Зелимхан – бородатый парень с пронзительными ярко-синими глазами. Он играет на гитаре и варгане. Хава – задумчивая девушка в скромном платье и длинном платке, поющая неожиданно сильным голосом и аккомпанирующая себе на фортепиано. Вместе они – молодая чеченская семья, а по совместительству – инди-группа “Собиратели фолка”.
Их концерты проходят не в роскошных залах, а в крошечных подвальчиках – андеграунде в самом прямом смысле этого слова. На них не водят высокопоставленных гостей республики. Зато, хотя по Грозному не висит ни единой афиши, любители музыки все равно приходят на их выступления. Рядом сидят преуспевающий чиновник и художник-неформал, любительница бардовской песни и бородатый металлист из группы Voltage – все те, кто презрительно называет местную эстраду клубом караоке и любит живую, честную музыку самых разных жанров. Порой стулья заканчиваются, и слушатели стоят вдоль стен.
Кажется, что неведомая машина времени забросила меня обратно в поздние восьмидесятые, и следом за “Собирателями фолка” на сцену выйдут молодой Гребенщиков и Виктор Цой. Но вот концерт окончен, испещренная нарисованными нотами крышка фортепиано захлопнута. Самое время поговорить.
Владимир: Как вы решили заняться музыкой?
Зелимхан: Два года назад я вернулся в Чечню из Вологодской области, где жил десять лет, и сразу познакомился через интернет с нужными людьми. Музыкантов здесь не так много, и мы дружной семейкой решили - нужно что-то делать. Сначала играли по одному, по двое, теперь у нас сложилось неофициальное объединение из шести музыкантов. Концерты наши проходят, в основном, в ЦСИ - Центре современного искусства. В нем можно играть спокойно, без оглядки, поскольку туда ходят подготовленные люди, готовые слушать нестандартную музыку.
Неформалов они не трогают.
Хава: Там мы и встретились. Со временем выяснилось, что здесь немало талантливых музыкантов. Они существуют подпольно, закрыто, но все же иногда случайно знакомятся, находят друг друга. Нередко это происходит в ЦСИ. Там молодежь общается, что-то придумывает, а потом и презентует свое творчество.
Владимир: И много у вас слушателей?
Хава: Максимум - человек 50.
Зелимхан: Для нас это очень много. Подвал в ЦСИ маленький. Когда собирается 30-40 человек, уже сесть негде. Кажется, что слушателей тысячи.
Владимир: А вас пытаются контролировать?
Зелимхан Недавно Министерство культуры постановило, что, хотя наши звезды поют исключительно так, как положено, и исполняют только разрешенные песни, все равно их репертуар будут проверять и утверждать. Но неформалов они не трогают.
Хава: Нас просто не приглашают на большие концерты.
Владимир: Андеграунд всегда притягателен для молодежи. В девяностые годы никто панков не поддерживал и на фестивали не звал. И все равно их было много.
Зелимхан: Все чеченские любители андеграунда познакомились с ним либо за пределами республики, либо очень давно. Новое поколение сейчас растят на традиционности и религиозности, они даже не подозревают о существовании другой музыки. А те, кто знает, зачастую считают ее чем-то сатанинским. К счастью, студенты все же роются в интернете и видят, что в мире есть места, где все иначе. Я очень на них надеюсь.
Владимир: Ты считаешь, что таких людей становится больше?
Зелимхан: Да, ведь интернет, слава богу, еще не запретили, а он способствует познанию. Значит, число рокеров должно расти. И на наши концерты с каждым месяцем ходит все больше людей.
Владимир: Кем вы оба работаете?
Зелимхан Я - корреспондент газеты "Молодежная смена".
Хава: Я преподаю в музыкальной школе игру на фортепиано, а еще работаю клавишником в филармонии, в ансамбле “Седа” (“Звездочка”) под руководством Усмана Гучигова. Мы его зовем просто Узманом.
Удивительно, что такие люди есть в нашей республике.
Зелимхан: Узман - очень крутой мужик. Я им бесконечно восхищаюсь. Удивительно, что такие люди есть в нашей республике. Когда взрослый человек - здесь это просто дико - сохранил юношеские панковские принципы. Значит, для Чечни еще не все потеряно. Такие люди столь редки, что их на руках надо носить. У него нет такого: я взрослый, значит, все должны меня слушаться. Молодежь сейчас уже не та, что раньше. Интернет, культура, наука... Старые традиции беспрекословного подчинения в современном мире не всегда приемлемы. Порой родители, навязывая свои принципы детям, только вредят им. Не дают развиваться личности.
Хава: Они требуют слепого выполнения своих требований. Это порождает конфликты - не явные, но скрытые.
Зелимхан: А такие люди, как Узман, не настаивают на своей правоте и принимают нас такими, какие мы есть. Это - тот самый случай, когда ты любишь взрослого человека. Не боишься прийти - посоветоваться, посмеяться. Кажется, он не стареет, и ты разговариваешь со сверстником. И, тем не менее, его уважаешь даже сильнее, чем других взрослых. Ты понимаешь, что он - не старик, но жизненного опыта у него больше, чем у девяностолетних, которые думают, что у нас до сих пор царский режим и чеченцам нужно соблюдать правила двухсотлетней давности.
Владимир: Я слышал, что Хава - известный поэт.
Хава: Насчет известности не знаю, но меня печатали в журнале “Вайнах”, я постоянно участвую в семинаре молодых литераторов Кавказа. Мы с подругой Марьям Хадысовой организовали сборище поэтов и тех, кто не против. Целый год собирались раз в месяц в ЦСИ и читали стихи, как свои, так и чужие.
Владимир: Кого было больше - поэтов или тех, кто не против?
Хава: По-разному. Обычно поровну.
Владимир: Почему и поэты-неформалы, и альтернативные музыканты собирают в Чечне так мало слушателей?
Зелимхан: Прямого государственного давления нет. Есть, как бы это сказать, неприемлемость, народное недоверие. Здесь определенный менталитет, и рок-культура ему не соответствует.
Хава: Она бунтарская, против застоя, а это опасно. Нужно, чтобы молодые уважали старших и обычаи.
Зелимхан: Но не было случая, чтобы пришли милиционеры и прикрыли лавочку. Просто сами люди не ходят.
Хава: Если музыканты хотят играть рок, их никто не поддержит. Все концерты они делают своими силами. А это сложно. Разве что Аслан Адамов из группы Red Torch проводит фестиваль под эгидой “Рок против наркотиков”.
Владимир: С местной спецификой его можно назвать “Рок против насвая”.
Хава: Информация о негосударственных мероприятиях здесь распространяется плохо. Однажды этот фестиваль перенесли, так вообще никто не пришел – люди просто не узнали о том, где и когда он состоится.
У нас условия очень близки к советскому режиму. Так и выступаем.
Зелимхан: В Вологодской области работники культуры сами приходили к музыкантам и упрашивали, чтобы те у них сыграли. И это нравилось всем. А у нас Министерство по делам молодежи хорошо работает с детьми, но музыки это не касается.
Владимир: В Советском Союзе Цой работал в котельной...
Зелимхан: Да, у нас условия очень близки к советскому режиму. Так и выступаем.
Хава: В идеальных условиях подлинного советского андеграунда.
Владимир: Когда же он сформируется, наконец, в таких идеальных условиях?
Зелимхан: Слушающих у себя дома рок здесь немало. Даже блэк-металлистов. Но приходить на концерты и уж тем более самим играть – совсем другое дело. Я не знаю ни одного нового коллектива. Продолжают выступать те, кто образовался 5-10 лет назад.
Владимир: Какие интересные команды есть в Чечне?
Зелимхан: Red Torch, Voltage, Hetal Metal, “Квадрат” - это все рок или металл. “Старый город” играет блюз, есть еще группа “Нохчо”. Но все они, в основном, выступают за пределами республики - в Махачкале, Нальчике, Ростове.
Надеюсь, что мы медленно посеем эти зерна - не революции, а массового просвещения.
Хава: Я постоянно работаю с музыкантами группы Voltage. У них страшная текучка басистов. В русском или другом кавказском городе они постоянно бы выступали. А здесь они видят, что это никому не нужно, и стали апатичными. Сейчас ребята начали выезжать в Махачкалу, и к ним сразу вернулось желание работать.
Зелимхан: Среда у нас инертная, и пассивность массы передается музыкантам.
Хава: Еще родственники сильно влияют. У чеченцев музыка традиционно считается несерьезным занятием.
Зелимхан: Быть музыкантом - все равно, что быть бездельником.
Хава: Этот стереотип сильно давит на молодежь. Много наших друзей - талантливых музыкантов - бросили рок и решили заняться чем-то "серьезным".
Владимир: Зашибанием бабок.
Зелимхан: Да-да.
Владимир: И куда вы собираетесь развиваться как творческие люди?
Зелимхан: Я все же надеюсь, что мы медленно посеем эти зерна - не революции, а массового просвещения. Нас среди неформалов знают многие. Они через соцсети и WhatsApp передают друг другу видео с концертов. Надеюсь, что постепенное воздействие на умы что-то изменит.
Хава: Вода камень точит. Мы не стремимся к славе, не лезем на государственную сцену, не пиаримся, не подставляемся в принципе. Отчасти из-за того, что это нам чуждо, отчасти потому, что если сильно светиться, тебя могут прикрыть. А если ты что-то подлинное делаешь, оно и так найдет отклик.
Владимир: Были прецеденты, когда кого-то прикрыли?
В Чечне революционный способ не проходит.
Хава: В ансамбле “Седа” была яркая вокалистка. Талантливая девушка с сильным голосом. Но у нее были свои взгляды на музыку. И после одного случая, когда она выступила с песней The Doors и соответствующе вела себя на сцене...
Зелимхан: Позвонили и сказали, что ее надо уволить из филармонии. В Чечне революционный способ не проходит. Может, мы потому и держимся, что не заявляем о себе открыто. А если бы собирали людей на площади, нас бы поувольняли.
Хава: Или, может, это бы стало толчком к чему-то новому...
Зелимхан: Если мы не начнем действовать, и в будущем ничто не изменится. Думаю, в беспонтовом состоянии местного андеграунда процентов на 70 виноваты сами музыканты. Наивно полагать, что в Чечне внезапно разрешат рок-н-ролл. Везде это проходит с проблемами. Не было такого, что в Америке раз выступили - и все прокатило. Там тоже церковь и государство преследовали рокеров. Обвиняли их в чем угодно - в наркомании, в аморальном поведении… Но кто-то же должен это делать. Иные музыканты на гастролях в Осетии колбасили по полной, но в Чечне боялись, что будут выглядеть глупо. Я их чуть ли не насильно приводил в ЦСИ, и они были удивлены, что там им тоже хлопают, что людям нужна эта музыка. Рокеры сами должны проявлять инициативу и рваться в бой. Пусть медленно и постепенно, но двигаться вперед. Мы им пытаемся внушить, что ничего страшного в роке нет, нас никто не закрывает, так давайте хотя бы в ЦСИ играть. Пусть люди слышат.
