*

Мы завтракаем в фестивальном театре перед церемонией вручения премии местной газеты, за большими окнами – Эдинбург, удивительно красивый город с узкими улицами и причудливыми домами серо-коричневого камня, бурлящий жизнью во время фестиваля. Я предлагаю выйти в город, чтобы поснимать их на улицах, но Алехина отказывается – не хочет в толпу. Говорит, что накануне они с Энтео забирались на гору – в центре Эдинбурга вздымается живописный, как, видимо, все в Шотландии, холм. Я спрашиваю, любит ли она Гарри Поттера, – отвечает, что да, три раза перечитывала. Энтео книга не понравилась. Я рассказываю, что в двух шагах от театра – места, вдохновлявшие Роулинг: прообраз Diagon alley – Victoria street, и кладбище с надгробием некоего Томаса Риддла. Туда Алехина явно не прочь сходить, но Энтео говорит, что хочет на спектакль некоей русской группы, хотя уже видел его. Некоторое время они спорят, Алехина говорит, что ей скоро надо на другую встречу и придется уходить с середины представления, и это неловко, но в результате все идут на спектакль, слегка поплутав: Алехина находит место, вспомнив, что это "церковь за углом от магазина, где продают метлы".

На могилу Риддла они все-таки сходят – потом.

Расписание у Алехиной в Эдинбурге – очень жесткое. В тот день утром "Дням восстания" вручали Herald Angel awards – награду, еженедельно присуждаемую участникам фестиваля местной газетой. После короткой церемонии, на которой Алехина коротко поблагодарила за премию, а режиссер спектакля Юрий Муравицкий призвал к освобождению Олега Сенцова и Кирилла Серебренникова, ей предстояла встреча с читателями на Эдинбургском книжном фестивале, вечером – очередное представление.

*

Середина августа, разгар "Фринджа", но в Эдинбурге за пару дней можно забыть, что существует солнце – все время кажется, что вот-вот пойдет дождь, и он либо действительно начинает идти, либо висит себе в воздухе. Посетителям фестиваля это не важно: на каждом шагу пабы, бары, рестораны и клубы превращены в площадки, где постоянно кто-то выступает – по большей части бесплатно, только после представлений предлагают совершить пожертвование, фунтов пять. Во "Фриндже" участвуют сотни исполнителей и групп, от любителей до профессионалов, и по центральной фестивальной улице, где вокруг уличных артистов и живых статуй крутятся водовороты публики, невозможно сделать шагу без того, чтобы не обнаружить в руках десяток флаеров, зазывающих на представления.

Алехина – звезда "Фринджа", ей флаеры раздавать не нужно. "Дни восстания" идут на одной из основных фестивальных площадок в Summerhall, арт-центре в здании бывшего ветеринарного колледжа. На соседнем здании – рекламный плакат, Путин в балаклаве. Зрители на спектакле – не случайные, они знают историю Pussy Riot, в восторге от Алехиной, говорят о ее бескомпромиссной храбрости и готовы час стоять в очереди, чтобы подписать книгу и вместе сфотографироваться. На книжном фестивале на встрече с Алехиной зал в 750 мест полностью забит. Кто-то из аудитории спрашивает ее совета, можно ли позаимствовать что-то из опыта Pussy riot, чтобы добиваться независимости Шотландии – и в Telegraph потом можно прочитать раздраженную колонку о том, что сравнивать с Pussy Riot шотландских националистов, проигравших демократический референдум, тупо и оскорбительно для Алехиной, которая – напоминается в статье – за "хулиганство", а по сути, за оскорбление Путина была отправлена на два года в Gulag-style колонию, чтобы в ужасных условиях по 12 часов в день шить форму для тюремной охраны и подвергаться унижениям, призванным сломить ее дух – и ничего не сломившим.

На книжном фестивале особенно хорошо видно, почему к Алехиной тут относятся с таким почтением. Вел встречу ультралевый греческий политик и экономист, бывший министр финансов Греции Янис Варуфакис – его, кстати, тоже критиковали за несколько провокативно устроенный в зале опрос о независимости Шотландии, на котором за независимость высказалось явно больше половины аудитории, и за то, что в контексте борьбы Pussy Riot высказывался о сильно нелюбимой им евробюрократии. Варуфакис выспрашивал Алехину, как она добралась в Эдинбург, после того как ей в московском аэропорту внезапно запретили улетать из-за невыполненного решения суда, который приговорил ее к общественным работам за недавние акции протеста. Алехина объяснила, что добралась "на волшебном пони". Варуфакис попытался прояснить у нее маршрут: "Белоруссия? Литва? Или еще как-то?" – "Еще как-то", – ответила Алехина под смех публики. Тогда Варуфакис сказал, обращаясь к залу: "Большинство из нас, претендующих на то, чтобы быть радикалами, – диванные революционеры. Мы сидим, пишем, некоторые из нас даже вступают в схватки с истеблишментом Европейского союза, но мы более-менее уверены, что вечером вернемся домой к нашим любимым. Но этот человек не знает, что с ней случится, когда она вернется домой". Овация.

*

После встречи с читателями Алехина не меньше часа подписывает книги – очередь вьется где-то снаружи павильона книжной выставки. Она просит Энтео посидеть рядом, устала в одиночку, но стоит выразить сочувствие с этой мучительной, однообразной процедурой, Алехина бросает осуждающий взгляд, говорит: "Это дает книге жизнь" – и продолжает подписывать обложки, вслух мечтая о супе в "юрте для авторов" – сооружении для гостей фестиваля, и правда, напоминающем юрту.

Они настояли, чтобы давать интервью только вдвоем. Даже пока Алехина подписывала книги, а Энтео скучал в ожидании, он отговорился от интервью тем, что не выспался. "Мы столько ругались из-за того, что говорили друг о друге порознь", – заметит кто-то из них потом.

У Энтео очень милая улыбка и привычка как-то застенчиво отводить взгляд. Он обаятелен, и если бы рядом сидел кто-то, знавший его прежде, было бы здорово спросить, изменился ли он со времен "Божьей воли" и всех прославивших его акций. Нападение на сторонников Pussy Riot, нападение на пастафарианцев, нападение на сотрудника музея, погром на выставке – свои радикальные взгляды члены "Божьей воли" были вполне готовы нести в мир с помощью насилия и запугивания. Представления об Энтео как о православном акционисте несостоятельны: художественный акт не предусматривает никакого насилия над окружающими.

Энтео, родившийся в 1989 году, пришел к православию (и вообще к религии), когда ему было около двадцати. Занимался уличным миссионерством, оказался в кругу московского священника Даниила Сысоева, получившего известность довольно радикальными взглядами. Сысоев был убит в 2009 году, по предположениям, из-за высказываний об исламе, а молодые люди из его окружения создали движение "Божья воля", занявшее очень жесткие позиции – от запрета на аборты, борьбы с геями и "кощунниками" до креационизма (Энтео – младоземельный креационист, то есть человек, который, буквально читая Ветхий завет, определяет возраст Вселенной примерно в 7 тысяч лет).

Их "силовые" акции в отношении оппозиционно настроенных граждан не вызывали никакого интереса правоохранительных органов, так что неудивительно, что активистов "Божьей воли" считали связанными с властью. По сути так и было – они взаимодействовали с РПЦ, но, говорит Энтео, не за деньги, а по идеологическим соображениям и недолго:

– [Сначала] вопросы космоса волновали меня больше, чем политические. У меня, как и у многих других людей, в 2012 году благодаря пропаганде сложилось ощущение, что те, кто за Путина, – приверженцы христианских ценностей, а те, кто против него, – наоборот, душители нашей цивилизации. В итоге стало понятно, что это обман, есть разные люди, движимые разными интересами. Есть люди, которые, может, не сделали религиозный выбор, но делают такие дела, что достойны восхищения и уважения... Мы сначала взаимодействовали с синодальными структурами Русской православной церкви. Я понимаю, что мы были встроены в некий большой механизм. Все это было втемную – люди не подписывали соглашений, не платили деньги. Мы очень быстро из этой игры вышли, стали неуправляемыми, никто не знал, что с нами делать... Окончательный момент перелома – человек из церкви звонит и просит "божьевольцев" выйти на шествие в честь присоединения Крыма. Мы с ребятами посмотрели, почувствовали глубокую неправду того, что там происходит, и приняли решение, что не пойдем.

Одиозность акций "Божьей воли" привела к тому, что ее стали критиковать и в РПЦ, а за нападение в 2015 году на выставку в Манеже и повреждение работ Вадима Сидура Энтео получил 10 суток – и это был болезненный опыт, говорит он.

Энтео уточняет, что движение отождествляло себя именно с церковью, а не с Путиным, что Путин ему "ни копейки денег не давал". Алехина тоже не считает, что Энтео был путинцем.

*

Через год после той отсидки Энтео столкнулся лицом к лицу с Алехиной и после стал слать ей в Твиттере приглашения встретиться – и они встретились. Услышав вопрос "Вы почувствовали, что пора меняться, и написали Маше – это как билет в новый мир?", оба страшно смеются, а отсмеявшись, Энтео говорит: "Написал и написал, было интересно с девушкой познакомиться".

– Изменения начали происходить достаточно давно, еще до знакомства с Машей. Я понимал, что время меняется, я сам меняюсь, вижу вещи, которых раньше не видел.

Теоретически они могли познакомиться раньше, когда Алехина – еще до Pussy Riot – ходила вместе с волонтерами из Даниловского монастыря в детскую психиатрическую больницу (и рассказывает про нее страшные вещи). Примерно в то же время с движением "Даниловцы" был связан и Энтео. Когда Алехина оказалась под судом, представитель волонтерского движения написал бумагу, подтверждающую, что она сотрудничала с ними. "Он просто подтвердил факт, никакой политики, не высказывал никаких суждений по поводу патриарха или Путина. Его уволили после этого", – рассказывает она.

Алехина, очевидно, приняла Энтео таким, каким он был: "Дима показывал мне видео, рассказывал о том, что происходило в 2012–2013 годах. Без понимания другого человека, пусть даже он является оппонентом, ничего изменить невозможно".

Энтео объясняет, что в те времена его – человека правых мировоззрений – настраивала против протестов "левая культурная повестка" и что "страна была другой, а "красный" ренессанс, тотальный этатизм и война были впереди".

Алехина говорит:

– Дима сейчас, сколько мы здесь находимся, видит людей, которые приходят на наши выступления. Эти люди не какие-то рептилии, они зачастую клевые.

– Когда я вижу карикатурных левых активистов, они вызывают у меня, скорее, иронию. И есть много красивых интересных людей, – отвечает ей Энтео.

Алехина смеется:

– Люди ведь делятся на красивых и некрасивых, да, Дим?

Энтео поправляет:

– Красивых и не очень красивых.

Год назад Энтео поддержал преследование Серебренникова, Алехина опять оказалась на другой стороне баррикады, и тяжело это переживала, но факт в том, что они до сих пор вместе. Еще один факт: с тех пор как Энтео сошелся с Алехиной, проповеди насилием не было, хотя значительная часть его взглядов не изменилась. Зато вместо "синодальных структур" Энтео звонят пиарщики: например, просят возмутиться каким-нибудь фильмом и тем сделать ему рекламу. Предлагают хорошие деньги.

Легко представить себе шок друзей и Алехиной, и Энтео от новости, что они сошлись.

– Вам писали друзья: "Маша, остановись?"

– Это вы сейчас максимально корректно сказали. Они писали по-другому.

– Точно так же писали и мне, не все это поняли, – добавляет Энтео. Его за Алехину исключили из "Божьей воли".

Когда слушаешь Энтео, действительно порой испытываешь изумление, пережитое друзьями Алехиной, но, с другой стороны, если она приняла человека, требовавшего когда-то заключить ее в тюрьму, то и остальные как-нибудь смогут принять их вместе.

Сейчас Энтео называет ошибкой акцию против Серебренникова: "Он впоследствии стал жертвой государственной репрессивной машины, подобного я и врагу не пожелаю", но говорит, что критически относится к творчеству режиссера, по его словам, "обласканного властью": "Если ты художник и берешь деньги у государства, то ты берешь их из чужих карманов, более того, их отдают не добровольно, а под страхом государственного аппарата насилия, которое становится основой подобного творчества. Если ты берешь у государства деньги, ты продаешь свою лояльность. И они вправе рассматривать тебя как свою собственность". В качестве другого примера Энтео приводит Константина Богомолова, призывающего голосовать за мэра Москвы Собянина. Когда-то Энтео с товарищами пытались сорвать спектакль Богомолова, сочтя его богохульным.

*

Окна гримерки на втором этаже, отведенной актерам "Дней восстания", выходят во внутренний двор Summerhall, где всегда – море голов и гул голосов. Люди до глубокой ночи болтают, едят и пьют. Бар The Royal Dick в одном из крыльев здания в эти дни переименован в The Royal Pussy.

Помимо Алехиной в спектакле участвуют еще трое: белорусский актер Кирилл Машека и Настя и Максим из группы AWOTT. В гримерке они прыгают и кричат, разогреваясь перед выходом на сцену. Откуда-то снаружи доносится музыка, Энтео танцует и притягивает к себе Алехину. Это самое понятное измерение их отношений. Смешной диалог происходит между ними, когда Энтео говорит о своей службе в ВДВ:

Энтео: Да, я десантник. 2 августа хожу в беретке. Купался в фонтане в парке Горького в тельняшке.

Алехина: А я сказала, что не пойду.

Энтео: Поссорились тогда. Маше не нравится, она просто не проникается романтикой.

Алехина: Я не проникаюсь пассажами, что всем девочкам нравятся солдаты. Серьезно? Прыгать с парашютом – да. Убивать – нет. Это всем понятно, включая тебя.

Когда говоришь, что они сошлись, как Ромео и Джульетта, из враждующих домов, Алехина отвечает: "Травиться никто не собирается".

*

Движение "Декоммунизация", совместные акции против "пакета Яровой", ФСБ, культа Сталина, пыток в местах заключения – Алехина и Энтео рассказывают наконец о том, что их объединяет.

– Я увидел, что это точка, у нас в стране не было процесса преодоления тоталитарного наследия, декоммунизации. Преемственность спецслужб – мы видим, что свободы уменьшаются, каждый день приносит все более чудовищные новости, – говорит Энтео.

Они рассказывают, как в день смерти Сталина пришли к его могиле у кремлевской стены и громко включили стихотворение Мандельштама "Мы живем, под собою не чуя страны": "Люди продолжали нести цветы на могилу с абсолютно торжественным видом, как будто ничего не происходит. После какой-то дедушка подходит и говорит: "Вообще-то Сталин был грузин, а не осетин. Вы что-то перепутали". Это единственное, что его смутило, остальное было в порядке".

Еще одна история – о весенней акции протеста против блокировки мессенджера Telegram, за которую Алехина и Энтео получили по 100 часов обязательных работ, после чего Алехину и попытались не выпустить за границу:

– Устраивают суды за то, что кто-то пускал бумажные самолетики в ФСБ. Звучит как пассаж из Оруэлла.

– Нас судили даже не за несанкционированный митинг. Это была чисто оруэлловская статья – мы организовали "несогласованное одновременное пребывание граждан". Запрещено законом. (Статья 20.2.2. – Прим.)

– Работы и штраф присуждала та самая судья, что была на апелляции по блокировке Telegram. Суд – это для каждого человека момент, когда он соприкасается с системой напрямую, и она внимательно смотрит на тебя пустыми глазами судей, – говорит Энтео, а Алехина добавляет: – У той глаза были довольно ироничные.

*

Зал, где играют "Дни восстания", небольшой, но люди в нем стоят, как на рок-концерте, и вообще у спектакля атмосфера рок-концерта: резкая музыка, речитативы, видеопроекции, публика пританцовывает в такт и взрывается криками.

Спектакль охватывает время от "панк-молебна" до освобождения Алехиной из колонии, где она боролась за права заключенных женщин. О заключении Алехина говорит и в интервью, и на встрече с читателями:

– В колонии в Нижнем Новгороде была девочка, ее звали Ира, были какие-то нарушения в ВИЧ-терапии, которые повлекли за собой очень жесткий туберкулез, человек умирал у нас на глазах. Она сначала желтела, потом вся высохла, и стало понятно, что через несколько месяцев ее не станет. Она умерла после того, как меня освободили.

– Не важно, кто вы. Если хотите что-то сделать, просто делайте, – говорит она, обращаясь к залу в Эдинбурге.

После освобождения Алехина вместе с Надеждой Толоконниковой создали "Медиазону" и поддерживали ее даже, когда их пути разошлись.

Сейчас их общение возобновилось, говорит Алехина. Знакома Толоконникова и с Энтео, "приходила на суд по самолетикам". Прошлым летом она вернулась в Москву после года жизни в Америке в день, когда Алехина и Энтео устроили совместное чтение Библии у Министерства юстиции. Энтео тогда так описал происходившее в фейсбук-полемике с бывшими соратниками: "Я просто позвал всех неравнодушных людей, которые против подавления религиозных и гражданских свобод... Маша Алехина пришла, хотя ровно на этом же самом месте 5 лет назад протестовали те же самые люди требуя максимально сурового наказания для нее... Прошли годы. Сейчас она занимается помощью заключенным. И это был не простой поступок, ее исповедание, ее шаг навстречу. В этом жесте я вижу христианство".

Алехина вспоминает: Толоконникова написала ей тогда, что это была суперакция, "дичайше жаль, что я к вам не успеваю".

*

У Энтео сложная система взглядов, которая должна помочь совершить переход от фундаменталиста, диктующего людям, как себя вести, к либертарианцу, с терпимостью относящемуся к носителям других взглядов. Он говорит, что против тирании, против "социалистической машины, которая превращает людей в пиксели", что ему важен "момент на стыке человека и государства, важно защитить ценность человеческой личности", и это "не мешает иметь свое отношение к абортам, к вопросу, стоит ли ограничивать культурную среду, есть ли вещи, над которыми не стоит шутить, стоит ли смеяться над жертвами Холокоста, ГУЛАГа или не стоит этого делать":

– Мы создали свой мир, новый, где есть самые разные люди. За нашим столом сидят наши друзья самых разных взглядов. Новый человек – новый мир, всегда интересно. Нет такого, что я в своем лагере, Маша в своем, мы где-то по вечерам встречаемся, чай пьем. Нет, это уже общее пространство.

– Мы стараемся строить мосты, а не стены.

– Разногласия остаются. Но мы же не можем все время спорить, когда перед нами целый мир, много интересного, красивого, важного. Мы здесь находим понимание. Существует то, что нас разъединяет, существует много того, что нас объединяет.

– Есть вещи в человеке важнее, чем его взгляды. Меня жизнь этому научила. Я могу рассказать про нашу с Машей общую подругу. Ее зовут Ольга Шарина, она лидер московских нацболов. Она сидела с Машей в колонии, у них завязалась дружба. Мы уже второй год знакомы с Ольгой, играем в футбол, общаемся. Мы сейчас здесь, а она кормит наших кошек дома. Когда я сидел и Маша сидела в отделении полиции, она нам носила передачки, когда ее посадили за акцию около посольства, мы носили ей передачки, хотя ее взгляды радикально противоречат моим взглядам и, наверное, взглядам Маши.

*

В дискуссии на книжном фестивале Алехиной задают вопрос о преодолении страха. Она отвечает что-то вроде: тут же у вас Гарри Поттер учил отделять страх от себя и делать его смешным. В разных видах вопрос о страхе возникает все время – при обсуждении возвращения в Россию, или боязни за семью. Энтео говорит, что и к его, и к родителям Алехиной приходили из полиции: "Мы чувствуем давление, какие-то неудобства, нам показывают, что наши оппоненты рядом, действуют".

Алехина, демонстративно отказавшаяся идти на общественные работы, да еще уехавшая из страны, несмотря на запрет пограничников, на вопрос, не боится ли, что ее снова посадят, отвечает: "Нет. Беспокоюсь за всякие разные километры вещей, но не из-за этого".

Приходится просить Энтео привести пример ощущения страха.

– Когда с парашюта прыгаешь в первый раз – страшно. Когда ты понимаешь, что надо выпрыгнуть, – это же не очень естественно, прыгать в пропасть. Любой десантник как "Отче наш" знает мантру "501, 502, 503, кольцо, 504, 505, купол, осмотрелся" – последовательность действий, как выпрыгнуть, что сделать с парашютом и так далее... В жизни постоянно испытываю беспокойство, страх, конечно, я же человек. Меня можно испугать, как и любого. Я говорю о бытовом измерении. Если Маша может сказать искренне, что ей все равно, что ее будут судить, лишать свободы, – мне не все равно. Я десять суток сидел, я болезненно переношу чувство несвободы. Возможно, из-за этого я много времени потратил на изучение опыта несвободы у других людей, читал все, что мог найти о советских лагерях, о ГУЛАГе. Через опыт несвободы, когда человек соприкасается с государством, многое можно понять. Как оно в бараке, так оно и за его пределами. Маша любит говорить, что вышла на "так называемую свободу".

Алехина говорит:

– Свобода – это не про нахождение внутри заборчика или за его пределами.

Приходится спросить ее о Неаполе, где она как-то побывала – понравилось ли ей там?

– Было прикольно.

– Свобода же дает возможность поехать в Неаполь. Этим же отличается от несвободы.

– Серьезно?

– А чем?

– Не этим. Разница есть, разумеется, огромная разница. Но вы объясняете себе, зачем вы живете? В жизни каждого из нас наступают новые дни, а вместе с этими днями ситуации, в которых мы делаем тот или иной выбор. Если мы посмотрим на историю борьбы за ценность свободы, она намного больше, чем поездка в какое-то клевое место. Люди клали жизнь за собственную свободу, как они ее понимали и чувствовали.

– Вы оказались в храме Христа Спасителя в результате последовательности совершенных вами действий. Вы никогда не думали: хорошо бы я на том повороте свернула в другую сторону?

– Нет. Я горжусь тем, что там оказалась.

*

Вечером после спектакля актеры переводят дух, а Алехина вновь отправляется подписывать книжки – вниз, во двор Summerhall. Вокруг нее кружит продюсер спектакля Александр Чепарухин, единственный, кто, кажется, полон энергии.

Вновь люди выстраиваются в часовую очередь, Алехина со стаканом вина садится за стол на освещенной террасе, подписывает книги, выслушивает слова благодарности и восхищения и фотографируется на память. Энтео время от времени подходит к ней. Это очень долгий день, но задавать Алехиной вопрос, довольна ли она, не хочется.

Ее раздражают вопросы о счастье: "Я этот вопрос про счастье уже третий год слушаю и не знаю, что отвечать". Энтео поддразнивает ее: "Простое женское счастье". Она отвечает ему в тон: "Я очень серьезная, внутренне грустная, постоянно заточенная на исполнение внутреннего долга... Нет. У меня просто с вербализацией собственных чувств не очень хорошо".

Энтео:

– Есть вещи, которые абсолютно роднят нас с Машей, одинаковое восприятие того, что надо что-то делать, надо бежать очень быстро, чтобы удержаться на месте. Если проходит время, ты ничего не делаешь, нет никакого плода, то что-то не так, это состояние некомфортное. Жизнь проходит, ты не делаешь, что мог бы делать.

Алехина спрашивает Энтео:

– Ты примеряешь сейчас на себя цитату из "Алисы в Зазеркалье", правильно понимаю?

– Это плохо?

Алехина:

– Наоборот, клево.

– Вы производите впечатление счастливой молодой пары, но при этом очень серьезной.

Энтео:

– Мы не раскрепощены из-за этого ритма, из-за того, что невыспавшиеся все время. Я чувствую себя немного зажатым.

Но в какой-то момент он все-таки вербализует за Алехину ее чувства:

– Маше нравится, что ее книга живет, что она продолжается, она видит реакцию людей. Она испытывает радость, хотя, может быть, не показывает даже в эти моменты. Она вложила много себя. У Маши есть такой принцип: она, когда создает, из себя силой выдирает какие-то вещи. Я бы на такую экзекуцию не согласился. Эта книга ей далась с трудом.

*

В конце августа "Дни восстания" получили одну из важных британских театральных премий Total Theatre Awards – за "инновации, эксперимент и игру с формой".

В спектакле есть момент, когда Алехина садится на авансцене, оказываясь лицом к лицу со стоящими перед ней зрителями, и что-то им говорит. Это порождает странное чувство. В обычном спектакле актер исполняет написанную автором роль. Но здесь Алехина играет саму себя, свою жизнь: она взаправду входила в балаклаве в церковь, выступала в суде, сидела в колонии – и теперь говорит об этом со сцены, и эта ее жизнь сворачивается в кольцо:

– Вся история, с самой первой акции до последнего дня в исправительной колонии, будет жить на сцене, вы можете прийти и увидеть, что с нами происходило и происходит до сих пор. Каждый раз мы выходим прежде всего для того, чтобы люди, которые придут нас послушать, поняли, что на самом деле они тоже могут что-то сделать. Ко мне подходят люди купить книжки и говорят: "Мы тоже хотим что-то делать". Этот спектакль должен разрушать равнодушие, то равнодушие, когда форма побеждает человека: форма судьи или полицейского, или тюремщика, который пытает человека и может запытать до смерти.

Валентин Барышников

Радио Свобода