Москвичка Татьяна Колодий с начала марта безуспешно ищет сына – 19-летний Вадим перестал выходить на связь в конце февраля, а в начале марта ей сообщили, что предположительно он пропал в украинском городе Сумы. С тех пор Татьяна пыталась узнать о судьбе сына в Минобороны, военной прокуратуре, но ответа не получила. В похожем положении оказались многие семьи пропавших без вести военных. Некоторые из них до сих пор не знают, что случилось с сыновьями и мужьями, которые в один день просто перестали выходить на связь. Добиться ответа от военных или представителей власти возможным не представляется.
"Обещали перспективы"
Мать Вадима Колодия говорит, что сын подписал контракт в 19 лет "из-за перспектив".
– Ему обещали бесплатное образование и карьеру в МВД. Поэтому, когда сын отслужил 6 месяцев срочной службы, то подписал контракт. Так он оказался 24 февраля в Украине на СВО. Уже через три дня Вадим перестал выходить на связь, – вспоминает Татьяна. – Через неделю из военкомата сообщили, что сын предположительно пропал в Сумах, вероятно, погиб, но это не точно. Это было 5 марта. Я отказывалась верить, у меня случилась истерика, я испугала своим криком остальных своих детей. Первая неделя была как в темноте. Боль, слезы, ни сон, ни еда не шли. Мне дочь говорит, мама встань, расчешись и поешь, но я нечего не слышала... Тела мне так и не отдали, вот с марта жду. ДНК не проводили. О местонахождении моего сына им неизвестно.
За 9 месяцев поисков она обращалась в военную прокуратуру, звонила и писала в Минобороны. Ответов не было.
– Даже пыталась записаться на прием к президенту Путину и министру обороны, но везде в ответ стандартные отписки. Мой сын Колодий Вадим Александрович, 05.11.2002, контрактник части 51387 Наро-Фоминск, 136-й отдельный разведывательный батальон, снайпер наводчик, – номер части и батальона Татьяна произносит без запинки, автоматически. – Тела так и не нашли. ДНК идентификации не подтвердили. О местонахождении моего сына им не известно. Помогите, пожалуйста, найти сына!
4 ноября семья Колодий праздновала день рождения Вадима, это было его двадцатилетие – пока не привезли тело, они верят, что он жив.
– Вчера перебирала его вещи, наревелась, как белуга. Приготовила его любимые ватрушки. А его всё нет и нет. Хоть бы тело уже привезли, может, легче станет, – рассуждает Татьяна, но потом спохватывается: – Нет, лучше еще подожду.
Сейчас она ищет сына сама, надеясь на силу соцсетей. К ней присоединились матери, которые также уже долгое время ничего не знают о судьбе своих сыновей.
– Для уточнения информации о местонахождении солдата рекомендуется обратиться к командованию части, где военнослужащий проходит службу. Если связаться с частью не удается, то можно обратиться в военную комендатуру или военную прокуратуру гарнизона, в котором дислоцируется воинская часть. Главное – не бояться, а действовать. Не бояться, что сыну станет хуже, что ему будут мстить сослуживцы и командование, если родители начнут активно выяснять, защищать, требовать соблюдения законов и прав человека, – привычно напутствует Колодий других матерей. – Жалко, что у парней при призыве не берут анализ ДНК. Если бы Министерство обороны проводило обязательное тестирование, это избавило бы от проблем с опознанием. Сейчас, чтобы избежать путаницы, проводят экспертизу, сверяя ДНК погибшего с ДНК родственников. Но не всегда это помогает, останки еще нужно найти.
"Пошел на алименты заработать"
Со 2 сентября своего брата ищут Юлия и Алексей Власовы из якутского города Покровск. У 38-летнего Виталия Власова в якутском селе Синск остались бывшая жена и трое несовершеннолетних детей.
– 2 сентября, как пошел на Херсон – это была последняя связь. Больше никаких известий о брате, – говорит Юлия. – 10 августа он пошел туда [в российскую армию] по контракту. Он до этого в армии служил в артиллерии. В последнее время работал в ЧОПе, охранником. Но за эти копейки надоело горбатиться, вот и пошел. Взяли рядовым.
Их младший брат Алексей Власов уверен, что Виталий заключил контракт с армией и отправился на войну в Украину, так как не мог погасить долг по алиментам.
– У него в Синске (232 километра от Якутска) живет бывшая жена Гульнара и трое маленьких детей. Старшей, Ире, только 14 лет исполнилось. Младшая во втором классе. Это исключительно денежная ситуация, детей как-то надо воспитывать. Он специально уехал в Якутск, зарабатывать, но со своей зарплаты охранника мог только очень небольшие суммы отправлять им в деревню, в итоге накопился приличный долг, – говорит Алексей.
По словам сестры, она пыталась отговорить Виталия от контракта.
– Но ничего не получилось, без толку. Жена его тоже знала заранее – Виталя, когда собирался, всем сказал: "Я ухожу", но они в разводе, она его не отговаривала, детям он не сказал правду, – рассказывает Юлия. – Мне он звонил или аудио наговаривал, как раньше, по видеосвязи, не получалось поговорить. Ну, что говорил? Что "война конкретная", что пекло. Я его уговаривала вернуться, он сказал, что уже поздно. Потом они "пошли на Херсонскую область", и после этого он пропал.
– Вам кто-то из военкомата, из Минобороны дал ответ о его статусе?
– Вообще никто ничего не говорит. Соответственно, говорят, что смысла ехать его искать, опознавать по ДНК, нет. Хотя из воинской части нам, когда позвонили и сказали: "возможно, погиб", потребовали, чтоб срочно сдали ДНК. Ребенок старший приезжал, дочка Виталика 14 лет, я, брат младший, все втроем сдали. Они ничего не объясняют. Наш военкомат сказал, что новостей пока никаких нет.
– Получается, ДНК они взяли "на всякий случай", тело из Херсонской области не вывезли?
– Да, никаких новостей, ничего нет. ДНК наши "не к чему применить". До сих пор простить себе не могу, что недодавила, не заставила его отказаться. Ведь знала, что ничего хорошего не будет, никакие деньги не стоят жизни, да даже здоровья. Я предупреждала, что денег это [участие в войне] не принесет – как в воду глядела! Дети его ни "зарплату" его не получают, ни компенсацию за гибель. Их держат в подвешенном состоянии – ваш отец ни жив, ни мертв. Так как у нас с ним родителей нет в живых, сказали, что в будущем выплаты будут только детям. Но пока даже им ничего невозможно оформить.
Дети вот недавно приехали из деревни – там такая дорога, это для Гульнары огромных денег стоило – приехать-уехать всем, около 10 тысяч туда-сюда. Они [чиновники] потребовали, чтобы всех детей лично привезла, запросили данные, свидетельства о рождении, кучу других документов. Они из Синска еще дозвонились по "горячей линии", им сказали, что банк оформит детям карты. Потом, когда они приехали в Покровск, им сказали, что нет, мы такого не делаем. Ходят по ведомствам разным, как лошади дрессированные, все без толку, – возмущается Юлия.
Сестра звонила и писала несколько заявлений в местный военкомат, но не получила ответ о местенахождении брата. Не дают никакой информации также ни в военной части, ни в Минобороны.
– А у его сослуживцев вы не пытались разузнать, что предположительно произошло под Херсоном и что случилось с Виталием?
– Нет, его сослуживцы не с нашего района, не с Якутии, поэтому о них я ничего не знаю. Вроде с Хабаровска, но мне не удалось их найти.
– Во время единственного звонка из военной части, кроме требования сдать ДНК, что вам сказали?
– Нам сказали буквально: "Они ушли на точку и не вернулись". Может, они где-то спрятались, есть надежда. Может, они через три месяца выйдут на связь. А, может быть, уже и нет. Мы, конечно, надеемся, что он выйдет на связь. Надежды мало, но мы все же надеемся. Смотрим постоянно, сколько погибло, надежда тает.
Сначала Юлия с Алексеем собирались сами ехать в Херсонскую область, искать брата.
– Нам сказали, что бесполезно туда ехать. Вернее, так: "Вас там арестуют, это ж зона боевых действий. Брата не найдете и сами сгинете" – вот так сказали. Я пыталась подбить несколько человек – потому что не один человек с нашего Покровска пропал на Украине, несколько, – но не захотели их родные "воду мутить". Хотя одного парня полгода уже примерно как ищут.
"Пропавший или отсутствующий"
С юридической точки зрения статус "безвестно отсутствующий" корректнее, чем "без вести пропавший", говорит юрист, специализирующийся на военном праве, Алексей Семенов. Но любая из формулировок должна быть зафиксирована судом.
– Только при наличии решения суда статус "пропавшего" или "отсутствующего" возлагает на государство ответственность за его пропажу, а родственникам дает право на выплаты. Но признать человека безвестно отсутствующим суд может только по истечении года после последних известий о человеке, – поясняет юрист. – Все остальное, включая подтверждение статуса в Минобороны, неформально: где военнослужащий – неизвестно, он "безвестно отсутствующий". Уйти на это могут годы. На практике обычное дело, когда родственники два года ходят по судам, чтобы получить свидетельство о смерти. Только после получения этого документа они имеют право на все выплаты. Единовременная выплата, страховая – в сумме это сейчас около 7,5 миллиона рублей.
В соцсетях, в частности во "ВКонтакте", а также в мессенджерах в ходе войны появился целый ряд пабликов, сообществ и каналов, в которых ежедневно размещаются объявления о погибших в Украине и о пропавших без вести – с просьбой помочь в поисках. Кроме того, появляются объявления, в которых ищут тех, кто может опознать убитого, тяжелораненого или потерявшего память военнослужащего по особым приметам.
Оценить количество "отсутствующих" солдат эксперты не берутся. Юридическое бюро Алексея Семенова с конца февраля столкнулось с ростом числа обращений в 10(!) раз – все они, по его словам, от родных пропавших солдат.
– Количество я сказать не могу, в целом цифры потерь настолько запутались, что даже приблизительные оценки в тысячах давать сложно. Вообще, пропавшие без вести на войне – это почти всегда погибшие. Особенно в войне, которая идет в густонаселенном районе. Либо солдаты погибли (могли от холода или голода даже), либо вышли куда-то к своим или врагу. И тогда они стали пленными или их вернули в строй. Важный момент в том, что российская армия изначально ни разу не озвучила число пленных. Да, есть новости про обмены, а сколько всего пленных российских солдат в Украине – не говорят, – замечает военный аналитик Ян Матвеев. – Как именно считают пропавших: обычно в подразделении проводится поверка (утренняя, вечерняя), на которой все военнослужащие должны быть. Кого нет – за тех либо указывают причину, либо считают убитым/пропавшим. То есть неважно, давно ты видел военнослужащего или нет – во время поверки, переклички командир должен знать про каждого, где он. Если на дальнем посту, то так и говорится – на посту, даже если там он пропал, допустим, или погиб. Либо человек говорит "я", либо помечают, почему отсутствует.
Всех, кого не нашли убитым (а трупы должны забирать), надо писать в пропавших. Потому что вдруг он придет завтра. Когда подразделение воюет и в окопах сложно проводить поверки, иногда на них вообще "забивают", проводят как попало и ничего на бумагу особо не записывают.
В целом, думаю, тут работает фейковая статистика, как у нас было с ковидом. Количество убитых занижают максимально, пишут "пропали". В итоге и пленные, и многие погибшие попадают в категорию "пропавших".
Последний материал от независимых СМИ был про 8712 погибших россиян (у BBC, от 11 ноября 2022 года). Исходя из того, что данные занижают минимум вдвое, можно говорить о свыше 17 тысячах погибших. Может быть, и сильно больше 20 тысяч. Скольких из них российская армия назовет "пропавшими без вести"? Думаю, этого и Шойгу точно не знает. Ведь война – это большой бардак. Они даже при желании и вколотой сыворотке правды не расскажут всех цифр, поскольку не знают и сами. И это ведь, по сути, вопрос формулировки – очевидно, если не вернулся и не в плену, значит погиб.
Еще нужно учесть, что сейчас заметная доля воюющих на стороне России – это силы ЛДНР и ЧВК (частная военная компания), а в официальной статистике их никто не учитывает. Российская армия занижает потери в том числе таким способом, – говорит Ян Матвеев.
- С начала войны в Украине Кавказ.Реалии ведет собственный список убитых жителей Юга и Северного Кавказа. На данный момент в нем значатся 1657 имен, 323 из них - уроженцы Дагестана. Это данные, основанные на публикациях в СМИ, заявлениях властей, информации правозащитников и наших собственных источников. Реальные потери могут быть значительно больше.
- Минобороны России в последний раз отчиталось о потерях в день начала мобилизации – 21 сентября. По словам главы ведомства Сергея Шойгу, потери составили 5937 человек. Британская разведка в ноябре оценивала общие потери россиян (тех, кто выбыл из строя по причине ранения, смерти или пропал без вести) в 78,3 тысяч, украинская сторона – примерно в 60 тысяч.
