- Владимир Путин говорит, что строит в России правовое государство, но реальность опровергает эти утверждения.
- По данным правозащитников, каждый пятый житель страны подвергался пыткам или жестокому обращению со стороны полицейских или спецслужб.
- Факт пыток очень сложно доказать, и такие уголовные дела редко доходят до суда и приговора.
- Суд, полиция и следственные органы в России тесно связаны друг с другом – потому людям так трудно добиться справедливости.
- Ситуация не изменится, если в стране не будет мирного гражданского сопротивления по поводу пыток.
Марьяна Торочешникова: Сообщения о пытках в полиции и тюрьмах перестали быть сенсацией для россиян. По данным правозащитников, каждый пятый житель страны подвергался пыткам или жестокому обращению со стороны сотрудников правоохранительных органов или спецслужб. От адвокатов можно слышать о том, что полицейские нередко идут на должностные нарушения и даже преступления, добиваясь признательных показаний от задержанных. Петербург, XXI век...
Корреспондент: Хроника пыток в прямом эфире. Петербуржца задержали полицейские. Мужчина успел провести прямую трансляцию из автозака в социальную сеть и рассказал о жестоком избиении. Через несколько часов его нашли повешенным в отделе полиции. Само убийство осталось за кадром (или самоубийство, по версии следствия). В отделе полиции уверяют, что мужчина наложил на себя руки. Учитывая жалобы на избиения, верится в это с трудом, тем более что это не единственное свидетельство жестокости правоохранителей.
Полная видеоверсия программы
Антифашиста Виктора Филинкова обвиняют по террористической статье, мониторы в зале суда развернуты к журналистам обратной стороной, и снять молодого человека можно только под углом. По словам Филинкова, сотрудники ФСБ выбивали из него самооговор электрическим током. О таких же истязаниях заявляли даже свидетели по этому делу. Но ни прокуратура, ни Следственный комитет, видимо, не хотят связываться с ФСБ.
Виталий Черкасов, адвокат Виктора Филинкова: Большую роль сыграл тот фактор, что компетентные органы не стали принимать никаких мер, и никто не слышал о том, чтобы на просторах нашей необъятной родины когда-либо привлекали сотрудников ФСБ по должностным преступлениям, по пыточным делам.
Корреспондент: Первыми о пытках Филинкова узнали Яна Теплицкая и Екатерина Косаревская – они входят в общественную наблюдательную комиссию и впервые в своей практике столкнулись с жалобами на пытки подозреваемых сотрудниками ФСБ. Но на полицейских им жаловались неоднократно. Разница – в технологии: в отделах полиции пакет на голову и избиения, а в ФСБ, как говорят задержанные, технический прогресс – там предпочитают электричество.
78-й отдел полиции Санкт-Петербурга пользуется дурной славой у членов ОНК. На его сотрудников жалуются едва ли не чаще всего. Антон Горбанцевич проверил работу заплечных дел мастеров на себе: молодого человека жестко задержали ночью в самом центре города. Ребята вытоптали на снегу политический лозунг, и полицейские не на шутку разозлились.
Антон Горбанцевич: Нас просто повалили лицом в лед и дали мне пару ударов в челюсть.
Корреспондент: Члены ОНК ежегодно говорят о десятках подобных обращений только в Петербурге. Но пытки и избиения задержанных давно перестали быть сенсацией в России. Если жертва не погибает, заявлению редко дают ход. Спасибо, что живой...
Марьяна Торочешникова: Точной статистики случаев применения пыток и избиений в российских органах правопорядка не ведется. Некоторое представление о распространенности этого явления можно составить по докладу Российской Федерации за 2012–16 годы для "Комитета против пыток" ООН. В нем, например, указано, что в 2013–15 годах правозащитные организации передали в официальные органы власти сведения о 1929 случаях применения насилия и пыток, и все их российские власти сочли необоснованными.
Как остановить насилие и пытки в полиции и других органах правопорядка? Спросим об этом у Льва Пономарева, исполнительного директора Общественного движения "За права человека", и Дмитрия Пискунова, инспектора по общественным расследованиям "Комитета против пыток", члена Общественной наблюдательной комиссии города Москвы.
Примечательны комментарии российских властей на сообщения по 1929 случаям применения насилия и пыток: "Анализ таких проверок свидетельствует об отсутствии со стороны должностных лиц спецучреждений и полиции преднамеренных действий, ущемляющих права и свободы содержащихся в них граждан". То есть правозащитники жаловались напрасно, потому что пришли прокуроры и следователи, разобрались, и все это оказалось если не враньем, то не соответствующими действительности сведениями.
Лев Пономарев: Безапелляционное утверждение, что не было ни одного случая, говорит о том, что это очевидное вранье. С другой стороны, они действительно не подтвердились, потому что расследование не ведется или затягивается. Правозащитники жалуются, отказывают в возбуждении уголовного дела, идет жалоба правозащитников, снова отказывают, снова идет жалоба…
Дмитрий Пискунов: И это может быть бесконечно. У нас было больше 30 таких жалоб и отказов.
Что касается этого периода – 2013–15 годы – у нашей организации было больше десяти приговоров по превышению служебных полномочий с применением физической силы, так что утверждать, что ни один факт не подтвердился, как минимум, странно.
Точной статистики случаев применения пыток и избиений в российских органах правопорядка не ведется
Марьяна Торочешникова: "Комитет против пыток" любит ссылаться на исследования российских ученых, которые проводили социологические опросы и установили, что в России каждый пятый россиянин сам подвергался либо пыткам, либо жестокому, бесчеловечному обращению со стороны представителей власти. Настолько страшна ситуация на самом деле?
Дмитрий Пискунов: Пытки, разумеется, распространены, в том смысле, в котором это закреплено в международном праве, то есть это должен быть представитель государственной власти, незаконно применяющий физическую силу. Кроме того, применение пытки должно иметь некую цель: наказание, получение явки с повинной...
Марьяна Торочешникова: Под пытками же понимают не только непосредственно физическое насилие, но и умаление человеческого достоинства, условия, в которых оказывается человек: не выпускают в туалет, например…
.Лев Пономарев: Это сплошь и рядом. Набитая камера предварительного задержания, людей не кормят и так далее. Но так будет уже не каждый пятый, а почти каждый задержанный.
Марьяна Торочешникова: Расскажите о ситуации в Санкт-Петербурге: ваша организация занимается защитой людей, которые проходят по делу о терроризме.
Лев Пономарев: Там задержали девять человек, двоих в Санкт-Петербурге и шестерых в Пензе. Трое их них, не сговариваясь, дали адвокатам показания о жесточайших пытках электрическим током – Филинков, Пчелинцев и Шакурский: это зафиксировано адвокатским опросом. Сейчас пока настаивают на том, что не отказался от этого только один человек – Филинков, а вот Пчелинцев и Шакурский отказались. Известно, что Пчелинцева снова избивали, пытали, заставили его отказаться от заявления о пытках, сказать, что это адвокат написал. Филинков держится, нам удалось привлечь внимание уполномоченного по правам человека, она написала какое-то письмо, и благодаря этому сейчас ведется доследственная проверка. Но она ведется вяло, очень медленно, и, более того, Филинкову сказали, что если он будет настаивать, то не будет сидеть в комфорте в Санкт-Петербурге, а его оправят в Ленинградскую область и там поселят около параши. И так и сделали, хотя мы пишем и протестуем.
Когда его пытали, он уже оговорил себя, и он молодец, что потом сделал подробную публикацию на "Медиазоне", где на нескольких страницах шаг за шагом описывал, как его пытали, и как следователь задавал ему вопрос, печатал, а потом говорил: "Подпишись на странице". Все девять человек дали признательные показания под пытками, оговорили друг друга. Это катастрофа! Если учесть, что им вменяют создание террористического сообщества, обвиняют их в том, что они готовили взрывы, теракты во время президентских выборов и международных футбольных соревнований, им дадут очень много лет. Если таким образом бороться с "террористами", легко получать погоны.
Марьяна Торочешникова: Но это что-то из ряда вон выходящее или повседневная рутина для сотрудников правоохранительных органов?
Дмитрий Пискунов: В последние несколько месяцев произошел некоторый всплеск обращений в Москве в наш "Комитет против пыток" о том, что сотрудники ФСБ применяют пытки с использованием электричества. Несколько человек, не связанных друг с другом, сообщили, что их вывозили в здание Управления ФСБ по Москве и Московской области и там использовали специальный аппарат, генерирующий электричество, подключали клеммы к пальцам ног, и при этом человек испытывал сильнейшие мучения. На него надевали мешок, маску задом наперед, чтобы он в этот момент ничего не видел. Или просто пытали электрошокером.
Марьяна Торочешникова: Но ведь останутся следы от ожогов!
Лев Пономарев: Электрошокер виден, а так это все проходит, это легко скрыть. А если пытают этой динамо-машинкой, почти не остается следов.
Дмитрий Пискунов: Доказать, что травма образовалась в результате электричества, можно лишь путем экспертизы, а для этого нужно человека вывезти, показать эксперту...
Марьяна Торочешникова: А на это нужно разрешение следователя, и он уже должен поверить в заявление об этих пытках и возбудить хотя бы доследственную проверку.
Дмитрий Пискунов: И в рамках такой проверки нужно еще согласовать это с тем, кто ведет уголовное дело в отношении человека.
Марьяна Торочешникова: То есть ситуация совершенно безвыходная. Как же выведать сведения у какого-то злостного преступника, если не пытать его?
Дмитрий Пискунов: В большинстве случаев пытка не дает информации, на которую можно положиться, если проводить реальное расследование: человек в полной мере не властен над собой, его главная цель – чтобы прекратились страдания. Он может говорить все, что угодно, и не обязательно это будет правда. Взять хотя бы одно из самых знаменитых дел "Комитета против пыток" – сотрудник ГАИ Михеев в Нижнем Новгороде подозревался в убийстве дочки местного генерала МВД, потому что он был последним человеком, который ее видел: подвозил до дома. Ее долго не могли найти, а он под пытками говорил, что закопал ее там-то в лесу: там копали, искали труп, но не находили и продолжали пытать дальше в течение нескольких дней, пока он не выпрыгнул из окна и не сломал себе позвоночник. А через некоторое время девушка пришла домой живая и здоровая.
Марьяна Торочешникова: И что, полицейские, которые пытают, не знают об этом?
Обычно полицейские применяют пытки, чтобы закрыть уголовное дело, как говорят, "сделать палку"
Лев Пономарев: В большинстве случаев полицейские это делают, чтобы закрыть уголовное дело, как говорят, "сделать палку". Но иногда и в западных демократиях размыта граница, где пытки можно применять, а где нет, хотя, конечно, она существует в любой стране. Силовики хотят пытать и говорят, что иногда это рационально. Но у нас в стране очень слабое гражданское общество, и эта граница сдвинулась к тому, что пытать можно всегда. Таких примеров бесконечное множество, это привычка к насилию, полицейские это делают иногда просто для удовольствия: там работают садисты.
Марьяна Торочешникова: Когда человек оказывается в такой ситуации, самое сложное – доказать, что имели место эти недозволенные методы, потому что часто это бывает просто слово против слова, и очень редко дело доходит до суда и приговора.
Корреспондент: Анатолий Дроздов похоронил своего сына Павла шесть лет назад, и все это время он добивался справедливости. Состоялся суд, убийцы получили сроки (правда, условные).
Анатолий Дроздов: Это групповое насилие со смертельным исходом, которое должно очень жестоко наказываться. У нас собаку убьют – уже открывают судебное дело, а здесь мужчина в расцвете сил, остались дети, внучки, мать преждевременно скончалась от расстройства.
Корреспондент: На скамье подсудимых – четверо бывших полицейских отдела полиции "Юдино". Зимним вечером они привезли в отдел не совсем трезвого Дроздова, где связали его в позе "ласточки" – это когда за спиной стягивают вместе руки и ноги – и так оставили лежать в камере. Через 15 минут Павел Дроздов скончался. Отец приходил в отделение полиции, когда сын был еще жив, но забрать его не разрешили.
Анатолий Дроздов: Один старший лейтенант там говорил: "Извини, отец, но у нас был приказ никуда его не отпускать". Между прочим, дом был рядом, через дорогу.
Корреспондент: Довести дело до российского суда удалось только после обращения родственников в Европейский суд по правам человека и распространения в интернете видео из камеры, где пытали Павла Дроздова. До этого следователи четыре раза отказывали в возбуждении уголовного дела, трижды его возбуждали, но прекращали "из-за отсутствия состава преступления".
Игорь Шолохов, юрист правозащитной организации "Зона права": Он буянил, и его "утихомирили" таким способом. А то, что эта так называемая "ласточка" не предусмотрена никакими нормативными актами, следователь просто не брал в расчет.
Корреспондент: Суда над сотрудниками полиции добивается мать другого жителя Татарстана, Сергея Щербакова. В июне 2017 года его задержали на улице, посадили в спецотсек служебного "УАЗика" и повезли в отдел полиции. По дороге Сергей выпал из автомобиля и скончался на месте. Оказалось, что отсек закрывался на обычный шпингалет, приваренный к двери кустарным способом. Силовики заявляют, что парень буянил и сам выдавил дверь. Видеокамеры в патрульном автомобиле почему-то не работали.
Альзира Щербакова: Просто ужас охватил! На государство, в общем-то, надеешься... Первая реакция – хотелось вообще просто пойти туда с гранатой, только неизвестно, где ее взять.
Корреспондент: Следователи возбудили уголовное дело о халатности, но прокуратура не усмотрела криминала в действиях полицейских и на следующий же день отменила постановление. Уже полгода Альзира Щербакова с помощью юристов правозащитной организации "Зона права" пытается отменить это решение прокуратуры, но жалобы ходят по инстанциям.
Андрей Сучков, юрист правозащитной организации "Зона права": Как Следственный комитет, так и суд отфутболивают разными способами. Получается, что между судом и СК дело может гулять бесконечно. И таких дел было много.
Альзира Щербакова: Конечно, рука руку моет, все эти органы связаны: и полиция, и прокуратура, – видимо, просто одна шайка-лейка.
Корреспондент: В марте 2018 года Верховный суд республики Татарстан в очередной раз признал незаконным постановление о прекращении уголовного дела против полицейских и вновь вернул дело в районный суд.
Марьяна Торочешникова: Вот две истории из Казани, и здесь явно видны недозволительные действия сотрудников полиции. В первом случае есть даже видео из полицейского участка, которое было приобщено к материалам уголовного дела, но все равно не хотели возбуждать дела и привлекать к ответственности полицейских, а когда привлекли, назначили им условное наказание. Когда люди слышат о таких историях, конечно, им кажется, что это абсолютная несправедливость, что государство вообще тебя не защитит. И как это преодолевать?
Дмитрий Пискунов: Для этого нужно обладать довольно специфичными юридическими знаниями и, по сути, проводить свое собственное расследование, дублировать работу Следственного комитета. Дело в том, что СК и полиция работают в довольно тесной связке, и покрывают друг друга из желания сохранить доверительные рабочие отношения.
Марьяна Торочешникова: Но ведь этот же самый следователь не может не понимать, что однажды оперативник в его деле может поработать таким же образом, а ему потом расхлебывать.
Лев Пономарев: Вся наша машина – репрессивная, и, начиная от полиции, следователей и прокуратуры, они все работают в одной связке и всегда считают, что если человек столкнулся с каким-то конфликтом с государством, то он всегда неправ. Кроме того, в нашей стране насилие считается вполне допустимым. Вот если бы руководство страны считало важным двигаться в сторону гуманизма, конечно, такие случаи не разбирались бы путем сложных юридических процедур, а сотрудников просто наказывали и увольняли бы по факту произошедшего. И это бы точно прекратилось, потому что каждый начальник знал бы: он должен следить, чтобы этого не было.
Марьяна Торочешникова: Так это же вроде бы было, когда произошла история с ОВД "Дальний": начальников отделов полиции назначили ответственными за все, что происходит. И у того же "Общественного вердикта" есть история о бывшем руководителе отделения полиции, которого сейчас судят за превышение полномочий, хотя он не знал, что у него в отделе пытали человека. Это тот редкий случай, когда правозащитники защищают бывшего полицейского, которого подставляют.
Лев Пономарев: Это исключительный случай. Там, скорее всего, просто сводят какие-то счеты с этим человеком, воспользовавшись моментом.
Марьяна Торочешникова: Но ведь Путин все время говорит, что строит в России правовое государство!
Саакашвили в течение двух лет навел порядок в полиции, и там не то что не пытают, а даже взяток не берут!
Лев Пономарев: Говорить-то можно, но таких приказов не издается. У нас есть пример Грузии: Саакашвили в течение двух лет навел порядок в полиции, и там не то что не пытают, а даже взяток не берут! А в России это не работает, потому что нет политической воли.
Дмитрий Пискунов: У нас обвинительный характер уголовного правосудия, который во многом завязан на пресловутую явку с повинной: человек сам себя обвиняет, и дальше уже легко передать уголовное дело прокурору, оно в упрощенном порядке рассматривается в суде, и человек получает срок.
Для начала нужно сделать так, чтобы явка с повинной не являлась достаточным доказательством для возбуждения уголовного дела и передачи его в суд: нельзя строить на этом все обвинение. Если человек в полиции хочет полноценно заниматься расследованиями, то он должен предпринимать очень много действий: проводить опросы, искать доказательства, – и это занимает огромное количество времени. Пока он будет расследовать дело, человек, который просто бьет задержанных и получает от них явки с повинной, успеет передать в суд пять-десять уголовных дел и пойти на повышение.
Лев Пономарев: И это уже 20 лет так! У нас во главе страны стоят силовики, и они считают это нормой.
Марьяна Торочешникова: Являясь участником Конвенции против пыток, Российская Федерация обязана раз в четыре года отчитываться перед профильным комитетом ООН. И уже на протяжении более 16 лет Комитет против пыток ООН первым пунктом в своих рекомендациях указывает России на необходимость ввести в Уголовный кодекс такой состав преступления, как пытка. Причем в Конвенции, которую Россия подписала в 1984 году, под пыткой подразумевается действия, совершенное представителем власти. Однако эта рекомендация по-прежнему не исполняется.
Дмитрий Пискунов: Не такая большая проблема в том, как называется статья. Если человек, например, совершил убийство, будучи при исполнении должностных обязанностей, то можно по совокупности применить и 286-ю, и 105-ю, и 111-ю статью.
Марьяна Торочешникова: Но ведь этого не происходит!
Дмитрий Пискунов: Это используется, но очень редко. У нас есть работающий механизм. А то, что дают условные сроки, зависит не от названия статей, а от того, какую правоприменительную практику хочет использовать судья.
Лев Пономарев: И судьи просто считают: если они дадут большой срок, это выпадет из общего тренда. Они знают, как надо, и стараются угодить системе.
Марьяна Торочешникова: Буквально на днях в Магнитогорске был оглашен приговор в отношении Салимы Мухамедьяновой – это женщина, которую изнасиловали в отделении полиции: ее пытали, над ней издевались. Она заявила об этом, потребовала возбудить уголовное дело. Дело долго не хотели возбуждать, и ее муж в знак протеста отрезал себе несколько пальцев на руках. А в итоге сейчас ее приговорили к 20 тысячам рублей штрафа за ложный донос, то есть сделали все, чтобы покрыть сотрудников полиции. Хорошо еще, что 20 тысяч: сначала прокурор запрашивал 150. Как вообще жить в такой стране, если ты не ждешь защиты своих прав в правоохранительных органах?
Лев Пономарев: Ситуация не изменится до тех пор, пока этот совершенно чудовищный случай не выведет на улицу хотя бы тысячу человек в том же городе Магнитогорске.
Марьяна Торочешникова: Разжигаете, Лев Александрович!
Лев Пономарев: А другого варианта нет. Это же мирный протест! Вот тогда точно прислушаются. Власть боится только силы, а сила мирных граждан – это выход на улицу.
Дмитрий Пискунов: Когда вы пишете заявление о преступлении, надо использовать определенные формулировки, не утверждающие, а допускающие вероятность... Например, в этом случае вы говорите: "Сотрудники совершили акт сексуального насилия в отношении меня. Полагаю, что в этих действиях могут содержаться признаки состава преступления, предусмотренного статьей 286-й". Нужно также иметь на руках медицинские документы: это может быть справка из травмпункта, хоть что-то, подтверждающее, что вы не голословно обвиняете полицейских. У нас был случай в Нижнем Новгороде, когда нашу заявительницу тоже пытались привлечь по 306-й статье, но наши адвокаты смогли ее отбить.
Марьяна Торочешникова: Человек может самостоятельно добиться привлечения к ответственности этих людей?
Лев Пономарев: Практически нет, только в каких-то исключительных случаях. Надо обращаться в организации, которые профессионально этим занимаются.
Марьяна Торочешникова: Или действовать через Европейский суд по правам человека, чтобы добиться возбуждения уголовного дела.
Лев Пономарев: Вот в США были случаи, когда белые полицейские убивали афроамериканцев, и там ведь выходил весь город, отнюдь не только афроамериканцы. Эти случаи разбирали, и, когда полицейские были не правы, их сажали. В нашей стране нельзя по-другому навести порядок: надо, чтобы было мирное гражданское сопротивление.
Дмитрий Пискунов: Это системная проблема, которую нужно решать именно системными мерами: сверху, через изменения в законодательстве, которые позволят сделать применение незаконного насилия невыгодным для полицейских.
Марьяна Торочешникова: А чтобы меняли сверху, нужно требовать снизу!
