Ссылки для упрощенного доступа

Гериев: "Я не виноват ни перед кем"


Жалауди Гериев после освобождения из колонии в Чернокозово (Чечня) вместе со своим адвокатом Алауди Мусаевым
Жалауди Гериев после освобождения из колонии в Чернокозово (Чечня) вместе со своим адвокатом Алауди Мусаевым

Чеченский политзаключенный – о пытках, свободе слова и фабрикации дела

Работавший в Чечне журналист "Кавказского узла" Жалауди Гериев 30 апреля вышел на свободу. Он отсидел три года в колонии по обвинению в хранении марихуаны. Перед арестом его похитили вооруженные люди прямо по дороге в аэропорт – потом в рюкзаке журналиста обнаружилась марихуана. "Мемориал" признал Гериева политическим заключенным, а его дело назвал сфабрикованным. В интервью, которое он дал "Кавказ.Реалии" после освобождения, Гериев рассказал о том, в чем схожесть его дела и процесса над Оюбом Титиевым.

– Жалауди после того, как вы отсидели три года, вы уедете из республики?

– Я отбыл три года по нелепому обвинению в хранении наркотиков. Кроме нагло сфабрикованного дела ко мне никто не предъявлял никаких негласных претензий – что вот, мол, ты тут написал то-то и то-то и этого не нужно было писать. Такого не было. Сейчас я освободился, и я не виноват ни перед кем, у меня совесть чиста. Поэтому уезжать из республики, по крайней мере пока, я не собираюсь. К тому же у меня нет загранпаспорта, его вместе с другими моими вещами украли те, кто занимался фабрикацией этого дела.

– Вы под административным надзором сейчас находитесь?

– Нет, надзора нет.

– Продолжать заниматься журналистикой в Чечне вы планируете?

– Сложно об этом сказать, так как я об этом не думал. Сейчас я буду заниматься своими личными вопросами, осваиваться дома, встречаться с родными и близкими. А дальше будем думать о работе и других делах.

– Считаете ли вы дело председателя Ассамблеи народов Кавказа Руслана Кутаева, дело руководителя грозненского отделения ПЦ "Мемориал" Оюба Титиева и ваше звеньями одной цепочки?

– Не знаю. Но связь, конечно, есть. Например, меня и Титиева с разницей в два года задерживали сотрудники одного и того же ОМВД – Курчалоевского. Фабрикацией дела против меня и него занимались одни и те же люди. Процесс, вернее, балаган, проходил в одном и том же Шалинском суде. Зайнутдинова, которая вынесла приговор Титиеву, в 2016 году выносила постановление о моем закрытии в спецприемник.

Пока следователь фабриковал против меня дело, Зайнутдинова закрыла меня на две недели за якобы административное нарушение. Гособвинителями и у меня, и у Титиева выступали тот же Ахматов, и тот же Байтаев – одни и те же люди, которые нагло врали в суде о том, что те, кто в жизни понятия не имел, что такое наркотик, хранили их у себя. Так что да, связь есть.

В колонии я встретил Руслана Кутаева, который ранее был осужден по сфабрикованному делу. Мне и Титиеву подбросили, как я понимаю, одну и ту же анашу, а Кутаеву подбросили порошок.

– Перед похищением были ли у вас какие-либо замечания или вызовы на разговоры по поводу вашей журналистской работы?

– Никаких разговоров или замечаний до моего похищения не было. Единственное, как выяснилось позже, в течение трех суток до похищения за нашим домом следили неизвестные люди, которых свидетели в суде опознали как сотрудников правоохранительных органов.

Только сотрудники ФСБ, которые посещали меня в СИЗО Грозного, детально спрашивали о моей работе, о "Кавказском узле", о "Мемориале" и о моих заграничных поездках. Они интересовались, зачем я ездил в Норвегию на научную конференцию. Хотели узнать, поддерживаю ли я контакты с европейскими журналистами и правозащитниками.

Гериев после освобождения
Гериев после освобождения

– Вас пытали, когда допрашивали во время похищения?

– По уголовному делу меня вообще не допрашивали. Да, меня пытали, но допрашивать меня никто не допрашивал. Просто под давлением заставляли подписывать те каракули, которые следователь на бумажках состряпал.

– Вы жаловались на пытки?

– Заявление о пытках, похищении и фабрикации дела с разбойным нападением я подавал еще в 2016 году во время первого судебного заседания. По этому заявлению (и сообщениях о других преступлениях) Следственное управление СК семь раз нам отказывало в возбуждении уголовного дела и семь раз это постановление отменяли вышестоящие органы. Насколько я знаю, сейчас отказали в восьмой раз.

– В колонии вы получали взыскания. Вас провоцировали?

– Я думаю провокаций не было. В сентябре 2018 года Наурский суд удовлетворил наше ходатайство и постановил условно-досрочно освободить меня. Это постановление главная прокуратура республики обжаловала в Верховном суде, который отменил мне УДО. В декабре прошлого года в Наурском суде прошло новое заседание, на котором другой судья по требованию прокуратуры отказал в условно-досрочном освобождении – без каких-либо причин или поводов для отказа. Причем в постановлении судья написал, что поощрения и отсутствие взысканий (на тот момент) не говорит о том, что я встал на путь исправления, а говорит только о том, что я просто выполняю их требования. Хотя по уголовно-исполнительному кодексу, если осужденный выполняет свои обязанности, то он встал на путь исправления, и это может стать причиной для УДО. Так что только после декабря я чуть-чуть расслабился – перестал верить, что выйду из колонии раньше конца срока.

– Как родители пережили ваше заключение?

– Они пытались казаться бодрыми, хотя, конечно, я понимал, что им труднее всего приходится, и мне очень жаль, что им пришлось все это перенести из-за меня. Я очень надеюсь, что им на своем веку больше такого не придется пережить.

– Какое было к вам отношение в колонии в Чернокозово? Люди знали, за что на самом деле вас закрыли?

– Нужно отдать должное пенитенциарной системе в Чечне – по российским меркам, она одна из образцовых. Руководство колонии на меня не давило. Если у меня была какая-то проблема, я спокойно мог подойти к начальнику колонии и решить ее.

– Рамзан Кадыров [руководитель Чечни. – Ред.] говорит об усилении борьбы с инакомыслием через СМИ. Опасно ли вам в такой ситуации оставаться в республике?

– Я про это заявление ничего не знаю, так как я только вышел из заключения, ничего не могу сказать.

– Что в первую очередь сделали, когда вышли из колонии?

– Я немного по-другому представлял себе освобождение: меня разбудили в полвосьмого утра, вручили обходной лист и быстренько выпустили на волю. Родные сразу же привезли меня домой. Теперь я занимаюсь тем, что встречаю родственников и друзей, которые приезжают к нам.

XS
SM
MD
LG