- Что будет с Халимат Тарамовой, которую силой забрали из убежища для женщин в Махачкале? Почему федеральные власти не проявляют интереса к ситуации?
- Как в России борются с экстремизмом и ксенофобией: пресечение деятельности опасных организаций или сигнал "несогласным"?
На эти вопросы искало ответы Радио Свобода.
ОПАСНАЯ ЗОНА
"Каждой женщине нужно знать, что в случае домашнего насилия ее нахождение на территории России небезопасно. В стране нет закона, защищающего жертв домашнего насилия. А силовики штурмуют специализированные убежища и возвращают жертв к насильникам" – это фрагмент комментария соавтора законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия в России Алены Поповой к событиям в Дагестане, где 10 июня разгромили кризисную квартиру для женщин, чтобы найти сбежавшую из Чечни Халимат Тарамову.
Силовики штурмуют специализированные убежища и возвращают жертв к насильникам
А вот что рассказала правозащитница Светлана Анохина о происходящем после разгрома кризисной квартиры в Махачкале.
Светлана Анохина: Мы получили сильный удар под дых, поняли, насколько не можем доверять представителям правоохранительных органов: силовые структуры – это часть организма нашего государства. И мы абсолютно не ждали, что за нас кто-то вступится, кроме правозащитников и журналистов. Песков сказал, что это дело правоохранительных органов. Ну да, давайте мы все "косяки" правоохранительных органов дадим расследовать этим же органам!
Видеоверсия программы
Конечно, никто не будет уволен и наказан, они найдут способ отмазаться. Тем не менее мы подали заявление о незаконном проникновении в квартиру, о незаконном применении силы, о незаконном удержании нас на протяжении почти суток без возможности поесть, поспать и переодеться сначала в райотделе, а потом в суде. И мы готовы давать свидетельские показания как свидетели похищения человека.
Марьяна Торочешникова: На видеосвязи с нами – консультант по адвокации и международному судопроизводству Вероника Лапина (российские власти признали "Российскую ЛГБТ-сеть", которую она представляет, "иностранным агентом", но ее участники с этим не согласны).
Нам демонстрируют кадры с комментариями живой, здоровой, вернувшейся к родственникам Халимат Тарамовой. Министр Чечни по национальной политике, внешним связям, печати и информации Ахмед Дудаев официально заявляет, что ее пытались похитить "провокаторы", работающие в интересах западных стран. А пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков говорит, что в Кремле видели публикации о бежавшей от домашнего насилия Халимат Тарамовой, но не относят подобные случаи к своей компетенции, тем более что "домашнее насилие, в конце концов, мало чем отличается от любого насилия, которое карается по закону".
Вероника Лапина: Это полное пренебрежение проблемой домашнего насилия! Странно говорить, что это такая же проблема, как другие формы насилия. Нет, это абсолютно другая история! Она касается определенной, наиболее уязвимой группы населения: женщин и детей. И законом эта сфера не регулируется, ведь закон о домашнем насилии так и не принят.
Марьяна Торочешникова: История, случившаяся с Халимат Тарамовой, затрагивает сразу несколько важных и болезненных проблем. Прежде всего, это проблема домашнего насилия в целом и невозможность жертв защититься от него, рассчитывать на помощь государства. Вторая проблема – это многолетняя дискриминация женщин в северокавказских республиках РФ.
История, случившаяся с Халимат Тарамовой, затрагивает сразу несколько важных и болезненных проблем
И наконец, третий пласт – это истории, связанные с преследованием представителей ЛГБТ-сообщества на Северном Кавказе. Мы помним страшные истории и откровения 2017 года. Многим, в основном мужчинам-геям, удалось уехать из республики, кого-то убили. Про женщин тогда практически не говорили. И вот сейчас история с Халимат Тарамовой, о которой говорится, что она может быть "какой-то не такой сексуальной ориентации", хотя ее родственники сейчас это отрицают.
Вероника Лапина: Тот факт, что Халимат Тарамова – женщина, тот факт, что она родилась на Северном Кавказе и выросла в определенной культурной парадигме, и тот факт, что она бисексуальна, создает для нее дополнительные риски. Судя по тому, что показывает "Грозный ТВ", что показывают пропагандисты на своих каналах, она находится в заложниках, и я не уверена, что произносимое ею – это действительно ее слова.
Мы работаем в основном в Чечне. Там есть гомосексуальные и бисексуальные мужчины, которых агенты государства задерживают и пытают в секретных тюрьмах. А женщина в Чечне имеет другой статус – это вещь. Она лишена абсолютно всех прав. Семьи считают, что они имеют право решать за женщину, что она должна делать, за кого выйти замуж, как себя вести. И в основном, когда мы говорим про насилие и пытки над гомосексуальными и бисексуальными женщинами, это происходит в семье. Вот тут и заключается разница. Это скрытое насилие. И в связи с тем, что у женщины нет своего голоса, конечно, мы меньше о нем слышим.
Марьяна Торочешникова: К нам присоединилась адвокат проекта "Правовая инициатива" Ольга Гнездилова (этот проект тоже признан в России "иностранным агентом" и тоже не согласен с таким статусом).
В истории с Халимат Тарамовой я насчитала по меньшей мере три нарушенных статьи российской Конституции: это 22-я статья, которая гарантирует каждому право на свободу и личную неприкосновенность, 23-я статья о неприкосновенности частной жизни, и наконец, статья 25-я о неприкосновенности жилища. Как это возможно: сами представители правоохранительных органов нарушают сразу три статьи основного закона страны?
Ольга Гнездилова: Да, это нарушение не только Конституции, но и Уголовного кодекса. Они подстраховались заявлением от отца Халимат, что якобы он просит помочь ему освободить дочь из рук каких-то неизвестных людей, которые ее якобы насильно удерживают, но там ведь были и другие женщины, тоже скрывавшиеся от насилия в семье, и 15-летний ребенок. Все они являются потерпевшими от этого преступления. И сейчас подано (или готовится) обращение в СК.
Безусловно, здесь есть вопрос дискриминации по признаку пола. Разгром шелтера для женщин – это сигнал со стороны власти о том, что у нас не просто не будет защитного законодательства, но даже скромные попытки некоммерческих организаций помочь женщинам будут жестко пресекаться. Сотрудницы шелтера были задержаны, провели ночь в отделе, и только благодаря вмешательству адвоката их освободили, а могли бы дать до 15 суток ареста.
Марьяна Торочешникова: А как возможно, что в России ХХI века, в светском государстве какие-то родственники решают за совершеннолетнюю женщину, где ей находиться?
Ольга Гнездилова: Семьи разные, бывают чудовищные ситуации, и задача властей – реагировать на такие аномальные случаи. Но федеральные власти отказываются как-либо вмешиваться и принуждать власти Чечни к соблюдению российского законодательства: все-таки там своя атмосфера, и многое спускается с рук.
Марьяна Торочешникова: Вероника, сколько людей, живущих сегодня в Чечне, находятся под потенциальной угрозой насилия за свою сексуальную ориентацию?
Женщина в Чечне – это вещь, она лишена абсолютно всех прав
Вероника Лапина: Это невозможно подсчитать. Мы помогли более 200 ЛГБТ-людям и их близким. Нам приходят сообщения о том, что людей до сих пор арестовывают, задерживают, пытают. Сегодня единственное решение, которое обеспечивало хоть какую-то безопасность ЛГБТ-людям из Чечни, – это бегство за рубеж. Именно на это обрекает этих людей наше государство, не желающее расследовать преступления, которые совершались против ЛГБТ из Чечни.
Марьяна Торочешникова: Европейский суд вынес уже несколько решений против России по делам, связанным с домашним насилием. Ольга, стоит ли ожидать каких-то экстренных мер со стороны ЕСПЧ в связи с фактически похищением Халимат Тарамовой?
Ольга Гнездилова: По этой ситуации "Российская ЛГБТ-сеть" писала заявление о срочных мерах. Был получен ответ, что власти хотят дополнительной информации. Видимо, вопросов будет еще больше: как можно проверить добровольность этого заявления девушки, кто послужит гарантом того, что ей не угрожают смертью или вечным заточением. ЕСПЧ сейчас должен будет со всем этим разобраться и вынести ответ. Это же не первая история такого вывоза. И из-за рубежа вывозят, возвращают, и больше никто ничего не слышит об этих людях. Хорошо, если они живы.
ДУМА НАДУМАЛА
Гитлера показывать можно, но с осуждением
На днях Госдума приняла в окончательном, третьем чтении закон, который запрещает демонстрацию изображений нацистских преступников "как оскорбляющих многонациональный народ и память о понесенных в Великой Отечественной войне жертвах". Исключением станут случаи использования таких изображений для формирования негативного отношения к идеологии нацизма. Иными словами: портрет Гитлера показывать можно, но с осуждением.
СИДИТ В СОЦСЕТЯХ И ОЧЕНЬ ОПАСЕН
Россия изо всех сил борется с экстремизмом и ксенофобией. Запрещенными объявляют все новые организации, ужесточая ответственность для тех, кто хоть когда-то имел к ним отношение. Сотрудники Центра "Э" ищут в интернете "неправильные" публикации: от оскорбления верующих в TikTok до оправдания терроризма в YouTube. Тем временем националисты пытаются привлечь к себе внимание, занимаясь политическим хулиганством, а от идейно мотивированного насилия с начала этого года по всей стране пострадали по меньшей мере 23 человека.
На видеосвязи с нами – руководитель Информационно-аналитического центра "Сова" Александр Верховский (российские власти называют Центр "иностранным агентом", но в "Сове" с этим не согласны). Александр, как вы оцениваете качество борьбы российских властей и правоохранительных органов с экстремизмом?
Баланс с годами смещается от общественно полезного к общественно вредному
Александр Верховский: Эта борьба ведется давно: закону скоро исполнится 20 лет. В свое время Центры "Э" добились впечатляющих успехов, практически разгромив уличные неонацистские группировки, которые совершали множество убийств и нападений. Эта позитивная деятельность продолжается, с начала этого года было вынесено 22 приговора за идейно мотивированные насильственные преступления.
Но одновременно происходят и совершенно другие вещи, о которых мы слышим чаще. Это относится в основном к применению статей Уголовного или Административного кодексов о том, что можно условно назвать "экстремистскими высказываниями", или об участии в запрещенных организациях, которые тоже очень разные, от запрещенного в мае неонацистского движения NS/WP, до безобидных и аполитичных Свидетелей Иеговы. И наконец, решение по организациям Навального. И все это – борьба с экстремизмом. Проблема в том, что баланс с годами смещается от общественно полезного к общественно вредному.
Марьяна Торочешникова: И складывается впечатление, что в погоне за людьми, которые публикуют "что-то не то" в соцсетях, правоохранители забывают о реальных националистах и нацистах, и тоже как-то их ранжируют на свое усмотрение: "За этими мы будем охотиться, а этих не тронем". Скажем, по улице спокойно расхаживают представители SERB, и к ним вроде нет претензий.
Александр Верховский: Антиэкстремистское правоприменение всегда было сильно политизированным. Понятно, что SERB действует явно с поощрения властей, полиции: кто же ее тронет? А какие-то другие группы, практикующие насилие, подвергаются или не подвергаются преследованиям во многом в зависимости от того, по отношению к кому они его применяют. Понятно, что гораздо безопаснее "бороться за нравственность" (в их понимании) и преследовать геев, чем нападать на мигрантов.
Антиэкстремистское правоприменение всегда было сильно политизированным
Да, нередко правоохранительные органы увлекаются всякой ерундой: есть отчетность, есть какие-то не всегда нам понятные политические установки, которые раскручивают этот маховик. Иногда его можно остановить сверху, как это было, видимо, в 2017 году, когда были приняты принципиальные решения сократить количество уголовных дел за какие-то несущественные публикации в соцсетях, и их стало меньше. Потом провели частичную декриминализации 282-й статьи – и стало еще меньше, но уже в 2020 году цифра снова подросла.
Самая быстрорастущая статья сейчас – это статья о призывах к терроризму или об оправдании терроризма. Конечно, существуют реальные призывы к терроризму, и они должны преследоваться, если это представляет серьезную опасность. Но во многих случаях никакой серьезной опасности нет. Самый популярный объект в этом смысле – Михаил Жлобицкий, который взорвал себя в приемной ФСБ уже давно, но до сих пор люди, отозвавшиеся о нем положительно какой-нибудь фразой или коротеньким постом, вполне могут быть обвинены в "оправдании терроризма".
По-моему, в правоохранительных органах люди совершенно не соразмеряют свои действия с реальной угрозой. Самый странный случай – это начатое сейчас дело (и человек под арестом) "тиктокера" Юрия Хованского, исполнившего песенку про "Норд-Ост". Она звучит довольно отвратительно, как бы прославляет Басаева, но, скорей всего, это сатира на каких-то прославлявших его чеченских блогеров, то есть нельзя воспринимать это всерьез.
Оперативники не имеют чувства юмора и все понимают буквально. Вот написано что-то, что можно подвести под состав такой-то статьи, значит, оно может быть туда подведено при какой-то их необходимости – политической или бюрократической. При этом все время попадают случайные люди. Вот сейчас разворачивается дело об оскорблении чувств верующих: подростки снимали на улице какую-то дурацкую сценку для TikTok, где фигурировала икона.
Марьяна Торочешникова: А с другой стороны, иногда месяцы и годы уходят на то, чтобы добиться возбуждения уголовного дела по признакам вражды против человека, на которого напали (например, это касается представителей ЛГБТ-сообщества).
Оперативники не имеют чувства юмора и все понимают буквально
Александр Верховский: Здесь есть большой элемент бюрократической инерции и, конечно, идеологический момент. А через антиэкстремистское правоприменение государство с самого начала транслировало свои идеологические предпочтения, посылая сигнал обществу. Была почти "спящей" статья о реабилитации нацизма, а в последнее время пошла волна: какие-то люди в онлайновый "Бессмертный полк" постили зачем-то портреты Гитлера, Власова. Я бы назвал его каким-то сетевым хулиганством, но оно квалифицировалось именно по этой статье, и выносились уголовные приговоры. Это чисто идеологическое правоприменение, не говоря уже обо всем, что связано с Навальным: тут уже настоящая политика.
Марьяна Торочешникова: Буквально на днях Госдума просто рассыпалась законопроектами, вносившими поправки в действующее законодательство. Это и закон об увековечивании памяти о победе в войне, и уточнения, связанные с реабилитацией нацизма... Опять же суд о признании ФБК экстремистской организацией. Все это приведет к тому, что в России появится новая огромная группа людей, осужденных как экстремисты или как люди, оправдывающие нацизм?
Александр Верховский: К сожалению, это вполне возможно. Запрет организации не ведет автоматически к появлению большого количества дел, но перед выборами репрессивные рефлексы усиливаются. Многие акты принимаются скорее с целью превентивного запугивания. Поправки к статье об оправдании нацизма, куда вписали оскорбление ветеранов, – это задним числом концептуализация приговора Навальному за "клевету на ветерана". Кроме того, это расширяет инструментарий правоохранительных органов, дает возможность выбора: то ли только отстранить от выборов, то ли привлечь к административной ответственности, то ли к уголовной.
