Последние кадры с акций протеста дагестанских матерей потрясают воображение масштабами таких нарушений даже тех, кто по роду своей деятельности ежедневно занимается этой проблематикой.
Длинная процессия женщин, растянувшаяся 14 октября на сотни метров по улицам Хасавюрта, черные одежды, с фотографиями десятков и сотен сыновей, похищенных и убитых эскадронами смерти, переворачивает сознание уровнем бесчеловечности системы.
Попытки научного осмысления
Серьезным исследованием проблемы радикализации мусульман на Северном Кавказе уже длительное время занимаются старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Ахмет Ярлыкапов и старший научный сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований Института Африки РАН Наима Нефляшева.
В ряде северокавказских регионов в силу сложившихся исторических, культурологических, политических и иных условий есть своя специфика в обозначении тенденций этого процесса, во многом общих для всего Северного Кавказа.
В частности, занимаясь больше Адыгеей, Нефляшева отмечает, что особенностью развития ислама в этой республике является неприятие широкими массами мусульманского сообщества радикальных идей и взглядов.
«Адыгея удержалась от серьезной радикализации, от конфликтов джамаатов. Я проанализировала, почему это произошло, и попыталась спрогнозировать, есть ли риски радикализации и при каких условиях они сработают. Основных проблем — две. Есть общекавказские — это безработица, неработающие социальные лифты, и есть проблемы, лежащие в сфере методологии осмысления нового ислама, есть проблемы чисто государственной политики и в сфере адыгского дискурса. Потому, что сама наша система Адыго-Хабзе, являющаяся «Альфой» и «Омегой» черкесского бытия, также претерпевает кризис», - сказала Нефляшева «Кавказ.Реалии».
Острой проблемой в этом вопросе эксперты обозначают «появление виртуальных, «электронных» имамов», ситуацию, когда молодые мусульмане, имеющиеся у них вопросы мировоззренческого плана, обсуждают с такими людьми.
Адыгея удержалась от серьезной радикализации, от конфликтов джамаатов.
«Сейчас эти границы размываются. Если на другом конце провода сидит радикал, который вербует человека куда-то — то это плохо. Речь не об образовании, а о частном общении. Система образования становится более современной, внедряются онлайн технологии, но если говорить о внесистемном общении, то это может быть опасным. Молодые люди, которым по 17-20 лет, для которых актуальны вопросы мировоззренческого поиска — они уже не могут обратиться с ними к аульному мулле, потому, что это уже человек позавчерашнего дня», - считает Нефляшева.
Эксперт полагает, что и сама система исламского образования в России требует серьезной модернизации.
«Само российское исламское образование, исламские вузы, государственные программы, предполагающие обучение, духовную подготовку в светских вузах, таких, как МГУ, Казанский, Нижегородский институты, сейчас актуализируют проблему того, что Россия должна иметь доступ к всемирному исламскому наследию. Классическое, хорошее образование, объясняющее больше, чем просто ритуал, обряд. В исламском дискурсе ответы на мировоззренческие вопросы нужно искать, имея доступ к этому образованию», - отметила Нефляшева.
Стратегия мягкой силы
Для снижения потенциала к радикализации эксперт призывает вернуться к опыту Дагестана периода Магомедсалама Магомедова, когда была осуществлена попытка начала диалога между представителями разных направлений ислама, работала комиссии по адаптации, где были достигнуты определенные результаты.
Также ученые предлагают не сужать границы традиционного ислама искусственно формализуя жизненное пространство российских мусульман, выдавливая множество мусульманских общин из правового поля.
Суфизм рассматривался Российской Империей и СССР, как враждебная идеология, как сегодня относятся к салафитам в современной России.
Так, касаясь вопроса последней «чеченской фетвы», где была осуществлена попытка дать окончательное определение кто является последователями «ахль сунна», ученые предлагают «не ставить кавычки» в этом определении, ограничиваясь отдельными регионами, но рассматривать шире, чем Кавказ, брать регионы Поволжья, иные регионы России, где нет единой формы и единого знаменателя, под который формы и все многообразие ислама страны можно было бы подвести, называя это «традиционным исламом».
«Есть проблемы в социальной, государственной сфере, и на пересечении всего этого. У нас было одно из лучших востоковедческих арабских образований, есть исследователи, которые могли бы вооружить соответствующим инструментарием наших политиков. Надо дать работать академическим ученым вместе с аналитическими структурами, принимающими решения на уровне федеральной власти», - заключила Нефляшева.
Суфизм: путь от репрессий к реваншу
Суфизм рассматривался Российской Империей и СССР, как враждебная идеология, как сегодня относятся к салафитам в современной России.
В постсоветский же период, суфизм стал мерилом традиционного и официального, хорошего ислама, сказал «Кавказ.Реалии» Ярлыкапов.
По мнению эксперта, в регионе растет влияние альтернативных исламских сообществ, неформальных лидеров.
«В Дагестане есть мощное духовное управление, обладающее многими ресурсами, и одновременно есть общины, сообщества, которые не признают юрисдикцию муфтията, и есть какие-то неформальные лидеры, центры, остающиеся за пределами, в том числе, и государственно-конфессиональных отношений, которые государство не замечает. Идет виртуализация джамаатов, складывание сообществ вокруг духовных лидеров, находящихся за многие тысячи километров и это одна из тенденция современного развития ислама», - отметил Ярлыкапов.
Ученый считает необходимым рассматривать радикализацию как проблему, без ее политизации и излишней драматизации, говорить об этом специалистам и анализировать разные пути к этому явлению.
«Достаточно радикальные джамааты двигались по-разному, путь к экстремизму был очень сложный. Известный и самый трагический пример - джамаат Кабардино-Балкарии, который в 2005 году закончился печально-известными событиями в Нальчике. Есть и другие примеры, когда наоборот уходят от радикализма и экстремизма, например, Адыгея, Карачаево-Черкесия», - сказал эксперт.
Эксперт констатирует поражение всех экстремистских политических проектов на Северном Кавказе. «Экстремизм не получил широкой поддержки среди мусульман, нет неконтролируемых территорий. Отсутствие широкой поддержки среди мусульман говорит о том, что экстремизм потерпел поражение на Северном Кавказе», - отметил Ярлыкапов.
Почему ИГИЛ завоевывает умы молодежи
Новым дыханием экстремизма стало появление ИГИЛ на Северном Кавказе. Однако, по мнению ученых, этот проект ждет та же участь, которая постигла «Имарат Кавказ» - при всех тревожных цифрах из Дагестана, широкой народной поддержки этого явления нет.
Кроме того, несмотря на масштабные нарушения прав человека в том же Дагестане, региону удается удержаться от падения в пучину радикализма и этот опыт, по мнению ученых, ценен и важен для осмысления.
Политика поддержки традиционного ислама безуспешна в силу множества причин.
«Это заслуга самих мусульман, они не поддерживают эти радикальные идеи, эта поддержка очень мала. Я бы не придавал большого значения рапортам чиновников, что это их заслуга. Есть традиции многонационального Дагестана, совместного проживания и т.д., и это играет большую роль. Есть определенная жатва при таких протестных настроениях, это необходимо признавать. Есть несомненное влияние внешнего фактора, но оно чрезмерно преувеличено. Есть внутренние причины и они основные - это и системный кризис, включающий экономические проблемы, коррупцию, отсутствие социальных лифтов. И, конечно же, есть много тревожных тенденций, когда терроризм бедных 90-х годов начинает сменяться новой волной, когда туда приходят вполне успешные люди и это тревожный знак во всех отношениях», - говорит Ярлыкапов, добавляя, что «для многих людей радикализм становится единственным каналом выражения недовольства».
Ученый также отмечает, что политика поддержки традиционного ислама безуспешна в силу множества причин, в том числе, в силу невозможности точного определения традиционной формы. И отсутствие государственной политики лишь усугубляет ситуацию в этой сфере.
Деление ислама на «традиционный и не очень» приводит к исключению большого количества мусульманских общин, не относимых к традиционным, из сферы государственно-конфессиональных отношений, заявил Ярлыкапов.
Вовлечению молодежи в радикальные группы способствует и практика профучета, обладающая высокой коррупционной составляющей, ведущей к росту радикализма, и слабая система адаптации людей, которые могли по ошибке оказаться в этих группах.
«Для борьбы с радикализмом нужны болезненные системные изменения. Нужно бороться с системным кризисом, пытаться уменьшать базу. Это трудный, тяжелый путь. Необходимо отказываться от одних лишь силовых методов. Они хороши, когда имеешь дело с террористическими ячейками, но когда имеешь дело с радикализацией и борешься с этим, хочешь уменьшить приток, то надо действовать другими путями, тут силовые методы толкают к радикализму», - считает Ярлыкапов.
Дифференциация проблемы
Есть все большие различия между северо-западным и северо-восточным Кавказом, отмечает эксперт.
«Есть разные регионы и пути к радикализму и должны быть разные подходы. В Адыгее ситуация отличается от Дагестана. Если брать времена Нуурбия Емижа (экс-муфтий Адыгеи - прим. «Кавказ.Реалии»), то там была интересная практика, когда молодежь привлекалась к сотрудничеству, включалась в состав муфтията, давалась возможность проявиться таким образом, он многое сделал, чтобы остановить путь, который прошел джамаат Кабардино-Балкарии. Если бы в КБР применили такой же метод и работали с молодежью, наверное, было бы все по-другому», - сказал ученый.
На отношение молодежи к государству, на ее доверие власти влияет неэффективная работа правоохранительных органов, подчеркнул Ярлыкапов.
Северокавказская действительность создает серьезные предпосылки для масштабного конфликта общества с государством.
О ситуации с правами человека на Северном Кавказе, о деятельности эскадронов смерти, убийствах религиозных и общественных деятелей, журналистов и оппозиционеров, о нераскрытости этих убийств и преступлений, о похищении молодых салафитов, пытках в отделах полиции, практике так называемого профучета - государство предпочитает не слышать из уст альтернативных источников, так как эти оценки сильно отличаются от выводов руководства правоохранительных ведомств.
Вся эта северокавказская действительность создает серьезные предпосылки для масштабного конфликта общества с государством и требует серьезного внимания со стороны компетентного академического сообщества для выявления причин и предпосылок этого конфликта и предложения государству способов его лечения.
Но и государство продвинется в решении этих вопросов лишь тогда, когда вопросами идеологии будут заниматься не полицейские, а гражданские институты, когда государство начнет слышать экспертов и научное сообщество.
