Ровно три года назад в квартиру жительницы небольшого города Усолье-Сибирское в Иркутской области постучали полицейские в штатском – они попросили многодетную мать "исполнить свой гражданский долг и съездить в участок на опознание возможных убийц соседа". В кабинете 321 Усольского ОВД Марину Рузаеву, как установят следователи ангарского Следкома, несколько часов пытали, заставляя подписать признание в убийстве: приковали наручниками к скамейке и стали бить электрошокером, надевали пакет на голову и били по голове и телу – психотравмы и повреждения позвоночника усольчанка до сих пор пытается вылечить.
В течение трех лет Марине и ее мужу, ставшему после пыток жены правозащитником, трижды удавалось добиться возбуждения уголовного дела на троих оперативников, пытавших женщину в отделении. Накануне трехлетнего "юбилея" они узнали о том, что дело о пытках полицейскими в третий раз прекратили еще в ноябре "в связи с отсутствием события преступления". В декабре на следователя, который занимался расследованием пыточного дела, завели уголовное дело о фальсификации его материалов.
"Они меня жгли, жгли, жгли"
Нападение на Марину Рузаеву произошло 2 января 2016 года. Вытащить жену из единственного на все Усолье отделения полиции Павлу Глущенко удалось только спустя 5 с половиной часов. По словам Глущенко, заявление на истязателей Марины было подано сразу же – 3 января 2016 года, однако возбуждение уголовного дела по неизвестной причине затянули на целый месяц. С тех пор уголовное дело №85905 дважды закрывал усольский Следком – и дважды юристам правозащитного фонда "Общественный вердикт" удавалось отменить эти незаконные решения. В ноябре 2018 года постановление о прекращении "пыточного дела" (документ есть в распоряжении редакции) принял уже Следком Иркутской области с резолюцией "в связи с отсутствием события преступления", несмотря на десятки судмедэкспертиз, подтвердивших многочисленные травмы усольчанки, и результаты исследований обвиненных полицейских на полиграфе, зафиксировавшие факт пыток.
Оперативник Корбут клятвенно меня заверил в том, что с Марины "и волос не упадет, доставят обратно в целости и сохранности"
– Полицейские в штатском постучали к нам 2 января поздно вечером. Мне очень не хотелось отпускать жену одну даже в компании полицейских, поэтому я предложил поехать с ними, подождать Марину в отделении. Оперативник Корбут клятвенно меня заверил в том, что с Марины "и волос не упадет, доставят обратно в целости и сохранности", – вспоминает муж Марины Павел Глущенко. – Забрать жену из отделения мне удалось только в полдвенадцатого ночи, спустя пять с лишним часов. Последних два часа я простоял в дежурной части отделения, обрывая внутренний телефон кабинета, в котором находилась Марина. Дежурный при этом меня убеждал, что в отделе давно никого нет: "Все ушли, ждите дома".
Сама Марина рассказывает, что полицейские вполне логично объяснили ее статус свидетеля тем, что она, как соседка и домохозяйка, могла заметить убийцу, так как живет рядом и часто находится днем дома. Уже в отделении Рузаева поняла, что обращаются с ней вовсе не как со свидетелем по делу.
– В полиции меня завели в кабинет, где уже сидел незнакомый полицейский (позже Марина опознает его в майоре МО МВД "Усольский" Денисе Самойлове). Он потребовал, чтобы я сняла сапоги. Это уже было странно. Потом те двое полицейских, что привезли меня в отделение (позже опознанные пострадавшей оперативники МО МВД "Усольский" Александр Корбут и Станислав Гольченко), встали у меня за спиной, надели мне на руки наручники, пристегнули к скамейке, а на голову надели пакет! – рассказывает пострадавшая. – Тут я уже запаниковала. "Ребята, что вы делаете?!" От меня стали требовать, чтобы я "все рассказала". Когда спросила, что именно должна рассказать, один из полицейских, стоявших позади, применил электрошокер, пинали по ноге. От страха у меня все поплыло. После меня и руками били по телу, по голове, опять шокером. Было так страшно и больно! И непонятно – за что?
Во время "допроса" в отделение привезли другого "свидетеля" усольчанина Алексея Рагимова, которого Марина под пытками упомянула как знакомого, которого в день убийства она, возможно, видела в окно вместе с погибшим.
– Они его приволокли: он видел Марину, ее состояние. После мы привлекли его к делу как свидетеля, но в 2016 году он внезапно исчез. Сейчас о нем ничего неизвестно, – рассказывает о странностях расследования Глущенко. – Марина знает его с детства на уровне "привет-пока", родных в Усолье у него нет, подать заявление о пропаже некому. Ангарские следователи, когда дело удалось перенаправить туда из усольского междусобойчика, пытались найти Рагимова для дополнительного допроса – оказалось, его квартиру продали какие-то третьи лица, дальше следы обрываются.
Около половины двенадцатого Марину толкнули с лестницы отделения – она буквально выпала в руки мужа. Уже в машине плакала, повторяла: "Они меня жгли, жгли, жгли и жгли". На возмущение Павла и желание тут же писать заявление на истязателей женщина уверяла, что "это плохо кончится для нас и детей" – так ее запугали.
Возвращаться домой было страшно: рядом избитая и перепуганная Марина с успокоительными, за спиной – испуганные дети. Что будет дальше
– Они угрожали ей, что в случае разглашения деталей "допроса" проблемы будут не только у нас, но и у родственников (они перечислили Марине точные адреса, фамилии и места работы наших родных) и детей Марины, которым сейчас 18, 11 и 7 лет. Когда к нам прибежали перепуганные после нашего звонка мама и сестра Марины Юля, сестра рассказала, что перед тем, как они поехали к Марине и практически уже стояли в дверях, в двери постучали… обвиняемые Корбут и Гольченко, с вопросом, где найти Рагимова. Юля сказала: "Я-то откуда знаю? Что, мне тоже мешок на голову наденете, и будете пытать?" Сотрудники переглянулись, и Юля расслышала, что один другому сказал: "Она им все уже рассказала!", оперативники выбежали из подъезда. Тогда в январе на семейном совете нам с мамой и сестрой жены удалось убедить Марину, что этих "оборотней в погонах" надо судить, и примерно через час после истязаний в полиции мы уже были в травмпункте, где зафиксировали телесные повреждения и многочисленные ожоги, – вспоминает Глущенко.
Той же ночью в 00.20 сотрудники травмпункта, зафиксировав телесные и ожоги от электрошокера, сообщили в отдел полиции о совершенном там преступлении, после чего к Рузаевым домой приехал участковый. Марина подала заявление в полицию, а утром Павел отвез ее заявление и в Следственный комитет. Затем Рузаева обратилась к иркутским медикам, которые зафиксировали у женщины ушибы мягких тканей головы, шеи, грудной клетки, голени и предплечья, бедер, а также несколько электроожогов на теле.
– Угрозы полицейских оказались не пустыми: нашего одноклассника, сотрудника отряда спецназа, который в соцсетях возмущался истязаниями Марины, жестоко избили. После он отправил нам фото своих ужасных побоев, а позже в присутствии адвоката передал от пытавших полицейских "привет" и обещание "ты, Глущенко, уже труп" – мы потребовали госзащиты для себя и него, попросили на личном приеме главы следственного управления обеспечить нам безопасность. В итоге его заставили на камеру заявить, что он не знает, от кого приходили сообщения, а фото побоев нам не отправлял. В какой-то период все зашло так далеко, что нам самим с детьми пришлось прятаться. 5 января в 8 часов утра нас караулили возле дома три машины (позже при проверке показаний на месте все три автомобиля мы увидели стоящими на парковке у отдела полиции!). От преследования нам удалось оторваться только в лесу, куда мы заехали по дороге в Иркутск. В Иркутске мы не попали на экспертизу, и в третий раз зафиксировали телесные повреждения в областной больнице. Возвращаться домой было страшно: рядом избитая и перепуганная Марина с успокоительными, за спиной – испуганные дети. Что будет дальше, заведут ли вообще дело? Полная неизвестность. Учитывая угрозы в адрес родственников, ехать к ним было опасно, оружия не было, защищаться не чем. Третьи сутки мы не спали совсем, – вспоминает муж пострадавшей.
Нарушений множество
Возбуждения дела о превышении должностных полномочий и применении насилия по части 3 статьи 286 Уголовного кодекса России правозащитникам удалось добиться лишь спустя месяц после нападения, а начала настоящего расследования – спустя еще полгода, когда в июле 2016 года им удалось добиться перевода дела в следственный комитет соседнего Ангарска.
– Это удалось сделать только после того, как была доказана родственная связь между главой следственного отдела усольского Следкома Денисом Зарецким и одним из подозреваемых – оперативником усольского УМВД Денисом Самойловым, – говорит Глущенко. – Более того, Следком подтвердил, что замначальника следственного отдела усольского Следкома Анохина приходится женой непосредственному начальнику обвиняемых – главе УГРО МО МВД "Усольский" Анохину. В итоге после передачи дела и создания новой следственной группы ангарские следователи уже к декабрю подготовили обвинительное заключение в отношении всех трех подозреваемых: майора Дениса Самойлова и двух оперативников УМВД Александра Корбута и Станислава Гольченко. Это обвинение – результат огромного труда ангарских следователей и сотрудников лаборатории, ведь им пришлось заново проводить множество экспертиз, которые ранее просто не были сделаны. Они же уличили подозреваемых во лжи, проведя тестирование на полиграфе, а также подтвердили правдивость показаний Марины, проведя несколько следственных экспериментов. Например, ранее якобы было установлено, что так, как она говорила, зафиксировать ее руки под скамьей было невозможно. Проверили на месте – подтвердили, что возможно и синяки от этого остаются именно такие, как у нее тогда были. Тем не менее усольский прокурор нашел в деле несколько недочетов и спустя 10 дней вернул материалы по месту регистрации – в усольский следком, с тем чтобы после устранения нарушений дело было передано в суд. Понятно, мы подозревали неладное, несмотря на то что родственника подозреваемого, Дениса Зарецкого, уже не было в усольском СКР, его отправили на пенсию, – но такой наглости мы, конечно, не ожидали: они промурыжили дело целый год(!), в декабре вынесли решение о его прекращении, а нам сообщили, несмотря на постоянные наши запросы, только в апреле! Как можно доверять новому главе следственного комитета, если нам за этим решением пришлось 4 месяца бегать?!
Опоздания в месяц при получении следующих двух постановлений о прекращении уголовного дела по пыткам Марины правозащитников уже не удивили – нарушений при расследовании, по словам Глущенко, допущено множество. Так, в начале августа суд Усолья признал, что сотрудники усольского Следкома виноваты в пропаже из дела двух ходатайств Марины Рузаевой. Внутренним приказом ведомства начальника следственного отдела и его подчиненную признали виновными в пропаже документов, но наказали их только чтением инструкции. Сама следователь, якобы "потерявшая" ходатайства, которые правозащитники передали лично в руки руководителю усольского Следкома Хангаеву В. Н., уволилась в июне 2018 года по собственному желанию.
29 декабря 2018 года правозащитникам сообщили, что на следователя Сергея Лысых, занимавшегося делом о пытках Рузаевой в полиции Усолья, заведено уголовное дело.
– Его подозревают в фальсификации протокола и подмене вещдока, изъятого по делу о пытках Марины. Мне об этом по телефону сообщила следователь, занимающаяся нашим заявлением о подмене вещдока. Она сообщила, что на Лысых завели дело по 303-й статье ("Фальсификация доказательств и результатов оперативно-розыскной деятельности". – СР). Не удивлюсь, если выяснится, что Лысых принуждали это сделать, ведь его начальником в то время был Денис Зарецкий, руководитель усольского следственного отдела и родственник Самойлова, одного из напавших на Марину полицейских, – говорит Глущенко.
Подмену важного вещественного доказательства и фальсификацию протокола о его изъятии правозащитник впервые заподозрил еще в середине 2018 года – фото пуховика, в котором Марина якобы была в полиции в день пыток, из материалов дела не совпадало с фотокадром с камер отделения, на котором зафиксирована пострадавшая.
– Пальто-пуховик, в котором Марину увезли в полицию и пытали шокером, – очень важное доказательство: на настоящем пуховике должны были остаться следы от шокера, потому что Марину били им прямо через верхнюю одежду, видимо, в надежде, что следов почти не останется (следы остались, что подтвердило медосвидетельствование). И тут эксперт выдает заключение, что следов на одежде нет! Мы смотрим протоколы, а там время – первый протокол осмотра вещей перед экспертизой – 8 часов утра, притом что второй протокол, когда мы только привезли пуховик следователю, только в 14 часов дня! – объясняет Глущенко.
Налицо подделка материалов уголовного дела. Какова наглость, а? И как не боятся?
Позже Следственный комитет Приангарья подтвердил неверную датировку протокола, однако следователи заявили, что "просто перепутали время", написав "0" вместо "1" – то есть, по их словам, протокол был составлен в 18 часов вместо 8. Однако затем Глущенко обнаружил, опросив понятых, что их подписи в протоколах подделали, и в обоих документах – утреннем и вечернем – фамилии понятых стоят разные.
– Сами понятые их не подписывали! Я съездил к ним, благо адреса указаны, – все отрицают, что подписывали протокол. А одна "понятая" даже поставила свою подпись рядом, чтобы стало понятно, что это вовсе не она расписывалась. Налицо подделка материалов уголовного дела. Какова наглость, а? И как не боятся?! – возмущается Глущенко.
Несмотря на фальсификацию материалов дела и возбуждение уголовного дела на следователя, 26 декабря 2018 года, пострадавшей Марине Рузаевой объявили о том, что Следком по Иркутской области в лице следователя по особо важным делам первого отдела по расследованию особо важных дел Следственного управления регионального Следкома подполковника юстиции Назырова Р.В. еще 25 ноября 2018 года постановил прекратить уголовное дело №85905 о пытках Марины Рузаевой "неизвестными сотрудниками МО МВД "Усольский". При этом следователь сослался на слова полицейских, обвиненных в пытках женщины, которые сказали, что "не пытали" Рузаеву. Показания пострадавшей Назыров назвал "непоследовательными", а слова ее мужа – "недостоверными", но при этом за ложный донос, по его мнению, привлекать пострадавшую и ее мужа не надо.
По словам Глущенко, в документе об отказе есть множество очевидных обманов: к примеру, следователь называет обвиняемых "неизвестными лицами", хотя Рузаева опознала всех троих на очных ставках, а полиграф подтвердил их причастность к истязаниям женщины. При этом Назыров в постановлении заявил об "отсутствии события преступления", но упоминает в документе заключение ангарских следователей, доказавших, что Марина не могла в другое время и в другом месте получить эти страшные травмы.
Она кричит по ночам до сих пор, кошмары снятся
– Но в итоге в расчет он принимает только медэкспертизы, сделанные усольскими следователями в самом начале – с нарушениями, без линеек, датировки и т. п. Из-за этих неправильно оформленных экспертиз все последующие, сделанные на их основе, дату травм Марины ставят с разбросом в 3–10 дней. Ангарские следователи подтверждают, что дата пыток – 2 января, но их мнение по какой-то причине не учитывается. К тому же подполковник Назыров подробно расписывает в постановлении, что Корбут, Самойлов и Гольченко делали 2 января 2016 года до 18.42 и после 21.42, а вот чем они занимались между этим – умалчивает, хотя именно в эти 3 часа они молотили Марину, – рассказывает Глущенко. – При этом следователь Назыров отказался приобщить важные доказательства преступления к материалам уголовного дела – следы на скамейке, которые были оставлены наручниками, застегнутыми на Марине: от шокера и ударов она дергалась, и на скамейке в кабинете ОВД и на ней остались характерные повреждения, доказывающие в том числе и место пыток, и подозреваемых в истязании. И при всем при этом Назыров не установил внезапное появление следов пыток на теле Марины, ограничившись лишь тем, что подтвердил – пытки были, но где и когда – на это у него есть только странные варианты – "непосредственно перед доставлением в отдел полиции, либо в момент нахождения в полиции, но когда обвиняемые выходили из кабинета, либо по дороге в травмпункт". Принять в расчет показания детей Марины, ее матери и сестры, не видевших подобных травм до полиции и увидевших сразу после, они отказываются, а единственный свидетель, видевший избитую Марину в участке после пыток, неведомым образом исчез. Что с ним стало, одному Богу известно.
Преступления нет
Марина Рузаева вынуждена до сих пор лечиться в надежде избавиться от физических и психических травм, полученных в полицейском участке. После истязания Марине полгода пришлось заново учиться разговаривать, а также залечивать ожоги от электрошокера. Травма спины, нанесенная во время "допроса", мучает ее до сих пор.
– Она кричит по ночам до сих пор, кошмары снятся. Вздрагивает, когда к ней неожиданно подходят, – говорит Павел. – Но мы, конечно, не остановимся в своей борьбе, столько пути уже пройдено, нет, будем до конца идти. После новогодних праздников подаем жалобу на постановление о прекращении дела, раз оно вынесено областным Следкомом, обращаться будем уже в Центральный аппарат ведомства.
По словам юриста правозащитного фонда "Общественный вердикт" Святослава Хроменкова, шансы обжаловать прекращение "пыточного дела" очень высоки: самый весомый аргумент – возбуждение уголовного дела об умышленной фальсификации улик на следователя, который вел расследование.
– Формулировка прекращенки – это бред, при наличии признаков криминальности, то есть повреждений, которые кто-то нанес. Есть же повреждения, значит, их появление следствие должно объяснить. Следствие просто не намерено работать, – комментирует "Сибирь.Реалиям" Хроменков. – Вот многие обвиняют власть, правительство, президента, а на самом деле надо начать с того, чтобы привлекать маленьких чиновников, ведомственных сотрудников на местах, которые конкретно виновны в конкретных нарушениях. А не покрывать.
Сейчас, по словам правозащитников, пытавшие Марину оперативники Александр Корбут и Станислав Гольченко по-прежнему работают в усольском УМВД, майор Денис Самойлов отправлен на пенсию "с почестями". В постановлении о прекращении дела подполковник Назыров пишет о том, что уголовное преследование всех троих следует прекратить, ввиду отсутствия события преступления, а также Гольченко, Корбуту и Самойлову нужно "разъяснить право на реабилитацию, а также право на возмещение имущественного и морального вреда".
