С начала войны в Украине Россию покинули несколько сотен тысяч граждан: бизнесмены, IT-специалисты, научные сотрудники, журналисты и в том числе художники. О решении уехать или остаться и о роли искусства во время войны редакция Кавказ.Реалии поговорила с керамисткой и иллюстраторкой в эмиграции, а также с уличным художником в России, которого уже трижды оштрафовали за дискредитацию армии.
Анастасия Крайнюк. Иллюстраторка. Ростов – Тбилиси
– До войны я работала с российскими медиа, иллюстрировала различные тексты, например, об убийствах в тюрьмах. Проекты были единичными, но я поняла, что хочу развиваться в этом направлении. Когда началась война, мы с мужем за неделю собрали вещи и уехали в Грузию, все было впопыхах и на панике. Мой супруг – журналист, ему в России грозила тюрьма, и я не представляла, как в этом можно жить. Не знала, как я буду существовать, если не уеду.
Девушка из Украины написала, что не имеет значения, что снится людям в России, пока Украину бомбят
После переезда у меня был ступор, я находилась в полном хаосе. Я поняла, что будет неуместно делать что-то не о войне, тем более раз уж я уехала. Первое время я создавала просто какие-то антивоенные картины, которые участвовали в благотворительных аукционах, – мне хотелось хоть как-то помочь украинцам. Но потом появился проект "Сны во время войны" – я тогда прочитала текст о снах жителей Третьего рейха, мне показалось это очень интересным. Мне до войны сны не особо снились, а когда мы уехали, почти каждую ночь я стала видеть кошмары. Первый сон проекта – мой сон о том, как человек убегает и ему нигде не рады. Моя основная цель – зафиксировать, что сейчас происходит в головах у людей. Сны – это очень честная картина, потому что это не что-то, что человек говорит сам, а то, что ему транслирует подсознание.
В своих соцсетях я стала собирать рассказы от других людей, и поняла, что это кладезь. У меня бегали мурашки, когда я их читала. Мои работы увидели журналисты "Медузы" и предложили проиллюстрировать сны их читателей. Там был вообще полный срыв головы, истории были похожи между собой. Например, что-то про цензуру: у девушки земля изо рта сыпется, и она не может дышать. Или сны про Путина – мой любимый о том, как Путин течет из крана и девушка должна поймать его в бутылку, иначе он начнет еще одну войну. Я поняла, что хочу все это зафиксировать в одном журнале, и все сны разделила на главы: цензура, диктатура, преследования и т.д. Всего получилось 10 глав.
Мне очень хотелось понять, что чувствуют люди, которые остались в России, и как на это будут реагировать в Украине и Беларуси. Когда проект разлетелся, мне начали присылать сны люди из разных стран. И мне показалось, что этот проект об объединении – незнакомые между собой люди видят одинаковые сны, это удивительно. Мы находимся в разных точках, но у всех в головах происходит одно и то же. Я увидела просто страшные картины, я увидела, что людям не все равно.
На проект реагировали положительно, но были и негативные комментарии, один из них я особенно запомнила. Девушка из Украины написала, что не имеет значения, что снится людям в России, пока Украину бомбят, и что этот проект неуместен. Я много думала об этом и поняла, что уместен. Потому что нельзя просто закрыть глаза и никак не прорабатывать то, что происходит в России и что там люди чувствуют. Это важно. Плюс я проект затевала как благотворительный – все средства от продажи журнала отправила организациям, которые в Тбилиси занимаются помощью беженцам.
Не знаю, возможно ли как-то сейчас повлиять на войну. Если я не могу, то буду хотя бы фиксировать происходящее. Разумеется, это часть борьбы, это важно и нужно для самих художников, как минимум для будущей истории. Через работы отражается происходящее, но сможет ли это остановить войну? Мне кажется, что нет. Я не знаю, что может ее остановить.
Мне было очень обидно, что я так и не успела толком ничего в России. Мне показалось, что я делала недостаточно. И продолжать работать после отъезда, возможно, еще больше, было для меня единственным честным выходом. Конечно, было ощущение, что так я отрезала себе путь домой. Но было бы странно уехать и ничего не сделать, ничего не сказать.
Сейчас я немного в ступоре. Сильно выгорела, меня догнала травма эмиграции, я впала в серьезный депрессивный эпизод, не могла делать ничего и только месяц назад из него выкарабкалась. Теперь я потихоньку возвращаюсь, готовлю новый проект, но пока не могу его разглашать.
Анастасия Луговская. Керамистка. Ростов – Тбилиси
– Да, я создавала оппозиционные штуки и до войны, но началось все с декора дома, сервировки. Отсюда пошло и название керамики "Я домой" – потому что где бы мы ни были, мы всегда возвращаемся домой. Потом я стала больше интересоваться городом, в котором живу, сохранением наследия. Периодически я ходила на митинги – так любовь к дому переросла в любовь к городу и стране, это отразилось в керамике. От салатниц, подсвечников, тарелок я перешла к керамическим пупсам, расписанным разными лозунгами.
Сначала я рисовала на них татуировки, иногда тюремные – это сочетание чего-то хорошего, детского, доброго с чем-то негативным. Моя любимая работа на данный момент – пупс с головой Путина. Вот Путин вроде бы взрослый, а по сути – ребенок. У него в руках четки и пачка баксов и надпись "бойтесь, *****, башню клинит", которую я считаю совершенно потрясающей, ее придумал заказчик. Она отлично отражает настроения этого товарища. Мало что может настолько емко объяснить происходящее сейчас с этим человеком.
Рано утром постучали в дверь, первое, о чем я подумала: пришли с обыском. Но нет, оказалось, это просто соседи
Конечно, дома до войны было периодически ощущение, что ко мне могут прийти [силовики]. Не то чтобы я была настолько значимой персоной, но, к сожалению, российская карательная машина работает рандомно. Например, Юлия Цветкова (художница и ЛГБТ-активистка, обвиненная в распространении порнографии из-за рисунков в паблике "Монологи вагины". – Прим. ред.), которая делала безобидные штуки, пережила какую-то жесть. У меня был случай, когда рано утром постучали в дверь, первое, о чем я подумала: пришли с обыском. Но нет, оказалось, это просто соседи.
Когда началась война, мне было невыносимо от того, что происходит в России и что она делает. Я думаю, что если бы я осталась, мне было бы крайне тяжело. Заниматься раз в неделю с терапевтом, учиться отстаивать личные границы, обнаруживать свои эмоции, пытаться становиться лучше – в чем теперь смысл этого всего? Мне казалось абсурдным, что каждый вторник в час дня я созваниваюсь с психотерапевтом, потом заканчиваю звонок, выхожу на улицу и вижу повсюду все эти символы в виде Z. Еще я переживала о работе – так как часть моих изделий оппозиционны, рано или поздно меня бы все-таки заметили и, возможно, взяли бы на карандаш. Переживала и о том, что не смогу отправлять керамику в другие страны и развиваться – мне хотелось выходить на международный уровень, но в России этого добиться теперь невозможно.
В Грузии я чувствую себя намного безопаснее. В Россию не планирую возвращаться до смены режима. Если журналисты, например, точно знают, что они очень сильно рискуют, приезжая в Россию, у меня нет никакой подобной информации, но я не хочу рисковать своей безопасностью. Невозможность приехать домой – плата за продолжение моего дела.
Думаю, в будущем, когда я выйду на определенный уровень узнаваемости в Грузии, я столкнусь с бОльшим хейтом в интернете, чем сейчас. Не все люди понимают, о чем именно моя керамика. У меня было так с украинцами, которые где-то увидели моего пупса с надписью "Russia" и решили, что я поддерживаю нынешнюю власть. Сказали все, что думают по этому поводу, – конечно, там не было ничего хорошего. Да, может быть, люди не сразу поймут, но если я нахожу в себе силы показывать, что далеко не все в России поддерживают режим, то я буду это делать.
Нет, я не думаю, что борюсь с войной. Я бы не брала на себя такого рода миссию и ответственность. Другое дело, что, может быть, я помогаю людям из других стран понять, что Россия не заканчивается на Путине и на тех, кто одобряет войну. Отчасти моя миссия – отражать в керамике то плохое, что происходит со страной, и то, что я люблю в ней, такой компот из эмоций. Боль, переживания, даже какое-то отвращение к действиям власти и граждан, которые поддерживают войну. И при этом – любовь к стране, к архитектуре, к людям, которые там есть, природе, истории и т.д.
Филипп Козлов, Philippenzo. Уличный художник. Волгоград – Москва
– В современное искусство я пришел из уличного и сегодня работаю как в обоих направлениях по отдельности, так и на стыке стрит-арта и совриска. Многие уличные работы я переношу на холсты и бумагу или наоборот, а также смешиваю различные приемы между собой. Например, вписываю лозунги с "Монстрации" (участники этой акции используют намеренно абсурдные лозунги. – Прим. ред.) в живописные сюжеты или уличные инсталляции.
Заниматься стрит-артом я начал, когда увлекся техникой живописи мелками на асфальте, известную как 3D-рисунки или мадоннари. В 2008 году я стал первым в этом направлении в России и СНГ, участвовал во многих международных фестивалях, снимался в научно-популярных передачах и телефильмах, посвященных оптическим иллюзиям. Тогда я еще рисовал на фантазийные и светские темы, политическая повестка в мое творчество пришла гораздо позднее – с увлечения "Монстрацией" в 2016 году.
Мое противостояние с властью началось в четыре года, когда воспитательница в детском саду отругала меня при всех за пририсованные капле супа на столе лучики, чтобы получилось солнышко. Несправедливое публичное наказание и психологическое давление на публике вызвало во мне волну негодования, и я ударил воспитательницу кулаком в живот. После этого меня поставили в угол в туалете, лишив прогулки.
Мой интерес к политике начал созревать в 2008–2010 годах с чтений антикоррупционных постов Алексея Навального в ЖЖ. Затем он усилился во время протестов 2011–2012 года на Болотной площади в Москве, и уже в творчестве выразился после первой организованной мной в Волгограде "Монстрации".
Не очень понимаю, как работы могут быть более или менее оппозиционными. Я, как и раньше, обращаюсь в своём творчестве к разным темам: светским, политическим, философским, фантазийным. Для меня острые политические работы – это как для снайпера патроны. Я стреляю редко, но тщательно прицеливаясь. Стрит-арт от стендапа и рэпа отличает как абсолютная андеграундность и нелегальность, так и разобщенность комьюнити и консервативность многих его членов, что, как следствие, приводит к гораздо меньшей популярности.
Несмотря на то что улица – главная галерея для уличного художника, на самом деле аудитория всё равно преимущественно видит работы не вживую, а в интернете. Но сам факт того, что работа нарисована в публичном месте, все равно усиливает высказывание подобно рупору. И да, слов поддержки на порядок больше, чем хейта. Но иначе было бы странно, это означало бы, что либо с обществом, либо с художником что-то не так.
Я остался в России. Это моя территория, и здесь мои люди. Я у себя дома. Кроме того, мы живем в уникальный исторический момент, на изломе эпох. Очень не хочется оказаться на обочине самых знаменательных событий. Мне, как художнику, еще есть что сказать и в этом проявить свое участие.
Страшно ли мне? Уверенность в том, что мы уже ближе к концу, чем к началу, заглушает любые страхи. Все закончится в грядущем году.
- В августе Ворошиловский суд Волгограда в третий раз признал уличного художника Филиппа Козлова виновным в дискредитации использования российской армии. Ему назначили штраф в 45 тысяч рублей. 16 июня Ворошиловский районный суд рассмотрел два материала за "дискредитацию" вооруженных сил в отношении художника. Как установили полиция и суд, он нанес на стену парковки около дома на улице Буханцева граффити – это первое правонарушение, а затем опубликовал его в социальной сети – за это на него составили второй протокол. По каждому административному делу ему назначены штрафы по 40 тысяч рублей.
Форум