Среди тех, кто получает повестки в военкомат, многие на самом деле не хотят идти на войну, рисковать жизнью и убивать других людей. Нередко на таких людях держится благосостояние их семей, которые оказываются буквально в катастрофическом положении. У одних мобилизованных нет сил и воли бороться за свою жизнь и права, а у других есть. Огромную роль в этой борьбе играют их близкие. Корреспондент Север.Реалии поговорил с женами мобилизованных, которые активно действуют, чтобы не пустить своих мужей на войну или вернуть их домой.
В числе мобилизованных, не желающих ехать на войну в Украину и убивать людей, оказываются люди разного возраста и с разным социальным опытом. Один из них, 42-летний Евгений Рубцов, живет в поселке Порожек, что в 30 километрах от Петрозаводска. Фактически он единственный кормилец в семье, на иждивении у него жена и пасынок с инвалидностью. И кроме этого у него, как и у многих мобилизованных, есть проблемы со здоровьем.
"Его будто подменили"
При виде повестки у Евгения потемнело в глазах, закружилась голова, а в ушах появился шум и звон. В таком состоянии, которые врачи называют дебютом гипертонической болезни, его отправили в военную часть в Каменку. До отправки жена Евгения Светлана закупила мужу обмундирования примерно на 50 тысяч рублей, "опустошив все кредитные карты".
История мобилизации Евгения фактически под копирку повторяет сотни других. Утром 30 сентября ему позвонили на мобильный телефон и сказали, что нужно прийти и забрать повестку. Поверив в заявление властей о том, что в военкомате будут проводиться медкомиссии, он пришел и сразу же получил предписание явиться в 7 утра на сборный пункт в Петрозаводск.
Дальше все разворачивалось по накатанной схеме. Из мобилизационного пункта прибывших отправили в часть на окраине города, а оттуда спустя несколько суток – в воинскую часть в Каменку, под Петербургом. Перед отправкой мобилизованных целую ночь держали в закрытых вагонах.
Через четыре дня после мобилизации жена Евгения Рубцова Светлана отправилась к мужу с уже готовым заявлением на альтернативную гражданскую службу.
– Я приехала, и мы с ним увиделись возле военно-медицинской академии. И он мне при встрече четко сказал, что против того, чтобы ехать на войну и убивать людей, – рассказывает Светлана. – На следующий день мы собирались вместе к командиру части, чтобы отдать рапорт. После встречи он вернулся в часть и оттуда позвонил со словами "бороться я не буду" и попросил меня возвращаться домой. Такое ощущение было, что я днем с другим человеком разговаривала, что он будто под каким-то воздействием находится. Его как будто подменили, вел он себя как-то очень отстраненно и, как заведенный, повторял про врачей. И дважды проскакивали фразы о том, что ему нужно бежать. Я сказала, что этого делать не нужно. Потому что его поймают и посадят. А когда я возвращалась из Питера в поезде, он мне позвонил и совершенно обычным голосом спросил: "Ну, как дела?" Представляете, как у человека настроение меняется. Я не знаю, что это. Может быть, какой-то вариант панической атаки.
"Они же мясо"
Задолго до мобилизации у Евгения, говорит его жена, диагностировали стойкие цефалгии, требующие постоянного приема анальгетиков, мочекаменную болезнь, язвенную болезнь желудка, болезнь позвоночника Шейермана-Мау, которая привела к изменению формы позвонков, и гипертонию. Уже в части врачи диагностировали у Евгения астеновегетативный синдром, приводящий к нарушению работы внутренних органов. По словам Светланы, "руки иногда у мужа трясутся так, что суп выплескивается из ложки во время еды".
– Он с такими болезнями с большим трудом работал, на строительстве домов. Не работать ведь нельзя, нужно на что-то жить, – говорит Светлана. – Обед из дома брал. Перерыв на обед час и два перекура в день по 15 минут в первой и во второй половине. Как-то с таким графиком вытягивал еще. Вечером домой придет, где-то помажем, где-то помассируем, от чего-то таблетки выпьет. Так и жили.
28 октября после загрузки вооружения Рубцов с незалеченной язвой вместе с остальными мобилизованными отправился в ЛНР. Из поезда Евгений звонил жене, сказал, что после быстрорастворимых макарон у него опять сильно разболелся желудок. Но даже такой еды мобилизованным не хватило до конца дороги. Сухпайки выдали на два дня, а в пути провели три. После разгрузки их тоже не кормили.
– В итоге он уехал, так и не получив результатов тестирования психолога. Командир взвода сказал, что хочет его к психиатру отправить после посещения психолога, но так и не отправил. И еще много чего не успел, что было назначено уже. УЗИ сердца не сделал, к урологу не сходил из-за камней в почках. Много чего еще не успел, – говорит его жена.
При всех имеющихся болячках полноценной военно-врачебной комиссии Евгению Рубцову так и не назначили.
– Они же мясо, а мясу не важно, с чем умирать, – констатирует жена мобилизованного.
"Чмобики" на костылях, со сломанной рукой
В первые дни мобилизации в Карелии был просто хаос и призывали всех подряд, не проводя никаких комиссий, независимо от того, годен человек или нет. Люди не успевали опомниться, как уже оказались в воинских частях. Никаких документов по состоянию здоровья Светлана с Евгением подготовить просто не успели.
– Сначала появилось объявление от губернатора о том, что все, кто служил и находится в запасе, условно годны, и никаких комиссий проводиться не будет. Это было написано во всех карельских газетах. Потом, видимо, люди стали жаловаться, и после этого их стали вызывать и отправлять на комиссию. А в первой партии уехавших кого только не было. Мы в части видели одного на костылях, второго со сломанной рукой. Видели тех, кому к 60 уже.
Из-за мобилизации мужа Светлане пришлось уволиться из больницы, где она работала рентген-лаборантом. Каждый день муж забирал ее с работы на машине, так как последний автобус возвращается из города в деревню в 4 часа дня, задолго до конца смены в больницы. А без личного транспорта домой просто не добраться. Зимой автобусы не ходят вообще.
– Я не знаю, что мне делать. Сижу теперь на пенсию в 12 тысяч рублей. Сейчас ко мне в деревню еще и сын приехал. У него вторая, нерабочая группа, он инвалид детства. Вместе полегче все-таки будет. У него ведь пенсия по инвалидности совсем небольшая. За квартиру заплатит, и денег почти не остается. Мы ему тоже денег подкидывали всегда. В Петрозаводске мама моя теперь вот еще осталась. Она тоже инвалид, и мне до нее теперь никак не добраться. Плюс кредит еще висит. Наших зарплат с мужем в общем только и хватало на то, чтобы его гасить, помогать детям и как-то протянуть месяц. А теперь я не знаю, как выжить, – говорит Светлана.
Несмотря на то что у 34-летнего сына 2-я группа инвалидности, он тоже опасается мобилизации: соседи сказали, что к нему уже приходили из военкомата по месту прописки и стучали в дверь.
– Я думаю, может быть, Женя просто не понимает, я ему объясняла, что альтернативная гражданская служба – это законный способ избежать оружия, что вместо того, чтобы людей убивать, будешь работать где-то в тылу, – продолжает Светлана рассказ об общении с мужем после мобилизации. – А он только ответил: не надо ничего. Я тебя очень люблю, но у меня плохое предчувствие. Я не представляю просто как он кого-то убьет. Он дома шмелей даже ловит в стаканчик и выпускает. Он, по-моему, вообще никогда не дрался, несмотря на то что вырос в детском доме.
После 24 февраля Евгений, по словам жены, выключал новостные каналы и не хотел следить за происходящим. А когда она смотрела новости, просил ее переключить на что-нибудь другое, категорически не желая ничего слышать о войне.
– Он не мог понять, зачем наши войска там. Пусть украинцы разбираются между собой сами. Они живут в этой стране и сами сделали свой выбор. Зачем мы вообще туда лезем. У него мнение было такое. И один раз он еще сказал, что, если придут сюда, ко мне домой, я буду защищать свою семью. А где-то там защищать непонятно кого и непонятно от кого он не собирается, – вспоминает Светлана.
Последний раз Евгений позвонил домой 4 ноября.
– Он позвонил с местной симки. Так мы и узнали, что он в ЛНР. Сказал, чтобы номер не записывала, телефон один на всех и на него очередь. Я спросила, где он конкретно, а он ответил, что лучше не знать. Я не живу сейчас, а существую. Мне без мужа жизнь не нужна! – плачет она.
"Мне все равно на Конституцию"
В армии Сергей Забавин из небольшого поселка Черемисиново Курской области служил пять лет назад, после учебы в университете, был военным инструктором на КАМАЗе. Когда началась мобилизация, его военно-учетная специальность – "водитель автомобилей" – оказалась в списке самых востребованных. За Сергеем пришли практически сразу же и дать бронь категорически отказались.
– В пятницу, 23 сентября, мужу позвонили на работу и сообщили, что ему пришла повестка с отправкой на следующий день, – рассказывает Мария Забавина. – Его в этот день на работе не было. После этого я с доверенностью от мужа пошла в военкомат подавать заявление на альтернативную гражданскую службу. Военком Репрынцев долго читал доверенность, а потом попросил меня объяснить, откуда у нас право на АГС. Он поставил ультиматум, что не подпишет пакет документов, пока я не подпишу повестку. Пришлось подписать. И он сказал, что завтра ждет мужа на медкомиссию.
Но через пару дней после начала мобилизации в поселке все уже знали, что ВВК не проводят и ребят увозят просто так. Поэтому Мария сразу же ответила, что муж придет не на медкомиссию, а на комиссию, которая будет рассматривать заявление на АГС. Военком в свою очередь попросил ее назвать ему документ, на основании которого он должен приостановить мобилизационные действия в отношении ее мужа.
– Я ему ответила, что это российская Конституция, а он ответил, что ему все равно на Конституцию. У него есть приказ по мобилизации, который он выполняет, – рассказывает Мария.
После того, как по повестке, выписанной на 2 октября, Сергей Забавин не явился в военкомат, 4 октября ему снова позвонили на работу, пообещав, что завтра повестку придет вручать участковый, а заявление на АГС рассматриваться не будет. В день визита участкового Мария отправила Сергея в больницу, поскольку у мужа болела спина, и попросила позвонить ему на работу тогда, когда он уже будет в кабинете у врача, чтобы вручать повестку не приехали на работу.
Пока Сергей был в поликлинике, дома у Забавиных разрывался телефон. Звонили с работы и с криками спрашивали, почему его нет на рабочем месте. Впрочем, звонило не только начальство Сергея, но и его родители.
– Родители Сережи стали рассказывать мне, что он должен служить, потому что присягу давал. А я его под статью загоняю. Так у нас в поселке многие, в принципе, думают. Ну, покричали, поорали. Толку – ноль. Мне муж дома нужен, а угрозы я как-то не воспринимаю, – говорит Мария.
На выходе из поликлиники Сергею все-таки вручили повестку под роспись, хотя по закону делать этого не имели права, поскольку из здания Сергей вышел уже с больничным на руках. Явиться в военкомат Забавину снова предписывалось на следующий день, но он снова никуда не пошел. А утром следующего дня участковая явилась уже домой к семье Забавиных с актом от военкома о неявке по ранее выданной повестке.
– Она приехала, я ей дверь открыла и говорю: Оксана Викторовна, покажите мне эту повестку. Она достает, и там написано: "Забавина Мария Юрьевна". Я спрашиваю: военком меня хочет видеть? Муж мой не расписывался в этой повестке. Она посмотрела и сказала, что инцидент исчерпан, а акт она отправит назад военкому, и ушла.
У тебя жена дура, наверное
Следующим утром Сергей Забавин решил уже сам отправиться в военкомат, по повестке, врученной ему лично. Явившись в ведомство, он показал больничный лист, ознакомившись с которым военком выписал новую повестку, уже на 11 октября, несмотря на то что после этой даты Сергею была назначена МРТ пояснично-крестцового отдела позвоночника. Он сел и там же написал объяснение, что по очередной повестке в указанный срок не явится. За время нахождения супруга дома Мария подготовила и отправила жалобы на действия военного комиссара Черемисиновского района военному комиссару Курской области, в областную военную прокуратуру, военную прокуратуру Западного военного округа, губернатору Курской области и уполномоченным по правам человека на областном и федеральном уровне. Из ведомств, по ее словам, пришли одни отписки.
11 октября в военкомат вместо мужа поехала сама Мария. С действующим больничным листом. В кабинет военком Репрынцев ее приглашать не стал, вышел разговаривать в коридор.
– Я так поняла, что мы у них как кость в горле. Потому что все остальные спокойненько шли, – рассказывает Мария. – Мужу вообще потом на работе сказали, что у тебя жена дура, наверное, и что мы с "катушек слетели". Смысл всех полученных ответов был такой: разбирайтесь, мол, сами, ничего страшного не произошло. Никакого права на отсрочку или АГС у вас нет. Больше мы никаких повесток не получали, и пока от нас отстали. Но ребят у нас отправили много. Что будет в конце декабря, неизвестно, надо держать ухо востро.
Сергей ни на какую войну идти не хотел и говорил об этом с первого дня "спецоперации", утверждает его жена. И не понимал, почему он должен защищать родину на территории другой страны.
– А кто туда пойти добровольно захочет, какой нормальный человек? – рассуждает Мария. – Хотя у нас в поселке много таких, которые искренне считают, что если у них мужья служили, то они что-то там должны. Почему мой муж должен бросить меня с двумя детьми – у нас дочери четыре месяца – и идти воевать в чужую страну?
Сейчас Сергей Забавин работает водителем на сельхозпредприятии. Пока на руководство снова не начали давить из военкомата, руководство на ситуацию закрыло глаза. Поскольку предприятию, по словам Марии, главное – завершить уборку и получить прибыль от продажи урожая.
Бей, беги, замри
Объяснить, почему одни люди отказываются отстаивать свои права и убеждения, а другие могут и автомат направить на тех, кто заставляет их убивать, корреспондент Север.Реалии попросил психолога, в начале нулевых работавшего в МВД и курировавшего отправку сотрудников в Чечню во время второй чеченской кампании. Согласившись дать комментарий от своего имени, психолог впоследствии попросила об анонимности, сказав, что боится "попасть под какие-либо репрессии за дискредитацию вооруженных сил".
– Все вопросы по медицинскому освидетельствованию во время мобилизации сейчас следует адресовать Министерству здравоохранения и Министерству обороны, – говорит психолог. – Вообще психологическое и психическое освидетельствование проводится, если человек получает разрешение на ношение оружия. И при отборе курсантов в военные вузы тоже везде существует психолого-психиатрическая экспертиза. Почему же сейчас мобилизация происходит в отсутствие обязательной медкомиссии? Это вопрос к Министерству обороны.
За время мобилизации сами мобилизованные и их родственники неоднократно заявляли о фактах мощного психологического давления на солдат в воинских частях и даже угроз со стороны руководства. Известны несколько случаев, когда те, кто должен был отправиться на войну, совершали суицид. В ситуации сильного стресса у человека есть три варианта психофизиологической реакции на происходящее: "бей", "беги", "замри", объясняет психолог.
– К реакции "беги" относятся попытки скрыться от мобилизации и получения повесток. Или пьянство, когда люди, уже находясь в этих мобилизационных пунктах, достают алкоголь и пьют, не просыхая. Или же крайний вариант – самоубийство. Это тоже попытка бегства. При реакция "замри" у человека отключаются все чувства, и он может потерять связь с реальностью и способность адекватно оценивать какую-либо опасность. И третья реакция "бей". Это агрессивная защита, проявляющаяся в разных формах. От словесного сопротивления и попыток предпринимать какие-то юридические шаги по защите собственных прав до сопротивления с оружием в руках, как крайнего варианта. По одному из предположений, именно это недавно произошло в воинской части под Белгородом, когда двое солдат начали стрелять из автоматов по сослуживцам. Хотя точно утверждать мы не можем, конечно, пока идет следствие.
Как и кто поведет себя в условиях стресса, находясь в воинских частях, предсказать очень сложно. Основной проблемой является то, что времени для психологической адаптации к новым условиям у мобилизуемых нет.
– Людям, которые последние 20 или 10 лет жили мирной жизнью, необходимо время на то, чтобы адаптироваться к изменившейся реальности, к той ситуации, в которой они оказались. И это явно не два-три дня. И даже не две недели. За две недели могут адаптироваться люди только что отслужившие, а не те, которых только выдернули из теплой постели, – говорит психолог.
***
С момента российского вторжения в Украину прошло восемь месяцев. Чуть больше месяца назад Владимир Путин объявил частичную мобилизацию, обернувшуюся массовым бегством населения – в основном мужчин – на территорию сопредельных государств. Только за первые две недели мобилизации из России выехали порядка 700 тысяч человек. На границах скапливались многокилометровые очереди из автомобилей, самая большая из которых образовалась на пограничном пункте Верхний Ларс российско-грузинской границы.
14 октября в ходе пресс-конференции Путин признал, что во время мобилизации происходит "много бестолковщины", связанной с отсутствием обновления информационной базы, и призвал разобраться с допущенными ошибками. После этого председатель Комитета Госдумы по обороне Андрей Картаполов заявил, что домой возвращены более 10 тысяч мобилизованных.
