его перевели в психиатрическую больницу. Психолог, которая навещала Дмитрия, объяснила ему, что у него ВИЧ и что он может прожить еще пять-семь лет. "Ну я смирился. Думаю, ни фига: пять-семь лет еще можно жить! И с того момента начал там себе отмерять жизнь", – рассказывает Дмитрий.
В 2000 году Темерханова отправили отбывать срок за кражи в ИК-2 в Свердловской области. Там он впервые столкнулся со стигмой из-за своего положительного ВИЧ-статуса.
"Нас было шесть человек в карантине, санитарная зона, даже не шмонали, [говорили]: "Спидовые, спидовые!" Нам, короче, чуть ли не закидывали еду, как собакам, как прокаженным [в камеру], боялись. Заходили в нескольких перчатках, нескольких масках", – говорит Дмитрий.
На карантине Темирханова приняли "жутко": "И ломали, и к столу пристегивали, и хлестали там шлангами – было, было. Это зэки, но, опять же, они че – от администрации шагают". Для него и других заключенных с ВИЧ организовали первый в Свердловской области ВИЧ-отряд, где их изолировали от остальных: там заключенные мылись, ели, раз в неделю к ним приходил врач, а для длительных свиданий выделяли отдельный день, после чего все комнаты мыли с хлоркой.
Именно в ИК-2 Дмитрий начал заниматься ВИЧ-активизмом: изучал вопросы дискриминации и стигмы, договорился с начальником колонии, чтобы ВИЧ-положительные ходили в церковь и библиотеку, и даже публиковал свои стихи в журнале "Шаги".
Когда Дмитрий вышел из тюрьмы, он забросил активизм, снова начал употреблять наркотики и воровать. Отбыл еще несколько сроков за кражи, разбой и оружие. Предпоследний был в Томской области.
"Я уже был на АРВТ в 2008 году, а там терапию не завозили [в колонию], не было диетического питания. К ВИЧ-положительным было такое отношение, как будто их нет, короче, вообще", – рассказывает Дмитрий.
Вместе с другим ВИЧ-положительными Дмитрий пошел к "смотрящему" лагеря с просьбой помочь: "Первый шаг – это жалобы, если жалобы не выстреливают, значит, мы идем на контрмеры – это групповое вскрытие, – объясняет Дмитрий. – Отправили жалобы сначала, около 50 человек нас было ВИЧ-положительных в лагере. Жалобы проигнорированы были. И вот вышли на плац около 50 человек и просто исцарапались. И все: сразу комиссия, сразу "режим сломали", сразу терапия, сразу второго врача, [старого] сменили, замначальника сменили. А нас двоих прикрыли под крышу в БУР (барак усиленного режима – НВ) за какую-то херню. Ну знали все равно, что мы там [зачинщики]".
В 2013 году, после очередного срока и реабилитации, Дмитрий завязал с наркотиками при помощи групп взаимопомощи анонимных наркоманов. Тогда же он организовал свою группу в Екатеринбурге, пошел работать в фонд "Новая жизнь" равным консультантом, социальным работником и специалистом по ВИЧ, а позднее присоединился к движению "Пациентский контроль". Сейчас 41-летний Дмитрий решает вопросы с перебоями поставки лекарств, сменой медикаментов без показаний или отказами в предоставлении терапии в Свердловской области.
Перебои с поставкой препаратов от ВИЧ-инфекции в России случаются регулярно. Алексей Лахов рекомендует сообщать о них как раз в "Пациентский контроль": "К сожалению, не всегда регионам удается рассчитать количество лекарств, которые потребуются им для обеспечения всех пациентов с ВИЧ, включая вновь выявленных. Не всегда лекарства вовремя закупаются на федеральном уровне. Это приводит к перебоям с препаратами, необоснованной замене одних препаратов другими и другим проблемам. Кроме того, на фоне пандемии COVID-19 и перепрофилирования инфекционных больниц и лабораторий под коронавирус обострилась проблема с доступом к различным тест-системам, в том числе – для отслеживания вирусной нагрузки и количества клеток иммунитета. Эти анализы нужны людям с ВИЧ для контролирования эффективности применяемой терапии".
Вместе с фондом "Новая жизнь" Дмитрий посещает исправительные колонии и пытается помочь заключенным с ВИЧ: "Зэки же думают, что им отраву дают, что вот самое плохое в колониях. Что вот они освободятся – и в СПИД-центре им хорошие какие-то терапии дадут. Я им говорю как есть: вы можете вообще не освободиться и не дожить до этого момента, чтобы здесь получить, в СПИД-центре, терапию".
На данный момент Россия лидирует среди европейских стран по смертности заключенных. Томская область, где Дмитрий отбывал свой предпоследний срок, входит в число регионов РФ, где доля ВИЧ-инфицированных заключенных приближается к четверти от общего числа тюремного населения.
На вопрос, как сейчас обстоят дела с ВИЧ-инфицированными заключенными в Свердловской области, Дмитрий отвечает, что давно не посещал их, поэтому у него нет "свежей информации". По его словам, из-за коронавируса стало сложнее получить пропуск в колонию: у посетителей требуют ПЦР-тесты, а для четырех активистов, с которыми ездит Дмитрий, это слишком дорого.
"Конечно, была злость!" Преднамеренное заражение ВИЧ и Уголовный кодекс
"У бывшего молодого человека был ВИЧ-статус, и он был диссидентом. Но мы с ним предохранялись как бы всегда, поэтому я думала, что ничего, меня пронесет. Видимо, даже это не помогло. Я, если честно, была уверена, что у меня ничего нет, но так как прецедент, я решила провериться", – рассказывает 22-летняя Аня (имя изменено). О статусе она узнала, пройдя тестирование в синем автобусе фонда "Гуманитарное действие" (признан "иностранным агентом") в Санкт-Петербурге.
Бывший молодой человек Анны, с которым девушка встречалась с 17 лет, не рассказывал ей о своем ВИЧ-статусе первые полгода отношений, но при этом поддерживал с ней половую связь.
"Когда мы уже расстались, до меня дошли слухи, [что он заражал других девушек]. Недавно мне рассказали, что еще девочка какая-то, которая с ним встречалась, тоже заразилась и узнала, что он уже полтора года вроде как стоит на учете в СПИД-центре", — говорит Анна.
Анна обратилась за помощью в центр СПИДа, а также проконсультировалась с правозащитниками, чтобы узнать, можно ли наказать ее бывшего молодого человека: "Конечно, у меня была злость, я офигела с этого! И я даже пошла спрашивать в СПИД-центр, что с этим делать. Мне сказали, что если я не найду этих девочек и они не согласятся вместе со мной давать показания, то это, в принципе, бесполезно, даже если я решу на него в суд подать. Потому что если единичные случаи – то это очень тяжело доказать. В общем, очень долгий процесс, и, может быть, это все в худшую сторону для меня обернется, потому что сами понимаете, не очень приятно, чтобы все вокруг об этом узнали", – объясняет Анна, которая не хочет раскрывать свой статус родным и друзьям.
В УК РФ действительно существует статья 122, которая предусматривает наказание за преднамеренное заражение ВИЧ. Однако некоторые правозащитники считают, что она дискриминирует людей, живущих с вирусом иммунодефицита. Юрист Александр Ездоков, например, считает, что ответственность такие люди должны нести по другим статьям УК РФ, включая нанесение вреда здоровью:
"Она (122-я статья) выделяет [людей, живущих с ВИЧ], в отдельную группу, которую дискриминирует государство отдельным уголовным наказанием. Хотя приносится вред здоровью потерпевшего – но почему-то наш законодатель не желает привлекать к ответственности ВИЧ-позитивного по уголовной статье за нанесение вреда здоровью, а санкций значительно больше по 122-й", – рассуждает Ездоков.
Сейчас Анна работает в благотворительном фонде, намного спокойнее относится к своему статусу ВИЧ, но предпочитает не раскрывать его даже родственникам и друзьям. Лекарства она пьет "на автомате", хотя ранее была убеждена, что АРВ-терапия сопряжена с большим количеством "побочек": "Я вроде как понимала, но [было] вот это ощущение, что ты привязан всегда: тебе надо проходить обследование, тебе всегда надо пить таблетки в одно и то же время. Очень сильный был страх. Я просыпалась среди ночи, что – ой! я не выпила таблетку, что я там умру, если я не выпью таблетки. Обычно говорят, что год для принятия диагноза нужен. У меня – где-то через полгода – восемь месяцев".
Врач-инфекционист Николай Лунченков объясняет, что современная АРВ-терапия, необходимая людям с ВИЧ, фактически не имеет побочных эффектов. "Во-первых, нет побочных эффектов с которыми невозможно справиться. Если они возникают, то можно прийти и обсудить это с врачом, терапию всегда можно заменить. Во-вторых, это очень маленький процент [пациентов], у кого они начинаются", – объясняет врач.
