Муфтий Северной Осетии Хаджимурат Гацалов рассказал "Кавказ.Реалии" о том, насколько тяжело исламским деятелям работать в республике, как переубеждают "экстремистов" и почему расследования убийств двух имамов до сих пор не сдвинулись с места.
- Какова специфика работы духовного управления мусульман в Северной Осетии? Ведь в отличие от всех остальных субъектов Северного Кавказа ее нельзя назвать мусульманской.
- Специфика та же, потому что суть религиозной идеологии – одна. Но особенности, конечно, есть, потому что когда республика в своем большинстве монорелигиозна, все общество пропитано этой религией. Там, конечно, люди быстрее понимают друг друга по каким-то вопросам. В соседних республиках цепь религиозной идеологии не прерывалась никогда. Суть уходила в национальную традицию и атрибуты, но не прерывалась. У нас это почему-то размылось. И дело даже не в многонациональности или в многорелигиозности. Мы потеряли Бога в нашем обществе. Для общества неважно, какую религию человек исповедует, если она несет благо. Суть любой религии – это милосердие.
- Сталкиваетесь ли вы с какими-нибудь определенными сложностями при работе в нашей республике?
- Когда мы предлагаем провести мероприятие или побеседовать с молодежью, нам отвечают: у нас светское учреждение, вам сюда нельзя. Почему? Объяснить не могут. Ссылаются на нашу религиозность, на специфику Духовного управления. Но мы предлагаем вести диалог не о религии, а о нравственности, о моральной ответственности общества. Мы предлагаем вместе воспитывать молодежь. Но встретиться, поговорить пока не удается. Нельзя. Мы проводим в год более 120 мероприятий. Из них чисто религиозных – процентов 30 или даже меньше. Остальные – социальной направленности, воспитательные, гуманитарные. Но когда бывает необходимость провести какое-нибудь плановое мероприятие, нас приглашают. То есть когда им надо, тогда запрет снимается. Приглашают в составе других групп, в том числе религиозных. А суть религии в чем? Творить добро. Мы же на встречах не говорим, мол, принимайте ислам или становитесь религиозными. Это дело каждого человека, его ответственности перед Господом. Мы говорим о проблемах воспитания, о морали, о личной нравственности.
- Сектанты – проблема не только ислама, но и других религий. Как в Осетии борются с радикальными течениями?
- Мы садимся и начинаем разговаривать. Это путь очень долгий. Мы подводим их к мысли: почему ты слушаешь ролики человека тебе незнакомого, а не слушаешь своего имама, который имеет высшее образование, которого ты хорошо знаешь, который тебя никогда не обманул. Что вообще такое радикалы? Что такое экстремисты? Исламского радикализма быть не может, потому что эта религия, которая призывает к добру. Радикализм основан на двух вещах: на невежестве и на плохом нраве. Что такое плохой нрав? Это страсть, которая довлеет над разумом. Желание властвовать, подавлять другого человека.
Радикалы находят в аятах то, что им нравится. Другими словами, когда они слушают эти призывы, это не означает, что они следуют этим призывам. Они искали эти призывы. Они ищут оправдание своим действиям в этих призывах. Вы спрашиваете, есть ли борьба с радикализмом? Это уже вопрос к правоохранительной системе. Наша задача - ежедневная профилактика. В первую очередь она заключается в воспитании. Во вторую – в знании. Те люди, которые уехали, чтобы вступить в [экстремистскую организацию - ред.] ИГИЛ из Северной Осетии, в большинстве своем имели темное прошлое, проблемы с законом. И когда в нас начинают бросать обвинения, что, мол, это духовное управление мусульман виновато, мы этого не понимаем. Надо спрашивать родителей и задать им резонный вопрос: а вы что, не знали, куда ваш сын идет? Если он бездельничал, не приносил пользы, а потом вдруг вам сказал, что в Каир уехал, вы правда думаете, что он туда поехал учиться? Кто хочет учиться – пусть пока начнет с местной мечети.
- После жестоких убийств Ибрагима Дударова, Расула Гамзатова не могу не спросить: а как вы обеспечиваете безопасность имамов?
- Это квинтэссенция всех остальных вопросов. Общество считает людей религиозных, особенно тех, которые работают в мечетях и церквях, инородными. О какой безопасности можно говорить, когда общество даже не опечалено их смертью? Я считаю, что имамы – лучшие люди нашего общества. Они чисты, они обладают знаниями. Они живут по Божьим законам и к этому призывают. И когда убивают человека, эта трагедия страшная. Когда убивают имама, эта трагедия еще страшнее, потому что этот факт характеризует общество. Убийства и одного, и второго имама до сих пор остаются нераскрытыми. А общество безразлично за этим наблюдает. Убийства не расследуются. Почему общество не встанет и не спросит: когда найдут убийц? Ощущение такое, что они не расследуются с самого первого дня. Проводилось много видимой работы, писались тома. Но правоохранительные органы не ставили перед собой задачу найти убийц ни в первом, ни во втором случае. Я сейчас отвечаю на вопрос о безопасности, но любой вопрос, который мы затрагиваем, касается нашего общества целиком. Мы живем в одном обществе, и все вопросы, которые нас касаются, взаимосвязаны. Не надо делить людей на православных и мусульман, на представителей правовой системы, на всех остальных. Есть вопрос безопасности нашего общества.
