Бывшего журналиста из Карелии, помогающего Украине активиста Андрея Агапова внесли в перечень "террористов и экстремистов", который ведёт Росфинмониторинг. В список вносят подозреваемых, обвиняемых и осужденных по “экстремистским” и “террористическим” статьям, а попадание в него подразумевает, среди прочего, арест банковских счетов и ограничения на распоряжение имуществом. Сейчас в перечне более 17 тысяч физических лиц и 800 организаций.
Андрей Агапов уже около 15 лет живёт в Финляндии. С началом полномасштабного вторжения России в Украину он начал помогать украинским беженцам, собирать гуманитарную помощь и деньги для Вооружённых сил Украины, а кроме того он ведет списки жителей Карелии, погибших на войне. О том, что против него в России может быть возбуждено уголовное дело, Агапов ничего не знает, а о включении в список Росфинмониторинга он узнал случайно.
Радио Свобода поговорило с Андреем Агаповым о его антивоенной позиции, помощи Украине и давлении со стороны российских властей:
Что я чувствую? Ну, наверное, какое-то моральное удовлетворение
– В Телеграме есть канал, который регулярно отслеживает списки Росфинмониторинга. Я просто туда зашёл и увидел свою фамилию. По-моему, они добавили меня 21 мая, а увидел я, наверное, на днях. Что я чувствую? Ну, наверное, какое-то моральное удовлетворение. Я крайне негативно отношусь к тому, что сейчас делает Россия, к российской власти, к государству и к развязанной войне, и для меня признание этим государством меня “террористом” в их глазах, человеком, который не угоден этому государству, это как комплимент, как признание моих заслуг. Мои заслуги, наверное, не так велики, они небольшие, но их тем не менее заметили, признали, отметили. Это как какая-то награда, наверное.
– Это включение как-то отразится на вашей жизни в бытовом смысле или на том, чем вы занимаетесь?
– Я пока вижу, наверное, только один момент, который повлияет на мою жизнь – это поездки в некоторые страны. Но и до попадания в этот список я знал, что не всюду могу ездить. Мы любим путешествовать семьей, хотим ездить в новые места, но уже с 2022 года я понимал, что в определённые страны мне ехать не стоит: в страны бывшего СНГ, некоторые страны на Балканах. Я не знал, грозит ли мне 100% какая-то опасность, но я бы не поехал, не стал бы рисковать. Сейчас я просто совершенно точно знаю, что мне нельзя ехать в Армению, в Турцию, в Казахстан. Скорее всего, я не рискну поехать в Сербию или в Черногорию, может быть даже в Венгрию. Теперь если я буду планировать какое-то путешествие, мне нужно очень хорошо подумать, куда я могу ездить и как лететь. В Россию я не езжу и не собираюсь, семья моя тоже. Счетов у меня нет. Мне повезло, что с имуществом, которое у меня было в России, я успел расстаться до начала вторжения. У меня ничего нет там, меня ничто не связывает с Россией.
На мою деятельность это точно никак не повлияет. То, чем я занимаюсь, связано с Украиной. Я как активист помогаю Украине, украинской армии, гражданским в Украине, благотворительным фондам, каким-то городам, школам. Здесь, в Финляндии, с первых дней войны поддерживаю украинских беженцев. Я живу в городе Йоэнсуу, и в этом году мы с единомышленниками основали Ассоциацию украинцев города Йоэнсуу. Мы занимаемся поддержанием и продвижением украинской культуры, потому что сейчас в стране живёт много украинцев. Мы проводим культурные мероприятия, в частности, сотрудничаем с благотворительным фондом "Библиотека Украина". Мы закупили у них книги на украинском языке, чтобы украинцы в Финляндии могли читать книги на родном языке. Сейчас запускаем проект, чтобы передать в Украину книги на финском, шведском, саамском, английском языках, чтобы украинцы могли читать иностранную литературу в оригинале. Включение меня в список никак не может повлиять на эту деятельность. Мне плевать, что про меня думает российская власть. Я буду помогать Украине, ездить в Украину и делать всё, что поможет Украине отстоять свою независимость и суверенитет.
– Знаете ли вы с чем именно связано включение вас в этот список? Есть ли какое-то против вас уголовное или административное дело? Были ли какие-то намеки, которые указывали бы на то, что тучи вокруг вас сгущаются?
Я предполагаю, что это связано с денежными сборами, с финансированием ВСУ, но это только моя догадка
– Доподлинно я не знаю, на основании чего я был внесён в список, но судя по звёздочке, которая стоит возле моей фамилии, дело террористическое. Это либо оправдание терроризма, либо террористическая деятельность. Уголовных дел, известных мне, у меня нет, но как мне уже рассказали, обычно люди и не знают об этом, особенно если живут за границей. Административные дела, например, можно посмотреть в Госуслугах, а уголовные – нет. Я предполагаю, что это связано с денежными сборами, с финансированием ВСУ, но это только моя догадка. По поводу намеков. Я родом из Петрозаводска, и до войны часто туда ездил встречаться с друзьями, и останавливался в отеле Лофт. Мне понравился отель, я оставил хороший отзыв, владелец отеля Денис Ивашкевич меня за отзыв лично поблагодарил и сказал: "Приезжайте еще". Потом случилось вторжение, и я в соцсетях с первых минут писал против войны. И неравнодушный человек мне прислал скриншот – переписку в чате людей, которые занимаются туризмом в Карелии. Денис Ивашкевич написал коллеге: "Вот человек из Финляндии, Андрей Агапов приезжает в Петрозаводск, останавливается в отелях, публикует в соцсетях какие-то вещи против нашего президента Путина, против нашей армии, против войны, ведёт антироссийскую деятельность. И если вы его увидите или где-то столкнётесь с ним, звоните по такому-то номеру телефону в ФСБ". И написал номер своего собственного фсбшного куратора. В тот момент я понял, что это инициатива точно не Ивашкевича, это инициатива ФСБ. Я понял, что я у них на карандаше. Это было начало 2022 года, мы все тогда, конечно, надеялись, что война закончится быстро, но я тогда понял, что даже после окончания войны мне, скорее всего, в Россию ездить не надо. После этого я довольно много писал в соцсетях всякого разного, дискредитирующего и российскую армию, и пропагандистов, поэтому, я думаю, у меня очень много недоброжелателей. У меня есть Telegram-канал, и на меня подписан руководитель Карельского управления Роскомнадзора. Я понимаю, что за мной следят, и каждый шаг где-то записывается, и папочка, наверное, моя растёт.
– ОВД-Инфо обращает внимание, что в 2023 году какие-то жалобы на вас в прокуратуру и Роскомнадзор писали организаторы автомотофестиваля "Гирвас". Что там была за история, какие претензии?
Когда уже начали бомбить Киев, все поголовно начали меня оскорблять, угрожали мне и моей 12-летней дочери.
– Когда я еще жил в России и первые годы после эмиграции в Финляндию, я участвовал в организации автомотофестиваля "Гирвас" в Карелии. Это популярное автоспортивное семейное мероприятие. Я был ведущим, занимался рекламой, маркетингом, вёл соцсети. Это крупный проект, его делают много людей, все единомышленники и в общем-то друзья. Для меня они были тоже друзьями, проверенными за много лет. Но в момент, когда началась война, даже может быть за неделю до вторжения, один из этих людей мне позвонил и сказал: "Наши танки уже эшелонами едут на границу в Белгородскую область. Смотри там у себя в чухне, в Финляндии, мы сейчас хохлов разгромим и приедем к тебе". Это мне сказал человек, которого я считал другом. А когда уже начали бомбить Киев, все поголовно начали меня оскорблять, угрожали мне и моей 12-летней дочери. Я разорвал с ними отношения. В 2022 году фестиваль не состоялся. Организаторы написали, что мы не можем веселиться и проводить фестивали, когда "наши парни" воюют и гибнут на "СВО". А в 2023 году они вдруг анонсировали, что фестиваль проведут. Я им написал: "Ребята, ну что, разве "ваши мальчики" перестали гибнуть? Почему вы так лицемерно всё это делаете?" Они сказали, мол, не лезьте не в своё дело. Но я очень хорошо запомнил, как они угрожали мне и моей семье. Я был администратором всех пабликов этого фестиваля, и стал писать в них новости про Украину. Я никогда до этого такого не делал, потому что считал неэтичным. Но в тот момент я подумал, что нет, ребята, вы не можете меня оскорблять, вы не можете поддерживать войну и остаться безнаказанными. Я уже не помню, что публиковал там, какие-то новости о бомбардировках жилых кварталов, мирных городов, наступлении на фронте, повесил украинский флаг. Видимо, кто-то настучал, их вызвали в прокуратуру. В прокуратуре их пропесочили. Я думаю, что эти люди там все поседели, они испугались. Им запретили в том году проводить фестиваль. Они его каким-то образом провели, но уже между собой, без размаха. Я почувствовал полное моральное удовлетворение, потому что считаю, что эти люди фашисты, они поддерживают войну, ненавидят украинцев, ненавидят меня и таких, как я, кто против Путина, они считают нас "вырусями".
– Как вы вспоминаете 24 февраля 2022 года? Как вы узнали о начале войны и как началась ваша волонтерская работа?
– Началось, наверное, как у всех, мы проснулись, открыли новости и ошалели. Это был шок. На тот момент было очень страшно, рухнули все опоры. В течение нескольких дней у нас в городе какие-то люди собрались и организовали митинг. Я пришёл на тот митинг. Там было много друзей, и среди финнов, и среди россиян. Атмосфера была гнетущая, ни у кого не было никаких планов, что делать, никто ничего не знал. Я этот день вспоминаю, потому что для меня он стал отправной точкой всей моей последующей деятельности. В первые дни мы с женой покупали медикаменты, обезболивающие, какие-то подгузники, детскую одежду, отправляли куда-то. Мы знали только то, что на границе с Польшей – тысячи людей, бегущих из Украины и у них нет одежды, еды, медикаментов – ничего. Потом к нам где-то в марте из Херсона приехала мама с сыном, беженка, они уже из оккупации выезжали через Крым. Друзья мои помогли им выбраться, доехать до Финляндии. Они жили у нас. Потом ещё одна мама с сыном приехала, но уже с Западной Украины, они жили у нас до тех пор, пока государство не включилось и им не начали давать жильё. Наверно, летом 2022 года я поехал первый раз волонтёром и переводчиком в Польшу. Местные активисты собрали донаты, арендовали четыре больших рейсовых автобуса и мы поехали в Польшу забирать беженцев. Мы собирали людей и везли их в Финляндию. С некоторыми из тех людей, кого мы тогда забрали, я до сих пор дружу. Потом я поехал с одной финкой отгонять внедорожник, мы отвезли автомобиль во Львов и передали военному Олександру Мурашову. Мы с тех пор поддерживаем хорошие отношения. Я тогда первый раз пересёк границу с Украиной, понял, как это делается, и вплоть до сегодняшнего дня езжу, вожу машины в Украину, гуманитарку.
Какая-то бабулька в Изюме попросила привезти ей кровать. Мы нашли кровать, такую финскую деревянную разборную, и я отвез ей
Я возил гуманитарную помощь в Изюм, потому что там очень бедственное положение. У нас здесь живёт украинка, у которой родители остались в Изюме, и местные украинцы собрали полтонны одежды, каких-то вещей первой необходимости. Мы погрузили это в фургон, купленный для ВСУ, и я отвёз в Изюм, отдал родителям нашей украинки, вещи потом раздавали местным жителям. Там ещё была чудесная история. Какая-то бабулька в Изюме – она уже старенькая, ничего не может, – попросила привезти ей кровать. Мы нашли кровать, такую финскую деревянную разборную, и я отвез ей. Это отложилось в памяти, потому что за 3000 километров везти кровать, наверное, не очень правильно волонтёрство. Но была и такая точечная акция. Встретился с этой бабулечкой, она такая приятная, такой прямо одуванчик, очень аккуратная, улыбчивая. Отдали ей кровать.
Последняя моя поездка была в Винницкую область, там есть такая "громада" из 13 деревень (РС – община). Я встречался с руководством этой "громады" и мы договорились о взаимодействии, чтобы финские волонтёры помогали им, потому что, как правило, помощь идёт в большие города, но очень важно помогать и маленьким городам. Сейчас мы готовим отправку гуманитарки в школу в деревне Лука-Мелешковская. Туда отвезут большой рейсовый автобус для школьников. По возможности, мы им передадим полный автобус гуманитарного груза. Есть ещё планы построить там деревянную школу по финскому проекту, когда будет перемирие, когда закончатся боевые действия.
– То, что вы описываете, это действительно большая работа. Это какая-то самоорганизованная группа неравнодушных людей в Финляндии? Или вы работаете как часть какой-то организации?
– Я состою только в Ассоциации украинцев города Йоэнсуу, я секретарь этой организации. В остальном я действую как единоличный активист. У меня есть знакомые в разных благотворительных фондах. Вот, например, я упомянул Олександра Мурашова, которому я отвёз первый для меня внедорожник, он иногда пишет, что им в подразделении нужно что-нибудь. Я организовывал сбор донатов, покупал им какую-то оргтехнику, компьютеры, дроны. Последний раз послал посылочку с одеждой, с перекусами, потому что там на передовой у них сложности с питанием, нужно что-то лёгкое – орешки, протеиновые батончики, сухарики. Ещё у меня есть идея, и я надеюсь, что мы её осуществим – привезти из Харькова группу детей к нам в Йоэнсуу дней на 10, чтобы они здесь отдохнули. Харьков под постоянными обстрелами, хочется детям дать возможность выдохнуть. Для этого не нужны какие-то организации, для этого нужны просто люди, с которыми можно связаться, которые готовы работать и помогать.
– При этом, насколько я понимаю, вы ещё ведёте списки погибших россиян из Карелии. Почему вы начали это делать? Как вы собираете эту информацию?
– Если мне память не изменяет, первыми подобные списки стали делать украинцы. У них посыл был показать россиянам: "Смотрите, сколько народу у вас тут из вашего города гибнет. Поэтому давайте-ка заканчивайте". Я подсмотрел эту идею и решил, что мне было интересно начать собирать эту информацию по Карелии. Сначала их было мало, потом я узнал сколько жителей Карелии погибло в Афганской войне, сколько в первой Чеченской, во второй Чеченской. Не могу сказать, насколько это достоверные цифры, но они, по крайней мере, официально признаны. В тот момент, когда количество погибших в Украине превысило количество погибших за 10 лет в Афгане, я понял, что, во-первых, эта информация никак не воздействует на россиян, не останавливает армию, не вызывает протесты, всем как будто бы наплевать, а во-вторых, я понял, что теперь уже останавливаться нельзя и нужно этот список дальше вести, чтобы увидеть разницу в потерях с предыдущими войнами, чтобы зафиксировать как исторический документ. Официальные власти, по крайней мере, публично этим не занимаются.
Вот солдаты на фронте воюют, а мы в медиапространстве. И их задача – заткнуть нам рты, победить на медиафронте.
Вся информация поступает из открытых источников, это объявления в пабликах ВКонтакте, где пишут: "Вот у нас будет прощание с таким-то погибшим на СВО". Я себе сразу в список заношу. Поначалу подобные объявления делал глава республики Парфёнчиков, но потом перестал. Искать стало сложнее. К тому моменту у меня появился помощник, мы вдвоём и ведём этот список. Наш список точнее и шире, чем, например, тот, который публикует "Медиазона". Их данные по Карелии меньше, чем у нас. Все имена из нашего списка были проанализированы, верифицированы, и я уверен на 100%, что все данные верны. По нашим последним подсчётам, в списке сейчас 935 человек. Но это число практически каждый день меняется.
– С вашей точки зрения, действительно ли российские власти заинтересованы в том, чтобы оказывать давление на людей, которые уехали, но продолжают критиковать власть и что-то делать? И если да, то почему?
– Конечно, они хотят заткнуть нам рты. Им не нравится это. Идет война, мы для них враги, я имею в виду тех людей, которые пишут в интернете, кто не молчит. Мы мешаем им, мы как бы ведем против них войну. Вот солдаты на фронте воюют, а мы в медиапространстве. И их задача – заткнуть нам рты, победить на медиафронте. Кроме этого, мне кажется, что вся эта прослойка людей, которые поддерживают войну, а государство, естественно, поддерживают войну, очень сильно ненавидят таких, как мы. Просто на каком-то личностном уровне. Я миллион раз слышал свой адрес, что я "вырусь". Мы как бельмо на глазу, и эта ненависть ими движет, они хотят нам сделать плохо, как минимум – причинить неудобства. Поэтому они ищут инструменты влияния, и отсюда идеи про конфискацию имущества. Они рассчитывают, что кто-то заткнётся, кто-то пойдёт на сделку и начнёт работать на них, – заключает Андрей Агапов.
