Это интервью можно прочитать и на чеченском языке
Погибшего в колонии политика Алексея Навального планировали обменять на Вадима Красикова – сотрудника российских спецслужб, отбывающего в Германии срок за убийство чеченского полевого командира Зелимхана Хангошвили.
В августе 2019 года Хангошвили застрелили в берлинском парке Малый Тиргартен. В декабре 2021 года суд в Берлине признал Красикова виновным в убийстве и приговорил к пожизненному заключению. Судья возложил ответственность за организацию преступления на власти России, назвав произошедшее "государственным террором". После смерти Алексея Навального глава ФБК Мария Певчих сообщила, что за день до гибели политика она получила подтверждение о финальной стадии переговоров по обмену его на Красикова.
В интервью сайту Кавказ.Реалии живущая в Германии вдова Хангошвили Манана (Раиса) Циатиева рассказала о том, как она отнеслась бы к возможной передаче России убийцы ее мужа и кто, по ее мнению, несет ответственность за смерть Зелимхана.
– Как давно вы были женаты и как познакомились c Зелимханом?
– Мы были женаты 17 лет, с 2000 года по 2017 год, познакомились еще до его участия в боевых действиях в Чечне. Брак был очень неожиданным, незапланированным – как у нас часто бывает на Кавказе. Мы по-разному на мир смотрели. Я была молодым врачом, полным амбиций, а он такой честный, чистый, простой парень.
Я немного пафосно о чем-то могла говорить, а в нем замечала более приземленную точку зрения. И это мне нравилось: что он мыслит адекватно, что не имеет больших амбиций, что не заносчивый, не задира. Хоть и не признавалась в этом, я его невольно уважала за взгляды на жизнь.
– Вы сказали, что ваш супруг не имел амбиций, но ведь он был полевым командиром.
– Это сейчас мы смотрим на вещи с точки зрения психологии, а в те времена об этом даже не задумывались. Я не видела у него амбиций, только большую самоотверженность – он был готов пасть на пути Аллаха. Он был уверен, что он защитит свою землю, но никогда не будет сидеть, прикрываясь женщинами. Такова была его цель в годы войны (Здесь и далее – российско-чеченская война. – Прим. ред.).
– Вы сказали, что он хотел погибнуть "на пути Аллаха", а вы в этой время были молодым доктором с высшим образованием. У вас была разница в религиозных воззрениях? Он был радикальным человеком?
Зелимхан буквально на своих плечах носил и раненых, и тяжелых, и делился с теми, у кого закончился хлеб
– Он не был радикальным. Да, у нас были разные взгляды, например, он воевал, а я была против боевых действий. В 1996 году к нам в дом в Чечне попала бомба: погибла моя трехлетняя племянница и шестилетняя родная сестра. При смерти была мать: на ее теле не было живого места, все было в осколках от снаряда. Мы несколько раз закрывали ей глаза, думая, что она умерла.
Все мое нутро было против войны. В те годы били по людям, по мирным жителям стреляли, бомбили, а в новостях в это время передавали, что федералы бьют "прицельно" по пунктам, где располагаются боевики. Пройдя через все это, я все равно была против, чтобы кто-то воевал.
Зелимхан, когда собирался уходить на войну, сказал, что будет защищать свою землю, свою родину. Зная, что я против, он мне говорит: "А кто отплатит за твою убитую сестренку? Она была в чем-то виновата? Кто отплатит за твою племянницу?".
Когда они ушли на войну и перебрались через горы в сторону Чечни, их окружили, увидев, что они нарушили границу. Тогда весь их отряд бомбили неделю. Зелимхан на своих плечах носил раненых. Причем мне рассказывали о нем другие, что он очень мужественно себя проявил и чудом спасся сам. Я не думала, что он живой оттуда выйдет.
– Президент Путин после убийства Зелимхана называл его кровавым убийцей. Вашего супруга связывали с терактом в школе в Беслане, с нападением на Ингушетию в 2004 году. Как вы это прокомментируете?
– Он вообще не участвовал в действиях в Беслане. Я этому свидетель, потому что мы вместе смотрели новости об этом в Махачкале, где я училась в ординатуре. Он однозначно никакого отношения к Беслану не имел.
Что касается Ингушетии, Путин большую глупость сказал тогда. Он заявил, что Зелимхан убил около 60 чиновников. Как будто он напал один и убил всех этих людей. Там было нападение почти на всю Ингушетию. Но он все свалил на Зелимхана.
Насчет Ингушетии я не могу ничего конкретного сказать, потому что не помню эти события. Я помню, что такое нападение было, но участвовал ли он, убивал ли он, что он делал – этого я не могу сказать.
– Как и почему вы решили уехать из Грузии в Германию?
– Мы решили уехать после того, как Грузия не расследовала первое покушение на него в 2015 году. Зелимхан получил огнестрельные ранения и после реабилитации выехал из страны, так как его предупредили, что планируется еще одно покушение.
Я уважала и уважаю Навального за его жизненную позицию
Я уехала из Грузии позже, летом 2016 года, поскольку заметила за собой слежку: прослушивались все мои телефоны. Тогда я попросила убежища сначала в Польше, а потом, когда Зелимхану удалось приехать в Германию, мы с детьми перебрались сюда, поскольку Польша была в моем понимании менее безопасной страной: доступ россиян к ней был более свободным. Мы подумали, наверное, Германия будет более безопасной для нас.
– Как вы узнали о смерти Зелимхана?
– Я была у соседей, когда услышала плач у нас в квартире этажом выше. Такой громкий, заливистый плач. Мы быстро выбежали – рыдала моя старшая дочка и вторая рядом с ней. Я спросила: "Что случилось". Она повторяла: "Папа, папа". Даже не могла выговорить это. Потом сказала, что его убили. Она узнала это от его супруги – второй жены Зелимхана. Тогда мы еще не были на сто процентов уверены. Его жена сказала, что Зелимхан вышел из дома и она не может до него дозвониться. Она увидела в новостях, что убили мужчину в районе парка Тиргартен. Это было как раз место, где они жили.
– Как сейчас себя чувствуют ваши дети, когда имя их отца периодически всплывает в СМИ?
– Конечно, это их триггерит. Это очень серьезная травма для всех. Они безумно любили отца, буквально боготворили. Для них Зелимхан был и остается незыблемым идеалом. Конечно, я делала все возможное, чтобы минимизировать боль потери для них. Сама тоже старалась "держаться" и быть сильной, чтобы они не падали духом, глядя на меня. Но травмы есть, я их вижу.
– Удовлетворены ли вы наказанием Красикову – пожизненному заключению?
– Конечно, нет. Я думаю, то наказание, которое ему дали власти, – это не наказание. Наказание бывает свыше. Я уверена, что каждый это наказание получит или при жизни, или, может быть, в другой жизни. Я думаю, что власти временно придерживаются каких-то рамок, но рано или поздно Красикова обменяют. Это политика.
– Вы наверняка читали про возможный обмен Алексея Навального на Вадима Красикова, когда политик был еще жив. Как вы бы отнеслись к такой возможности, если бы это случилось?
– Я против обмена Красикова на кого бы то ни было. Я этого не признаю. Я уважала и уважаю Навального за его жизненную позицию. Он не дал себя прогнуть под систему, до конца своих дней отстаивал свою точку зрения. Но даже если бы обмен состоялся, российская политика лицемерна – свой прицел они бы не упустили. Они бы все равно не дали ему жить, потому что Навальный давно в черных списках. Россия не отпускает своих жертв.
– После гибели вашего супруга в Берлине были митинги, где представители чеченской диаспоры заявили, что немецкие власти несут долю ответственности за смерть Зелимхана, поскольку не предоставили ему вовремя убежище и внесли его в список экстремистов. Вы с этим согласны?
– Я знаю одно: Зелимхан не был услышан здесь как беженец и как жертва преследования – это факт. А что кто-то должен нести ответственность за эту смерть… Я не буду кого-то обвинять, но что они не услышали его, халатно и безответственно отнеслись к его жалобе о защите – это да.
Но даже если бы Зелимхан получил статус беженца, думаю, что Россия все равно осуществила бы задуманное в отношении него.
– А сейчас вы чувствуете себя в безопасности?
– Это такой вопрос, на который я не отвечу. Что такое безопасность и кто ее сегодня имеет? Никто. Я отдалась течению жизни – будет то, что будет. Мы живем, стараемся как-то сами привносить небольшую красоту в нашу жизнь. А о безопасности я не хочу говорить. Безопасность, наверное, свыше решается и дается.
- Россия настаивала на освобождении Вадима Красикова в переговорах с США об обмене заключенными. Добиваться передачи Красикова поручил лично Владимир Путин, писал Wall Street Journal. Согласно журналистским расследованиям, Красиков может быть ветераном спецподразделения "Вымпел" и старшим офицером ФСБ. Москва причастность к убийству Хангошвили отрицает.
- Живущие за пределами России критики главы Чечни неоднократно подвергались покушениям. Часть из них не удалось предотвратить. В сентябре 2017 года в Киеве расстреляли чеченку Амину Окуеву. Через несколько дней после этого в Киеве взорвали гражданина Грузии, этнического чеченца Тимура Махаури. В январе 2009 года в Вене расстреляли экс-телохранителя Кадырова Умара Исраилова. В феврале 2004 года в Катаре взорвали бывшего исполняющего обязанности президента Ичкерии Зелимхана Яндарбиева.
Форум